Евгений Александрович Евтушенко неоднократно включал стихи Еранцева в свои знаменитые поэтические антологии, в том числе «Строфы века» и «Десять веков русской поэзии». Публикуемая статья впервые напечатана в газете «Новые известия» в 2008 году, позднее — в журнале «Тобол» за 2009 год.
Чтобы понять, насколь¬ко этот курганский поэт был по всему своему естеству неслучаен в русской поэ¬зии, достаточно распахнуть наугад его итоговую книгу, вышедшую, наконец, в про¬шлом году, через тридцать пять лет после его трагичес¬кой смерти.
А умер он, захлестнув шею шнуром от электро¬утюга. Это кажется неверо¬ятным после преисполнен¬ных обожанием жизни строк:
Ах, что за утро нынче:
уж не мед ли
Разлился по земле и по земли?
Прошаркали, перебранились метлы
И дружно в лес по прутики пошли.
Что случилось с ним — человеком, который одним солнышком и даже двумя ненасытными не мог утолить свою жажду света, а ему еще хотелось и третьего?
...Запомнить запах бытия,
И знать, что никуда не денусь,
И так уйти, как будто я
На третье солнышко надеюсь.
А кто, кроме него, сумел бы увидеть похлопывающую себя ушами по спине зайчиху и зайца, похожего на «Аленушкин, белый. Потерянный узелок»!
Но любовь Еранцева не замыкается на пейзажах и на животных, столь милых его сердцу, а подолгу и подробно высвечивает людей, в частности, в лучших, истинно народ¬ах поэмах, редких среди сегодняшнего показного маргинализма: «Голодный остров» и «Пророк», где наливное русское слово упружится и похрустывает на зубах горькими семечками мыслей.
Над ковшом погибая от жажды,
Всю Россию измерил пророк:
Вдоль — однажды, да наискось дважды,
Да четырнадцать раз поперек.
Всяко пожил: скоромно и постно,
Покипел и в добре, и во зле,
В землю — рано, а в небушко — поздно.
Остается одно — по земле...
Что ж ты, Алеша, сам себя не послушался, раз понимал, как тебе еще надо пожить на земле и, главное, как ей это тоже надо! Что ж ты наделал с собой? А может, не ты — а люди с тобой? Неужели так мало хороших людей тебе попадалось, что плохие перевесили? Да их же всё равно на белом свете, и на нашей русской земле, меньше, чем людей добрых, которые рано или поздно тебя бы поняли. А то увел ты сам себя из жизни еще собой недорассказанного, другими недоузнанного, недочувствованного, а если и понятого, то мало кем, кроме самых близких друзей твоих.
Потрясает поэма «Пророк» тем, что в ней прорезается метафора будущей распутинской Матёры и даже подлодки «Курск» заодно: «...Домовина На ставнях подводных, В домовине, На плахе — Пророк. <...> - Помогите! — И вроде бы — эхо Народилось в плавучей избе. — Задыхаюсь! — А сверху — зевота. Долгий кашель, Зевок, Матерок... И каблук в потолочину: — Кто там? — Степка Лыков... — А кто ты? — Пророк...» С павлова-васильевской нутряной дикой силой, фламандско-казацким маслом «Соляного бунта» про¬дано на страницах этой великой, но не прочтенной вовремя поэмы: «Только в избах плакали плахи, Только вспомнила баба о свахе, Приголубили диких утят — Глядь-по-ядь: На стальном ветропрахе Женихи и поллитры Летят. Так и выпали — В шутку не в утку — Прямо в бабий, заждавшийся круг. У Татьяны последнюю юбку Так и выдрало ветром из рук. Да по трубам — винтом! По антеннам! По скворечникам, Полным скворчат! И спускаются трое. В военном, Из карманов — Указы торчат... Тех указов — Над пропастью пропасть! Но один и теперь знаменит: «Вожака и пророка Не трогать, Наградить. А народ — заменить». Даже дух перевести хочется — так его от стихов не перехватывало. Слава-то у нас лупоглазая да слепоглазая — такое чудо в поэзии проморгала, дуреха. А теперь попробуй достучись до людей, докажи им, что это ими проморганный шедевр.
Напечатав в «Новых Известиях» два десятка дивных — одно лучше другого — стихотворений самарца Михаила Анищенко (см. номер от 03,08.2007. — «НИ»), я обратился к издателям: хватайтесь за него немедля — это же поэт где-то между Сергеем Есениным Николаем Рубцовым. Так почти год на раскачку понадобился. Мне кажется, и Есенина не заметили бы, появись он сейчас. Я вот недавно был в Самаре, спрашиваю у начальника местной культуры: «А где же Анищенко — ваш замечательный поэт?», а она растерянно плечами пожимает: «Сами теряемся в догадках... Уже несколько месяцев найти не можем...» Пора бы научиться отдавать должное тем, кто хранит русское слово. Молодцы курганцы, что издали самое полное «Избранное» Алексея Еранцева, да только жаль, что не при жизни автора.
Другая его поэма — «Голодный остров» — тоже некрасовской силы. Само название — образ нового голода, который все-таки грызет лучших людей нашей страны, голода по духовности, которой у нас явная нехватка. Животной сытостью, ведущей к заевшемуся равнодушию, мы этот голод никогда не утолим. Прав был Алексей Еранцев, который в застойные годы сумел-таки пророчески написать: «И этот, В душе разразившийся голод, Не выжечь, Не вытравить, Не утолить...» Смотрю на фотографии Алексея Еранцева, похожего то ли на Отто Юльевича Шмидта, то ли на ирландского шкипера с подобающей бородкой, и никак не могу понять, откуда у него взялись силы, чтобы не в лучшие времена сохранить такую нравственную энер¬гию. А если она в нем была, почему же не защитила от временного затмения?
Или слишком велико было несовпадение его идеализма и цинической реальности вокруг него?
Но в этом и наша вина, и моя вина тоже. Я открыл его лишь в 1993 году, включив четыре стихотворения в «Строфы века». А нынешняя курганская книга подоспела к из¬данию новой антологии, показав, какого большого поэта и редкостного человека мы в Еранцеве потеряли. Любой нераспознанный нами талант — наша национальная потеря. Вернем ему хоть сейчас ту славу, которую он заслужил при жизни, и не будем так же близоруки по отношению к молодым талантам, которыми наша поэзия — я уверен — не скудеет.
Где наше третье солнышко, Алеша?
Оно восходит и заходит в нас.
И столько на земле людей хороших,
но больно, что тебя никто не спас.
Мы помним имена Тарзанов, Чит,
а вот твоя фамилия - Еранцев -
для многих русских, как для иностранцев,
с такой провинциалинкой звучит.
Какой, Алеша, ты провинциал,
когда твой стих, пророческий невольно,
под грузом всех обид не провисал,
но позвонку любому было больно.
Мы многих припоздняемся признать.
Духовный плебс - эстрады нашей знать –
элитные оттачивает вкусы,
да и в ЕГЭ, возможно, глядь-поглядь,
однажды впишут Пушкина в зулусы.
Я этой антологией горжусь,
не слишком веря бляшкам и парадам,
и, честно, буду рад, что окажусь
с тобой хотя бы в алфавите рядом.
А кто там будет через тыщи лет
в могиле, в роли юноши ли старца,
оставшийся читаемым поэт, неважно...
Лишь бы хоть один остался.
Евтушенко, Евгений. Надеявшийся на третье солнышко: (об Алексее Еранцеве) [Электронный ресурс] / Е. Евтушенко // Режим доступа: http://kultura.kurganobl.ru/3578.html. — Загл. с экрана. — (Дата обращения: 13.12.2016).
Родился 28 февраля 1936 года в селе Павловском Алтайского края в крестьянской семье. Детские и юношеские годы прошли в селе Жидки Петуховского района Курганской области. В 1961 году окончил факультет журналистики Уральского государственного университета. Работал литературным сотрудником газет «Молодой ленинец» и «Советское Зауралье», редактором Южно-Уральского книжного издательства. Алексей Еранцев занимался живописью, мог стать художником, но выбрал поэзию.
Алексей Еранцев. Портрет работы художника Г. Травникова
