Виталий Носков. «Любите нас, пока мы живы». Очерки. Издательский Дом «РИФ-плюс». Новосибирск, 2000
О нынешних «чеченских» войнах, официально упорно таковыми не признававшимися, в различных СМИ рассказывалось немало разного и противоречивого. И сегодня редко какой выпуск новостей обходится без сообщений и репортажей «оттуда». Но из всей этой громадной массы информации, в которой достаточно и досужих вымыслов, и скоропалительных суждений, а то и откровенной дезинформации, трудно, а подчас и невозможно составить правдивую и цельную картину того, что происходит на самом деле в Чечне. Почему, скажем, крохотная Ичкерия, частичка СССР, стала заклятым врагом России, и отчего гигантская страна никак не может уже несколько лет сладить с одной из самых захудалых своих провинций.
На эти и некоторые другие больные вопросы, касающиеся чеченского узла проблем, и попытался ответить писатель В. Носков. Его книга «Любите нас, пока мы живы» — не результат кабинетного анализа. Ее автор с 1995 по 2000 годы в качестве специального корреспондента газеты «Щит и меч» и журнала «Милиция» много раз выезжал в Чечню и Дагестан, участвовал в боевых операциях Специального отряда быстрого реагирования МВД России. За бои в Грозном в марте 1996 года он был награжден орденом Мужества. Впечатления от увиденного и лично пережитого в «горячих» этих командировках, общение с самыми различными людьми в зоне боевых действий и легли в основу очерков, заметок, зарисовок, составивших рецензируемую книгу.
Автор освещает события в основном 1994-1997 годов (хотя есть эпизоды, относящиеся и к более позднему времени). Это вполне понятно: нужна хоть какая-то дистанция для осмысления. Да и период сей в растянувшейся на годы «чеченской кампании», пожалуй, самый сложный и не проясненный.
Прежде всего, В. Носков стремится разобраться, в чем суть чеченской трагедии, почему она стала возможной и где ее корни. Он отталкивается от мысли православного Катехизиса, что «зло — неправильно понятая свобода и неверно направленная воля». Применительно к Чечне ее можно истолковать так: люди злой воли — корыстные политики, авантюристы, преступники и т.д. — взялись бессовестно эксплуатировать свободолюбие чеченского народа. Как в самой Чечне, так и за ее пределами. Хотя, по убеждению автора книги, одно тесно связано с другим и, если оглянуться в прошлое, было связано всегда.
«...недоброжелатели России (в данном случае чеченцы — А.Г.) язычески, как Богу, поклонялись свободе, на самом деле оставаясь вассалами крупных, враждебных нам, государств, использующих малые народы в личных стратегических целях, — напоминает В. Носков и задается вопросом: — Разве в конце XX века такое не происходит в Чечне?»
То, что именно «такое» и происходит, автор подтверждает, обращаясь к богатому документальному и фактическому материалу, а также прибегая к многочисленным историческим параллелям и ретроспекциям (исторический фон книги вообще, надо сказать, весьма насыщен). Подтверждает, в частности, что в Чечне «кроваво столкнулись интересы мировой политики, закулисная возня Востока, Запада, России», что «банды Радуева и Хаттаба нацелены на войну за вытеснение России с Кавказа» и что чеченские войны в основе своей — это мафиозная экспансия с идеей мусульманской фундаменталистской конфедерации от Каспия до Черного моря«.
Весьма красноречивым свидетельством намерений мусульманского «передела мира» являются приводимые в книге «Любите нас, пока мы живы» тексты листовок, гулявших по Дагестану перед второй чеченской войной:
«...Моджахеды Кавказа объявляют о начале освобождения земли Кавказа от власти русских оккупантов — палачей народов. Кавказ должен быть свободной Великой Державой, которой Россия должна платить налоги...»
Полемизируя с журналистами ряда СМИ, объявлявших Дудаева с его сподвижниками чуть ли не борцами за народное дело, В. Носков высвечивает истинные цели чеченских лидеров и убедительно доказывает, что чеченский конфликт ничего общего с национально-освободительным движением и борьбой против притеснений веры не имеет, что война эта не освободительная, не религиозная, а сугубо криминальная, или, как называет ее нынешний глава Чечни Кадыров, — «коммерческая». (Сам автор выражается по сему поводу жестче и определеннее: «Чечня омафиозила всю Россию. Мафия свела свой народ с ума»). Хотя Дудаев и те, кто за ним стоял, педалировали именно национальные (а вернее националистические) и религиозные (в самом ортодоксальном их варианте) чувства чеченского народа, будоража в нем историческую память и направляя ее в нужное им русло.
Так, дудаевская пропаганда постоянно эксплуатировала «только месть за людские потери Чечни от кавказских войн и сталинского выселения», умело пользуясь тем, что дистанцию между прошлым и настоящим чеченцы чувствуют плохо, что «для чеченца XIX век — это было вчера». «Историческая память чеченца — опасная тропка к малодоступной горной вершине» эфемерной абсолютной свободы, — замечает автор. Куда тропка эта, в итоге, завела, мы сегодня видим.
Да и не могла не завести, если поводыри чеченского народа руководствовались волчьей моралью и даже в качестве государственного символа своей республики, «национального знака» взяли волка — скрытного, потаенного, предательски коварного хищника, отбирающего то, что ему не принадлежит, и любящего убить больше, чем он может съесть. (Недаром волк был древнеязыческим тотемом). И совершенно прав В. Носков, когда говорит, «что несчастные люди те, кто живет под таким символом. Решиться на такой государственный флаг означало избрать для своей страны одиночество... Небывалое горе, когда на знамени народа — волк... Избрать его своим символом могли только ослепленные люди...»
Каковыми, собственно, чеченцы и оказались. Ослепленные жаждой безграничной власти и денег чеченские лидеры ослепили свой народ, подняли его на войну, заставили простых чеченцев стрелять в таких же рядовых россиян с мыслью, что они совершают подвиги.
Да и как было не ослепнуть, если, как пишет В. Носков, «огромные деньги брошены там на возбуждение ненависти, а не на поиски истины в себе. Ведь при Дудаеве чеченский народ воспитывался в абсолютном самолюбовании и на чувстве личной безгрешности. Его вели волчьей тропой в поисках легкой добычи».
Внушалось чуть ли не расовое превосходство, что отразилось в первую очередь на русском населении Чечни, которое испытывало по отношению к себе самый настоящий геноцид: «У русских можно было отнять все, что приглянулось вооруженному боевику: жизнь, дочь, жену...». И примеров, подтверждающих это, читатель в книге В. Носкова найдет немало. В то же время, отмечает автор, «сотни обращений русскоязычного населения в российскую Комиссию по правам человека, западные миротворческие организации оставались без ответа.
Невольно встает вопрос: почему же Россия терпела такой бандитизм? Почему она вообще долгое время так странно строила свои отношения с Чечней, позволяя ей вытворять то, что никакому другому субъекту федерации не позволила бы?
Отчасти потому, считает автор книги, что Россия в то время вела откровенно прозападническую политику и пуще глаза боялась, как бы Запад на нее не прогневался да мировое сообщество не осерчало, не погрозило бы пальцем: не обижайте, мол, маленьких!..
Впрочем, оглядка на Запад до сих пор тормозит решение чеченской проблемы. Даже тогда, когда чеченский бандитизм и терроризм, сбросив маски, явил себя во всей красе, «мировое сообщество, — по образному замечанию В. Носкова, — бдительно следило за тем, чтобы охотники не обидели режущих все живое волков, ведь по плану мероприятий их, волков, вроде бы уже и нет и якобы это сами охотники от скуки постреливают друг в друга».
Следствием такого вот традиционного отношения к России как к потенциальному врагу, которого надо ослабить, стреножить, поставить на колени любой ценой, и политических игр вокруг и внутри нее, стали как крупные просчеты в ведении «чеченских кампаний», так и несоразмерные их жертвы.
Прозападничество российских политиков середины 90-х годов заставило Россию стать обороняющейся стороной по отношению к собственному субъекту федерации и привело к парадоксальной ситуации, когда объявившая себя независимой Чечня продолжала в качестве формальной части России требовать на свои нужды российские деньги, пользоваться российскими энергоносителями и т.д.
«Почему мы так нетребовательны? — задается вопросом В. Носков и, приводя многочисленные факты, подводит читателей к мысли, что бандитскую Чечню, к прискорбию, вздрагивая от грозных международных окриков в свой адрес, собственными попустительством и нерешительностью (в то время как «чеченские формирования считаются только с силой») взрастила сама Россия. Скорее всего, и чеченских войн не было бы вовсе, если б Россия изначально повела себя по-другому. Причем не только по отношению к самой Чечне, которая, пользуясь безнаказанностью и вседозволенностью, все глубже опускалась «в трясину уголовного беспредела», но и тех зарубежных спецслужб, которые ангажировали ее «на активные экстремистские действия против России».
Руководство страны и большая часть российских политиков долгое время не могли (или боялись) поверить, что маленькая Чечня вышла «на тропу войны» с великой Россией. А отсюда и упорное нежелание признаться себе и другим, что в Чечне идет самая настоящая — партизанская и контрпартизанская — война. В результате же, пишет В. Носков, «армия и внутренние войска, милицейские подразделения России стали заложниками политического решения о классификации боевых действий в Чечне как конфликта низкой интенсивности, за чем последовало противодействие ограниченными средствами. Дескать, воюем-то со своим народом. Но, — подчеркивает автор книги, — и в 1995 году мы воевали с террористическим преступным интернационалом, к 1999 году набравшим в Чечне страшную силу, идеологией которой была дикая ненависть к России».
Последствия такого «политического решения» оказались весьма печальными, во многом трагическими... И прежде всего потому, что российским воинам любыми способами и мерами не давали воевать в полную силу (а это, кстати, одна из главных причин и затянутости конфликта, и многочисленных жертв). Мы, к примеру, узнаем из книги, что российским солдатам долгое время разрешалось открывать огонь «только по явно атакующему тебя противнику. Поэтому за боевиками всегда право первого выстрела». И они во всю пользовались этим правом, обстреливая федеральные силы не только из естественных укрытий, но нередко и из «заселенных пятиэтажек».
Но еще хуже, когда в разгар успешно начавшейся операции вдруг отдавался приказ о ее прекращении или отступлении, когда по указанию сверху позволяли спокойно уйти окруженным боевикам (а ведь сколько было подобного рода преступных приказов!).
В книге есть эпизод об одном генерале, который приехал в Чечню отличиться. «Он и отличился. Приказал снять блокпосты, отменил пропускной режим. В Гудермес бандиты входили без оружия, поодиночке, оружие у них было на сохранении в городе. Генерал пропьянствовал четыре дня. Таким образом, он участвовал в неком миролюбивом процессе, а окна в месте его ночевки были закрыты бронежилетами, которые он забрал у омоновцев».
Мешали российским воинам сражаться с бандитами в полную силу и так называемые «переговорные процессы», которые были часто ножами в спину для федералов и палочкой-выручалочкой для боевиков.
И вообще, с горечью констатирует В. Носков, «если у чеченцев в их борьбе развязаны руки, то российским военным политиками навязана ирреальная линия поведения, которую один из мудрецов-солдат сформулировал так: «В любой войне командир думает, как бы уничтожить противника, а здесь, в Чечне, большие начальники думают, как бы сохранить противнику жизнь».
Размышляя о том, почему в 1995-1997 годы в войне с Чечней Россия выглядела так иной раз бледно, автор книги «Любите нас, пока мы живы» обращает читательское внимание на следующий момент: «Готовясь к выходу из состава России, Дудаев создал по-современному вооруженную, обученную армию. Россия, словно пребывая в плену баптистских религиозных идей, воспитывала отвращение к оружию. Дудаев же совершенствовал молодежную военно-спортивную подготовку. Россия безалаберно разоружалась, как мог себе позволить только душевнобольной, а дудаевская Ичкерия... всю свою жизнь подчинила будущей войне».
Сюда же следует добавить огромное количество оставленного советской армией после ее ухода из Чечни оружия и военного снаряжения и то обстоятельство, что многие боевики в свое время были советскими офицерами, заканчивали советские военные училища. А потому ничего удивительного в том, что «прирожденные воины» чеченцы воевали не только храбро, но и грамотно, автор книги не видит.
Куда удивительнее, хотя и вполне логично в свете избранной московскими политиками позиции, что профессиональной по существу чеченской армии, усиленной иностранными наемниками и отпетыми уголовниками, нередко противостояли необученные, необстрелянные, полуголодные восемнадцати-девятнадцатилетние мальчишки.
Не легче приходилось и элитным подразделениям. «Если коснуться даже самого малого — экипировки элитных подразделений МО, МВД РФ, — отмечает автор, — то и она, на удивление, резко уступает снаряжению дудаевских спецназов». Да что снаряжение, если «в Чечне даже спецназ (российский, имеется в виду — А.Г.) питается чуть лучше собак»! И вообще российские воины вынуждены воевать там «в условиях, которые не вынести ни одному западному военнослужащему».
Что это за условия, можно представить себе хотя бы по такой вот детали картины боя собровцев с радуевскими террористами под Первомайском, куда их, специалистов определенного профиля, бросили как обычных пехотинцев:
«Двое с половиной суток... провели на январском морозе, то, забываясь коротким сном, то участвуя в ночных перестрелках и снайперских дуэлях... Двое с половиной суток упорных боев на стылой земле, когда один сухой паек на троих, нет чистой воды, раненые... А потом по ним ударили... свои вертолеты. Ошиблась родная артиллерия: снаряд разорвался в пяти метрах от делящих одну бутылку водки на пятерых, горлышко которой начисто срезал осколок».
И еще одна немаловажная вещь. Российским воинам приходилось испытывать постоянное сильнейшее психологическое давление. На фоне же плохого снабжения, бездарного руководства генералитета, ведомственных нестыковок, закулисных политических игр, оно оказывалось вдвойне мощным. В книге В. Носкова можно встретить немало ярких деталей развязанной чеченцами психологической войны.
Так, например, выходя из своих машин к омоновцам для проверки на блокпостах, водители сначала демонстративно, в знак презрения, плюют себе под ноги и лишь потом разговаривают. А уж сколько разных угроз от боевиков по радиосвязи слышат в свой адрес российские солдаты, сколько обещаний отрезать им головы, вспороть животы!..
Не лучшим образом действовал на психику и ритуально-мистический танец чеченцев «Зикр», который они, настраивая себя, исполняли перед каждым боем. «Потом, продолжая ритмично бить в ладоши, быстрой извивающейся змеей они выдвигались к высоте, а атаковали ее уже бешено воющими волками».
Или вот такая пронзительная, говорящая за себя деталь. Захваченного российского военнослужащего накачивают болеутоляющим, перетягивают жгутами руки и ноги, а затем отрубают их и выставляют обрубок (с садистским юмором чеченцы называют его «русский самовар») «перед своими позициями как прокламацию», как устрашающее жестокое назидание.
Естественно, что многие спецназовцы (особенно разведчики) носили при себе гранату, полагая, что «лучше самоликвидироваться», чем терпеть в плену адские муки и унижения.
Относясь достаточно критически ко многому, что происходило в последнее пятилетие минувшего века в Чечне, В. Носков, в то же время, с чувством глубокого уважения, признательности, сострадания, а часто восхищения и даже преклонения, относится к тем, кто делает черную и главную работу на войне, — к их храбрости, мужеству, стойкости, самоотверженности, профессионализму, благодаря которым, несмотря на бешеное сопротивление, чеченскому волку все-таки дан был укорот.
Целый ряд отдельных очерков и зарисовок посвящено им, героям нынешних чеченских войн: собровцам, спецназовцам, солдатам и офицерам внутренних войск, десантникам, казакам, простым милиционерам... Перед лицом смертельной опасности они показывали и доказывали (нередко ценой собственной жизни), что есть еще в России люди, способные защищать Родину и давать отпор врагу. Верность воинскому долгу, присяге и обостренное чувство ответственности движет их поступками. Ах, если бы хоть чуточку походили на них некоторые наши политические и государственные деятели! И трудно тут не согласиться с горькой репликой автора — действительно, «правительство России должно быть достойно своих бойцов».
Хотя, как известно, по поводу чеченских войн и их жертв у ряда шибко «демократически» настроенных политиков (бывший правозащитник С. Ковалев тому красноречивый пример) и их обслуживающих журналистов существовала и другая точка зрения: и продолжение войны с целью восстановить целостность страны, и порядок, и ее жертвы априори признавались бесцельными и бессмысленными.
В. Носков такую позицию категорически не приемлет («...мы никогда не назовем погибших в Чечне бессмысленными военными потерями»). Рассказывая о подвиге трех кизлярских милиционеров, которые первыми стали на пути радуевских боевиков, он говорит: «Кто-то должен был остановить чеченский пир вседозволенности, покарать распоясавшихся бандитов». Или вот, спрашивается, за что отдал свою жизнь молодой стрелок кизлярского ВОХРа, охранявший в те же дни мост через реку? Он закончил смену и мог бы спокойно уйти домой. Но он вступил в бой и не позволил бандитам выполнить свою боевую задачу. Что двигало им? «Выросший на Кавказе, он знал, что безнаказанность плодит все новые преступления. Чтобы они не множились, он, как и три кизлярских милиционера, отдал свою жизнь». И «святой, ранний и мученический» «венец их смерти», убежден писатель, есть «пример незабвенного героизма».
Увы, но Родина, интересы которой отстаивают герои чеченских войн, не спешит воздать им должное, в лице своих равнодушных и черствых чиновников не торопится прийти им на помощь и позаботиться о достойном их будущем. И об этом В. Носков тоже пишет в своей книге.
Книга «Любите нас, пока мы живы» — о войне. Но рассказывает она не только о бойцах различных силовых структур, непосредственно противостоящих боевикам. В поле зрения автора люди разных социальных слоев, профессий, общественного положения, вероисповедания и т.д., волею судьбы втянутых в огненную воронку чеченского конфликта. Здесь и военные врачи, спасающие жизнь раненным воинам в сложнейших полевых условиях, и православные священники, испытавшие после гибели их храма чеченский плен, и российские матери «с портретами пропавших без вести сыновей», стоящие вдоль дорог, по которым идет военная техника, и передвижная медицинская лаборатория, офицеры которой занимаются опознанием тел погибших, и чеченский врач, взявшийся на поле боя оказывать помощь бойцу, сраженному снайперской пулей боевиков, и две чеченские девушки, под огнем перестрелки пробравшиеся на блокпост, чтобы сообщить, что неподалеку лежит истекающий кровью российский спецназовец... Все это — тоже необходимые штрихи объемистого документального полотна о Чечне, созданного В. Носковым, без которых оно, безусловно, было бы куда менее полным, точным и выразительным.
Последние два эпизода (о чеченском враче и девушках-чеченках) говорят, кстати, о том, что автор вовсе не отождествляет весь чеченский народ с бандитами и террористами. Напротив, он обращает наше внимание на то, что «в Чечне быстро усваиваешь, что она разделена на два стана» и что здравомыслящих, настроенных против воцарившегося режима чеченцев тоже очень немало.
«Любите нас, пока мы живы» — книга по жанру документальная, но назвать ее можно было бы и документально-художественной, поскольку есть в ней немало чисто художественных деталей, образов, языковых оборотов и даже целых эпизодов. Таких, например, как зарисовка о русском подростке (его отца убили, мать стала заложницей бандита), взорвавшем схрон с оружием и боеприпасами накануне крупной операции боевиков («Взрыв на Тереке»), которую можно считать вполне самодостаточной новеллой.
Впечатляющие, зримые в своих точных, выпуклых, колоритных деталях репортажи, очерки, зарисовки В. Носкова не оставляют читателя равнодушным еще и потому, что они пронизаны душевностью и острой сердечной болью. «Я болен войной. Она в каждой клеточке моего тела. Я отравлен ею», — признается В. Носков, и вслед за ним это же самое могли повторить многие его персонажи. Но именно эта боль и помогла автору создать предельно честную, правдивую, глубоко искреннюю книгу о чеченской трагедии, изувечившей судьбы многих россиян.
Григорий АРАБЕСКИН
Арабескин, Г. Пламя и тьма «Необъявленной войны» [Электронный ресурс] / Г. Арабескин // Режим доступа: http://kultura.kurganobl.ru/3612.html. — Загл. с экраена. — (Дата обращения: 16.08.2017).
Родился 1 августа 1950 года в городе Кургане. В 1968 г. окончил Курганскую среднюю школу № 30. Учился в Курганском пединституте, много ездил в археологические экспедиции, организовал общественное движение за возрождение Далматовского Успенского монастыря, был тренером по самбо. В1981 году окончил Литературный институт им. Горького при Союзе писателей СССР. Работал литсотрудником Курганской областной молодежной газеты «Молодой ленинец», литературным консультантом Курганской областной писательской организации, обозревателем газеты «Щит и меч», журнала «Милиция» МВД России, консультантом Межрегиональной ассоциации социальной защиты ветеранов спецназа «Русь». С 1995 по 2001 годы в качестве специального корреспондента газеты МВД России «Щит и меч» писатель Виталий Носков работал на территории Чечни. Земляки — собровцы, спецназовцы Управления исполнения наказаний (УИН) и внутренних войск, десантники, терские казаки, солдаты-москвичи, уральцы, сибиряки стали героями его документальных очерков и рассказов, материал для которых собирался на передовой, в боевой среде, в ходе специальных операций против чеченских боевиков и наёмников. В течение марта 1996 года, в ходе городских боёв в Грозном, с оружием в руках воевал на блокпостах, участвовал в поисках тел павших смертью храбрых курганских собровцев: командира СОБРа, подполковника милиции Евгения Родькина, майора милиции Владимира Звонарёва, лейтенанта милиции Константина Максимова. 14 марта в ходе спецоперации Носков был проводником сводного отряда СОБР Центрального региона, под огнём противника вывел в заданный квадрат потерявших ориентиры собровцев, за что был награждён орденом Мужества. А в конце марта выполнил печальную миссию, вылетев на «чёрном тюльпане» из Грозного в Ростов-на-Дону, сопровождая останки героев своих очерков — собровцев: посмертно удостоенного звания Героя России подполковника Евгения Родькина, кавалера ордена Мужества лейтенанта Константина Максимова.
