Обычный режим · Для слабовидящих
(3522) 23-28-42


Версия для печати

«Небо над Тоболом»

Марина Перова

Поэзию Марины Перовой отличают философичность, экспрессия, пронзительная современность образов и сюжетов. В первую книгу курганской поэтессы вошли лирические стихотворения о Родине и ее истории, о высоком и трагическом чувстве любви.

***

Вселенная направит каждый опыт
Твоих пугливых маленьких шагов:
Ты только слушай, слушай тайный шёпот 
Из леса и с озёрных берегов. 

Не оттолкни соломенные руки,
Не пропусти ветряные слова,
Когда через мосты и акведуки
К твоим ногам потянется трава!


Перун1

Огнём полыхают, грозят небеса. 
Уходят из русской земли чудеса.
Повержено Коло2. 
Блестят в его свете мои стремена, 
От тяжести гнутся к траве рамена3  –
Я рублен и колот.

Летят над водой издали голоса: 
«Во имя Отца, и Иисуса Христа, 
И Духа Святого!» 
И дыбится конь, и пылает земля, 
И души арканит тугая петля  
Могучего Слова4. 

Ведёт проповедник ко брегу Днепра –
Туда, где кончается песнь гусляра, 
Ломается посох. 
И в реку взволновано Русь потекла… 
Я звал погодить, но она не вняла – 
Обрезала косы. 

Зальют черноризцы5 священный огонь, 
Хоругви поднимут, пойдут посолонь6 – 
Сотрут мои руны… 
Ударил мой конь о небесную твердь.
Я стрелы и ливень над Русью изверг – 
Запомни Перуна!

1. Перун - бог грома и войны в славянской мифологии
2. Коло – колесо (старослав.), образ Солнца
3. Рамена – плечи (церковнослав.)
4. Слово – здесь: Слово Божие, Евангелие
5. Черноризцы – монахи (церковнослав.)
6. Посолонь – здесь: крестным ходом


Старый дом

С похорон – хвоя на пороге. 
Оборвались у окон ставни –
Не сомкнуть тебе старых вежд, 
От тоски пустых и стеклянных. 
Под забором твоим – полынь, 
На задворках твоих – сороки. 

Небеса над тобою выше – 
Так глубоко ты в землю врос, 
Что крапива достанет крыши. 
Ты кряхтишь, как старик. Но дышишь, 
Как великий земной покой – 
Издалёка тебя услышала. 

Над тобой – высота бездонная. 
Над хозяйкой твоею – крест. 
Под крестом трава неуёмная – 
До любых дотянется мест.


Деревянные  боги

Зовут колокола. Тяжёлым гулом 
Встаёт их весть от неба до земли,
Наотмашь бьёт по деревянным чурам, 
Чтоб удержать господства не могли. 

Бьёт по богам – по старым, деревянным, 
Расколотым на щепы, безымянным…  
Бредёт народ на похороны их,
От звона призывающего тих.

Огонь дрожит, облизывая лики 
Богов в костре – и тех, что у костра, 
Уравнивая малых и великих. 
И стынет прах под знаменьем креста.  

Растерзанное небо громом рвётся. 
Последний чур над Русью дымом вьётся. 
Несётся звон. Свершилось, наконец!
Единому – единственный Венец.


Лавра

1.

Уснувшие ели. Заснеженный бор.
В дремучих лесах подмосковных
Растёт колокольней до неба собор
И звоном зовёт колокольным.

Вдоль белых, с бойницами узкими, стен,
Трудом и постом возведённых,
Бредут чернецы. Изживают свой тлен
Молитвами нощно и дённо.

Блуждают их стоны меж каменных плит,
Питают седые поверья.
Несутся столетья, а Лавра стоит.
И падает снег на деревья.

2.

Грозные, дивные, древние лица!
Стены черня меловые,
Кисть  вдохновенного иконописца
Пишет глаза огневые.

Тёмной, дремучей, дурманящей цепью 
Бесы опутали разум.
«Ты не кичись своим даром, отребье!
Даром ты стал богомазом!

Господи Боже, предобрый Иисусе,
Дай благодать неземную!
Больше гордынею не осквернюсь я.
Встать мне позволь одесную!

Дай мне коснуться пресветлого лика,
Только не кистью – душою!
Грешную плоть ради этого мига 
Тяжким постом успокою…».

Рясой спелёнуто юное тело, 
Поясом стянуты чресла.
Куполом ввысь – ослепительно белым –
Церковь, Христова невеста.

3.

Я ни во что, кроме жизни, не верю.
Я ни во что, кроме мира, не верю.
Я ни во что, кроме тела, не верю.
Бог для меня – это я.

Я никогда не склонялась в молитве.
К плачу смиренья глаза не привыкли.
Так от чего пред Тобою поникли
Гнев мой и гордость моя?

Тёмного пола коснулись колени.
Что называется благоговеньем?
- Боже, прости меня и не отвергни! 
Губы – не я! – говорят.

Я бы 
       ни слова сейчас
                     не промолвила.


***

Дубравы и ельники,
Липы медвяные…
Несётся мой поезд
Сквозь Русь деревянную: 
Избушки косые,
Пустынные станции…
Согретыми травами,
Запахом странствий, 
Волшебною сказкой
В окошко повеяло.
Зелёными лапами
Ели задвигали –
Яга расплясалась,
Разгневалось Лихо ли?..
А поезд всё тянется,
Режет колёсами
Сказку мою…
Мне за соком берёзовым
Прыгнуть в окошко –
Да в Русь…
Ан, не велено.


***

Так часто, закрыв воспалённые веки,
Я вижу, как ты просыпаешься рядом.
Волной по спине – удивленье и трепет. 
Я будто пьянею от каждого взгляда, 
Который отнять у тебя удаётся.
Безумие ночи, горячего тела, 
Несказанных слов в моей комнате вьётся, 
Тобой заполняя её до предела.

Подёрнуто дымкой осеннее солнце,
И бьётся беззвучно за окнами ветер.
А мне только думать тебя остаётся,
Как думает осень ушедшее лето. 


***

Сгорают блики солнечного дня 
И стынет жар седеющего лета.
Ты никогда не будешь «для меня»,
А я не стану спрашивать ответа.
Так прям и прост твой жизненный огонь,
Но как мне подойти к нему непросто!
Он не даётся в робкую ладонь, 
А стать смелее не хватает роста.
Как зарево – закат очередной.
Твои глаза всё так же смотрят мимо… 
Иду из бесконечности домой,
И режут воздух взвизгами машины. 


***

Деревянные боги не умерли – 
Деревянные боги спят. 
Им не слышно, как бьют к заутрене, 
Как ветра зимой северят. 
Потому-то хлеба повысохли, 
Потому-то сады повымерзли, 
Потому-то леса горят. 

Боги спят, и им снятся внуки, 
Снятся пляски вокруг костров. 
Деревянные тянут руки – 
Помнят люди своих богов? 
Назовут ли богов по имени? 
Назовут ли себя по имени 
Бородатых своих отцов? 

Боги ждут, пока мир оглянется, 
Одинокая, ждёт земля
Так давно, что пора отчаяться –
Да богам горевать нельзя.


***

Я больше не смотрю на календарь.
Ноябрьские ветры и морозы
О полуобнажённые берёзы
Ударили, как в колокол звонарь
В час неурочный вестью о пожаре.

Я – неумолчный благовест и жар,
А ум и тело изморозью взяло.
И осень несгоревшая увяла,
И воздух удивлённо задрожал, 
Когда огонь и холод повстречались.

Я больше не смотрю на календарь,
Зачёркнутые крестиками числа.
До нашей встречи время не исчислить – 
Тебя не будет завтра, как и встарь,
Как никогда на свете не бывало.
Я больше не взгляну на календарь!


***

Огнём багряным небо занялось,
Когда ведро с водой я поднимала.

В безумной пляске огненные блики
На глади водной яростно и зло   
Дробили мир и умножали лики,  
И солнце в этом множестве росло,
А дна лучом никак не доставало.

Тогда я опустилась на колени
У старого забора на снегу,
Растерзанном на всполохи и тени,
И стала пить. 

Но так и не могу 
Вместить в себя огромное светило!
А снег сияет розовым и красным,
И небо пламенеет надо мной
Желанием единства неугасным.

Оно – перед лицом и за спиной – 
Мой лес и дом – меня! – испепелило. 


***

Век без царя.
Сам себе царь.
Нет надо мной господ.
Зори горят.
Сердце – алтарь.
Март. Семнадцатый год.


***

Ты улыбнулась, глядя на меня, 
Как улыбалась всякому, наверно.
Но только у меня в тот миг блаженный
Дыханье стало жарким от огня.
Переполняясь чистой синевой,
Под ноги опрокидывалось небо.
Ах, как хотелось сделать это мне бы –
Уйти в небесный омут с головой!


***

Жадно смотрю
              в эти сжатые губы,
Серых глаз 
                 серебро.
Небо сегодня
              на радости 
                           скупо
И на закат щедро.

Полон перрон,
             и на полном перроне
Каплей последней – мы.
Руку твою
            неподвижную трону.
Души от слёз
                          немы. 

Выдави, 
           выброси 
                     нас обратно,
Сумок и тел толпа!
Снег на вагонном
           окне квадратном
Жадно к стеклу 
                       припал. 

Я допиваю
           любимый запах,
Прячусь в твое пальто. 
Гаснет 
          закатом сожжённый 
                                         запад.
Прячет моё «потом».

…Кто-то уже 
          заливает «Ролтон»,
Сахар в стакан
                      кладёт.
Снег 
на вагонном
            окошке жёлтом
Сумрачный взгляд крадёт.


***

На печи моей рыжий кот сидит, 
Стережёт дрова, за огнём следит – 
Не пролился бы краской пламенной
На печи моей краснокаменной!

Зелены глаза, да раскос прищур, 
По ушам течёт шерсть медвяная. 
На кота глядит деревянный чур.
Чутко спит изба деревянная.

От огня в печи подожгу траву. 
Ты, полынь-трава заповедная! 
Окурю избу. 
Обойду вокруг.
Береги нас, небо рассветное! 


***

Вперёд!
Вперёд!
Без устали вперёд!
Не сметь упасть, 
Не сметь остановиться!
Хрустит под каблуком прозрачный лёд,
И в старом доме стонет половица. 
Внизу – вода.
Холодная вода.
Я, кажется, перчатку обронила.
Горит над полумесяцем звезда,
На небо опрокинуты чернила. 
Ты слишком – здесь,
И ночь тебя полна.
И эта полнота невыносима!
Позёмки белой пенится волна,
Ярятся нескончаемые зимы. 
Бежать вперёд!
От ветра,
От тебя,
От глубины,
Где впору утопиться!
Бежать!
… Но знаешь,
Честно говоря,
Я так хочу в тебе остановиться.


***

Я вросла в телефон.
В микроволны его вплетена, 
Я почувствую телом
сигналы
твоих сообщений.
Только ты всё молчишь.
И неистово пляшет луна 
на экране,
в стакане,
в окне 
И в лишённом тебя,
Бесконечном, бессмысленном 
Калейдоскопе мгновений. 


***

Над городом моим колокола – 
Их звон взлетает в небо над Тоболом.
Сегодня день так солнечен и молод,
И молод звон, и город, и Тобол!
А радость каждый дом обволокла,
И каждый шаг и помысел объяла –
Она струится волнами 
и валом
Встаёт вокруг.
И каждый куст – живой,
И я жива.
И стен уже не стало.
Лишь свет, и звон,
И небо, и вода. 


***

Не особенно ты особен –
не как в кино.
А ещё, говорят,
ты занят, 
и есть жена.
Но я так тобой растревожена,
сожжена!
Что жена, что ветер –
мне всё равно.
И когда дождём
разливается в плач весна
И морочит город
уныньем и октябрём,
У меня внутри
расцветает гофер1-сосна,
И смола на ветках
светится янтарём.

1. Перун - бог грома и войны в славянской мифологии


***

Когда тебя я встретил, был октябрь.
Ты подошла в пальто и в шляпе модной
И будто обдала водой холодной –
Такая побежала в теле рябь.
Ты бросила мне буднично: «Привет!»,
И город сразу красками налился,
Ушедшим сентябрём позолотился,
Вниманию нежданному в ответ.
Под серым небом рыжий свет волос
Приятно грел взволнованную душу.
Дождливый день смешно плясал по лужам,
Сбивал листву последнюю с берёз. 
А я не слышал больше шорох шин 
И голоса озябнувших прохожих –
Казалось мне, что мир весь заворожен
Таинственным присутствием твоим.


***

В небе нынче лукава луна –
На мои оголённые плечи
В наш прекрасный, единственный вечер 
Смотрит с хитрым прищуром. Чудна

Этих встрёпанных тёплых волос
В полумраке звериная грива,
И горячая плоть тороплива.
Ты молчишь – слишком близок и прост. 

Леса шум. И прохладный песок.
Неразменное солнце! Восток 
Темноту нашу скоро разрушит. 
Но ладони мои глубоки,
Словно чёрная пойма реки – 
Спрячу в них твою грешную душу.


***

Безумен ты, и власть твоя слепа,
Как слепо и моё повиновенье.
Покорно ждёт тебя моё смиренье,
К любви твоей неистовой припав.

Приди ко мне в наивный, нежный плен,
Достань до дна – и вырвешься на волю.
Я господином быть тебе позволю
И молча сяду на пол у колен.

И ты прочтёшь мне сказку перед сном,
И уберёшь на полочку де Сада, 
Цветком сухим из городского сада
Страницу заложив. И, колдовством

Речей твоих вконец опьянена,
Я стан твой обовью в немом томленье.
Ты искуситель? Жертва искушенья?..
Ты болен мной, иль я тобой больна?


***  

Не служат деревья молебнов,
За пнём не кривляется бес –
Безмолвно осевшее небо,
Молчит полувыжженный лес.

Земля не вздыхает, не стонет – 
Уста ни открыть, ни сомкнуть…
А ветер неистово гонит
Времён говорливую муть:

Она говорит без умолка  –
Чем дальше, тем злей болтовня,
Но нет в ней ни чувства, ни толка,
Ни бога, ни чёрта, ни пня. 


(Бабушке) ***

Ты улыбаешься светло,
Твоя душа не рвётся болью.
Тебе ничуть не тяжело 
Парить над суетной юдолью.

Когда тоскующий закат
Погаснет в небе над Тоболом,
Ты вспыхнешь сотнями заплат
Слепящих окон. И на голом,

Водою вымытом песке
Я буду ждать, как ждут отраду.
Покажется – ты снова рядом! 
И на взволнованной реке
Взорвётся август звездопадом. 


***

Стояло лето – помню, как вчера.
В песке босые ноги утопали.
Мы с младшим братом посреди двора
Высокий замок дружно воздвигали.

Встречал закат состарившийся дом,
Белели свежеколото полешки,
И в небо над сиреневым кустом
Угольной крышей рос пустой скворечник.

Картошкой пахло. Тёплым молоком
В подойнике – сейчас из-под коровы.
И ты – в окошке. С круглым животом, 
Беременная. В фартуке бордовом.

Смеркался день. Ты вышла на крыльцо –
Позвать на ужин. А синяк лиловый
В вечерней мгле чернел на всё лицо.
И замок пал  под тяжестью пудовой. 

Отец кричал. И гадкие слова
Катились в сени раздражённым градом.
Картошкой пахло. Ныла голова.
Заплакал брат. И обняла я брата. 


***

И ввысь, и вглубь,
Вовне и внутрь
Лучом стремится лето – 
Земли украшенная грудь
Холмом  к нему воздета.
И долог день,
И даже тень
Душиста и прогрета.
Я вместе с ней
Волнуюсь, жду,
И в океане света
На майском радостном ветру
Я, как на свадебном пиру,
Хмельна и разодета.


***

До сердца раскалённого земли
В траву и камень ноги проросли,
А руки достигают облаков
И всё растут, растут…
Шумят ветра – дыхание моё, 
А я – ветров глубокое дыханье.
Размером превышаю мирозданье,
Неразличимо маленькая в нём.


***

Это случилось вечером, в сентябре.
В сонном безветрии млел в берегах Тобол.
Я тосковала по маме и по сестре.
Люди на пляже резались в волейбол.

Было тепло, как летом. И комары
Липли к раздетым, бледным моим рукам.
Тенью домов окружали меня дворы,
И фонарям вокруг не хватало ламп.

Ты догонял. Я слышала шорох ног.
Запах. Дыханье. Выпитый «Ягуар».
Ты говорил, мне будет не всё равно.
В небе над городом солнечный стыл пожар.

В школе далёкой, сельской, ещё вчера
Детство звенело – последний родной звонок.
Солнце тонуло. А старый Тобол молчал, 
Будто и возразить ничего не мог.


***

Из всех людей, когда-либо виденных,
Ты понимал меня страшно мало.
Однако трепещут твоего имени
Бесы моих кошмаров.

Руки холодные. Пальцы длинные 
паутину из струн паучат.
Трели выделывают соловьиные –
Музыкой сердца
Мучат.


***

Как-то особенно гложет сегодня 
                         тоска,
Плотно сжимая вокруг
          темноту и пространство.
Ею стреноженный,
          ветер гудит в проводах – 
Скоро запрут
          и его
              за его хулиганство.
Скоро запрут – 
          и останется стылая ночь,
Вечно немая,
     в постылом своем 
          постоянстве.
Я понимаю,
     откуда рождается пьянство.
Пахнет землёй
          по-весеннему.
Больше невмочь. 


***

Она стоит меж мною и тобой
Стеной гранитной, вечностью, судьбой,
Фундаментом продавливая землю
И неба достигая высотой.

Я перед ней ничтожна и мала.
Я в стоге сена тонкая игла,
И ты меня вовеки не отыщешь, 
Как громко бы тебя я ни звала. 

Она стоит, окутанная мглой.
И ею восхищён и ей восхищен
Весь мир – и ты. 
И Бог в неё влюблён.
А я прошу тебя, как царства нищий.


***

Меня вчера спросили о тебе.
А если быть точнее, то о нас.
И крепко сжались пальцы в кулаке.
И смех запнулся в горле и погас.
И плечи обнажились – в январе,
Под ветром и под снегом. В самый раз!

Ни в сердца прокалённом янтаре,
Ни в наготе моей
и следа нет
от НАС.


***

Серое небо
      тяжестью купола
                     давит.
Щурится,  
      сживает со света
                     солнце.
А город лупится
      фонарями
             пустынных улиц
И стёклами окон,
     светлыми от любви
             электрических ламп
И перегревшихся мониторов.

Где бы ты ни был,
           я слышу: 
               глухо так
Лает и
     ярится,
          выжив из ума,
Сердце, 
     лупится
          о грудную клетку, 
Ревнивец,
     и просится
           вон. 
Вон!
Из-под купола – в мир,
из когтистых любовных лап –
на свободу от чувств и от взоров!


***

Искрами под ноги – зёрна граната.
Брызгами – битой посуды стекло.
В окна раскрытые рвётся прохлада –
Наше тепло через них утекло. 
Мне от твоей распалившейся плоти
Душно и сыро, при свете темно.
И не держи меня властно за локоть:  
Я в этот вечер уйду всё равно.
Больше ни лжи не услышу, ни правды.
Город плывёт в сигаретном лесу. 
Я на руках, от волнения ватных, 
Память о нас от тебя унесу. 


Сансара

Кружится время калейдоскопом – 
                     старое, новое. 
Двери хлопают, 
     и сыплется штукатурка 
                     под ноги. 
Сотнями лиц 
        корявые полубоги 
                 щерятся с пола 
Полулюдям –
    неимущим
            духа,
Как нищий 
    на паперти, 
         запертым, 
Остывшим на блюде 
      застывшей вечности.
Страшно.
      Вдруг 
          они украдут меня, мама?
Сижу на парах, 
      иду по снегу грязному 
                   грязных улиц. 
Солнце щурится вниз, 
Разыскивая 
          ищущих 
                света. 

Мама! 
Детство отпето.
Глаза твои карие 
в моём зеркале, 
глаза твои карие 
в моём сердце. 
Я скучаю. 

Качается 
      на ниточке паутины 
                       сильный 
В бессилии мыслей 
                 разум. 
Бессмыслица! 
Пытаюсь 
      познать мир, 
               не зная себя. 
Цепляясь 
      за поручни 
                чьей-то мудрости, 
Борюсь с инерцией 
        стереотипов. 
Тщетно?
 
Мама! 
Я разучилась 
       быть человеком. 
Разбилась 
        веком 
            на вехи в пространстве.
Бесконечно 
         странствие 
              по мирам сансары 
В старых 
        изношенных ботинках 
На поминках 
        отброшенных вариантов 
                           и детства 
Беспечного. 

Сколько лет вечности?


***

…А в комнату врывается весна
Бесцеремонно-солнечным апрелем!
И манит, как рыбацкая блесна,
Игрой лучей и радостью капели.  
 
Горячей неуверенной рукой
Я шторы надоевшие раздвину.
Апрельским утром можно быть другой – 
Хотя бы не совсем, наполовину.

Как свежий ветер голову пьянит,
Когда груди касается под майкой!
Как пахнет он нагревшимся асфальтом
И снегом, не растаявшим в тени,

И сотней искр бежит по бледной коже,
Душевной наготою растревожен.


По подобию

Улыбающиеся лица, 
 Голоса, 
       звенящие
               радостью надежды, 
Заглушающие скрежет. 
Невежды!
Сломанные спицы 
                        жизней 
               в бесконечном колесе. 

Пылью 
        задыхается горло. 
Мылом –
           пена у рта, 
             порванного удилами. 
На диване 
           куском белым 
                                тело, 
Размякшее, 
           как мясо 
                       прелое.
Где мы?

Плесень на телевизионном экране.
Вянет 
         герань. 
Ей снится свобода 
                           Бога, 
                                 узнанного в себе. 
Он пульсирует в каждой жилке, 
В каждом миллиметре листочка – 
Невидимый 
            загнанными людьми,
Записанный между строчками, 
Смешанный 
               с пылью на асфальте. 

Улыбающиеся лица,
                     за улыбкой
                         отрицающие мир.
До дыр 
        стёрты страницы, 
                 объясняющие истину – 
Осмеянную, 
              непонятую. 
Вянет 
          герань. 
Плачет ребёнок – 
           Христос и Будда
                       своих пелёнок.
Ещё не распятый,
            ещё не преданный,
Не затянутый 
               в вязкие 
                        дебри 
                                суеты, 
Как мы. 

Не спится. 
           Свет дрожит на ресницах – 
Проповедь 
                сердца для самого себя. 
Созданный 
            по подобию Бога – 
                                         Бог. 
И мы боги.


О «конце света» 21.12.12.

Обрамлённая синим небом, 
Поднималась над нами Жизнь,
Цвет мой огненный. 
Ты скрипел на морозе снегом. 
Ты вдыхал холодную высь,  
Летом сотканный.  

А улыбка твоя из света, 
И лучатся кончики губ.
Мир – червонцами.
Говорили о Конце Света.  
Отчего же, когда вокруг 
Лица – солнцами?
  
Ведь конец приходит от скуки.  
Нам с тобою пристало ждать 
Утра нового,
Где у нас, может, будут внуки. 
От любви ни зги не видать –
Слепы смолоду.


***

Тёмно-синяя тушь вечера.
Каблуками асфальт меченый,
От весны и от слёз влажный.
Я такие стихи слышала,
Я такие глаза видела,
Что луны и бумаги страшно.

Они били тоской, падали
Жемчугами к немой падали –
Как точнее назвать душу?
Так горели тепло, искренне,
Что смогли даже грех высветить.
Я от встречи с собой трушу.

В голове — только ночь рваная.
Всем так хочется быть равными. 
Грубо тянет к земле плечи.
Под ботинками лёд крошится.
Нынче месяц худой, крошечный,
Ну а я — и того мельче.


Мама

Эти руки теплей огня.
Это сердце светлее Солнца.
Стынет день. Комары звенят –  
Серых сумерек богомольцы.

Я бегу к тебе босиком
По земле, по траве прохладной, 
Да с помятым в руке цветком,
Да с разбитой коленкой. Ладно!

Рядом с мамой не нужен йод –
Руки мамы его чудесней. 
Ты погладишь – и всё пройдёт.
Чуть затронешь – цветок воскреснет…

Ты смеёшься – сердца звенят!
Плачешь – небо слезами льётся.
Руки мамы теплей огня.
Сердце мамы светлее Солнца. 


***

Каждый день, раскалив добела 
Удивлённую чувствами душу, 
Я томлюсь. 
Но я клятву дала
Молчаливый обет не нарушить. 
Только с каждым мгновеньем трудней 
Мне беречь твой покой – безголосо.
Каждый вечер всё меньше огней 
Зажигает на улицах осень.


***

Когда на наших улицах сентябрь
Так холоден недобро, по-ноябрьски, 
И листьев полыхающая рябь
Вся в инее, и замерзает ряска 
У берега, и хочется пальто
Из шкафа взять и тёплые перчатки,
Я так скучаю, мама! И твой дом
Ночами снится. Снятся печка, грядки… 
Мне кажется, я всюду не у дел – 
И здесь, и в нашем милом захолустье. 
До голых веток тополь облетел.
Тобол за дамбой стих, и обмелел, 
И призрачным туманом затянулся.



Синее одиночество

Оно душило 
       и рвало душу, 
Уши 
       закладывало 
          и чадило в доме 
                          ладаном. 
Солнце синее 
         бросалось инеем 
                             в окна, 
И дрожали, 
               все в брызгах,
                              стёкла, 
Кусали осколками 
                мысли ломкие, 
И те сыпались 
                    пылью 
                          под ноги. 
Кто ты? 
         И как прислал его? 
Громкие 
           звуки 
              казались лишними, 
Висли у кромки 
                  вишнями, 
                  скрипя от скуки. 
Я так ненавижу 
               и люблю тебя!
Бесстыжая, 
            скалилась боль, 
                     отрывая руки 
От груди 
            обнажённой. 
Прокажённая! 
В струпьях 
          гнойных, 
            с запахом трупным 
И нудная, 
         как будильник 
                             утром.
Я заперла
          её в холодильник, 
Я  вонзила 
           в глаза ей спицы –
А она до сих пор зрячая. 
Мне не хватало 
          тебя, Учитель!  
Хватали 
           за руки люди –
Лица кривые, 
                в перьях.
Я просила: 
           «Забудьте, 
                        Будет!» 
И скрипела зубами 
                         в ужасе. 
Душно. 
По лужам 
       тенями длинными 
                           кружится 
Синее одиночество 
                          без тебя. 
Страшно.


У  порога

Сижу у порога
В надежде на Бога,
Забыв о молитве.
А мысли мелькают,
А руки хватают
В последней ловитве:

Мне б счастье сыскать
Да принять благодать,
Вцепиться бы в землю.
Но, жаждой объят,
Разбегается взгляд:
Ловлю – не поемлю.

Сижу у порога  
Худа, босонога.
Дождаться не чаю,
Когда Мать-Земля
Допечёт кренделя – 
Напиться хоть чаю…


***

За крыши безглазых бетонных домов
Белёсое солнце садится.
Подальше б от улицы, в парковый кров
Сутулой нелепицей скрыться!

Я, кажется, вновь поступилась собой – 
Любви ли, безволия ради.
Сейчас бы дождя непроглядной стеной
Позор унижения сгладить…

Но ясное небо встречает закат.
Ты мне позвонишь, и я, вздрогнув,
Глаза опущу – и до дома, назад 
Пойду, коль тебе так угодно. 

А солнце мне спину прощальным лучом,
Как мама ладошкою, тронет. 
И огненным кругом нырнёт в окоём,
Когда его небо уронит.


***

Глаза мне закрой. Отразись в сердце –
В чуткой, тревожной его воде.
Робко и радостно лучик детства
Вспыхнет в неведомой высоте. 

Сладко: быть может, проснусь взрослой.
Сыграй перед сном мне родной мотив – 
Сердце взволнуется негой острой,
Пламенем яростным опалив.  

Я ничего не боюсь больше,
Даже не думаю, видит Бог.
Всё как всегда, только плачет горше
Гитара твоя, горячее вздох,
Ласковей руки и струны тоньше,
И понимаю тебя без слов.


***

Сегодня в нашем городе черно.
Голодным волком ветер северит.
Молчит твое погасшее окно.
Фонарь мой у скамейки не горит.

И в этой непроглядной темноте
Ещё острей и явственней тоска.
Я так хочу не думать о тебе!
А ты всё бьёшься пульсом у виска.
 
Мне кажется, что если через миг
Свою ладонь твоей не утолю,
Сорвётся ночь безлунная на крик –
И я её безумья не стерплю.


***

Самый желанный на свете гость
Входит через окно,
Искрами сыплет.
Протянешь горсть –
Полнит её огнём.

Самый желанный на свете гость
Гладит моё лицо
Так, что сбегает
От ласки злость
Вон, за крыльцо.

Самый желанный на свете гость
Входит в мои глаза
Каплей янтарною –
В сердце, плоть,
Блики на образах. 


Сила

Мне б босой ногой
Да в сыру траву,
Головой чудной
Прямо в небушко –
Раздавлю печаль,
Затопчу хандру,
Поклонюсь земле
Спелым хлебушком.

Поклонюсь земле –
Да земную мощь
Подниму до верха,
До солнышка…
Я в одной руке
Удержала б мост
К небесам –
Да с самого донышка.


***

Когда твои руки касаются тела,
Одежда мгновенно становится лишней.
Песок подо мной ослепительно белый,
И волны ласкаются нежно ко днищу
Оставленной кем-то у берега лодки.
И пахнет вокруг распустившейся вишней
И солнечно рыжим, как ты, апельсином,
Прохладной водою и ярким и пышным
Пожаром горячего танца латино,
Сквозящим в твоей мелодичной походке.
И, как у смешного студента-мальчишки,
Становятся ватно-недвижными ноги
И голос садится, пьянея от вспышки,
Что с кончиков пальцев, игривая, сходит,
Когда ты касаешься ими чуть слышно.


Городской март

На смешное цветное пальто
Я меняю тяжёлую куртку.
Из-под снега почти ни окурка. 
Или я просто вижу не то?

Город будто чуть мятый со сна. 
Я иду по дороге умытой –
Через лужи и лёд неразбитый,
Не посыпанный солью. Весна! 

Веселеют фасады домов,
Грезит небо жарою и летом,
И так пахнет землёю прогретой
С обнажённых обочин! Промок

На ноге моей правой ботинок.
Птичий гомон. И ветер шумит.
Лица светлые – в горле першит.
И несутся, несутся машины!


***

Встретили как-то огромный дуб –
Как дерево Иггдрасиль.
Корни он плёл вереницей рук  
В добрых несколько миль.

В этих корнях, на лесной земле,
Покрытой зелёным мхом,
С царским размахом тебе и мне
Можно построить дом.

Между огромных его стволов
Мы можем построить храм. 
В кроне его обретётся кров
Самым большим горам.

Этого дуба черна кора,
Как сотни дубовых лет.
Этого дуба кора стара –
Старше, чем белый свет.

Ветви тянул вереницей рук,
Солнце ловил листвой!
Меньше тебя – тот огромный дуб.
Он кланялся нам с тобой.


*** 

Мир тих и наг.
И шорохи машин
Его средоточенья не тревожат. 
Он весь – струна.
Предчувствие вершин. 
Он света столб из пыли придорожной.

И я – струна,
И я звучу, как он,
И всё на свете кажется возможным.


Система Orphus

Решаем вместе
Хочется, чтобы библиотека стала лучше? Сообщите, какие нужны изменения и получите ответ о решении
Я думаю!