Версия для печати

Лучшие произведения 2014 года в литературно-художественных журналах

Библиографическое пособие. Курган. 2015

Книга — это пущенная стрела: уже лук опущен, а она продолжает лететь и совершать свою работу.

А. Мень

Аксенов, Василий Иванович. Весна в Ялани : роман / В. И. Аксенов // Москва. — 2014. — № 8, 9.

Продолжение романов «Оспожинки» и «Моление».

Жизнь села Ялань. Новые старые герои. Боль об умирающем селе, прежнем укладе жизни. Аксёнов описывает живую повседневную жизнь маленького села, но не сюжет в этом романе важен. Аксёнов любит то, о чём пишет — любит свою Ялань, о существовании которой в столицах никто не подозревает, любит людей, которые там живут — пусть они пропойцы, лентяи, и уж точно что не самые счастливые в мире граждане, довольные своей судьбой. «Вот такие мы бываем», — много раз повторяет одна из героинь романа, глядя на спивающихся односельчан, но при этом не отмёжевываясь от них, как и сам автор не отмежёвывается от своих персонажей. Он там — с ними. С замёрзшими по пьяни, больными, погибшими на той или другой войне, покалеченными, свихнувшимися, обманутыми, уставшими, пропившими золотые зубы прямо из собственного рта — но не представляющими, как можно жить где-то ещё кроме Родины. Ялань — полноценный персонаж романа Аксёнова, она спасает и исцеляет, как родная мать — один из героев, вернувшись в село, вылечивается даже от клещевого энцефалита.

Арабов, Юрий. Столкновение с бабочкой : роман / Ю. Арабов // Октябрь. — 2014. — № 1, 2.

Роман-сновидение, роман-парадокс. Как повернулась бы история России ХХ века, если бы главные ее действующие лица могли договориться, пойти на компромисс? 1916-1929 гг. Место действия — Цюрих, Петроград, Гельсингфорс; персонажи как будто всем известные, но увиденные с необычной стороны — Ленин, Николай II, императрица Александра Федоровна, наследник Алексей, Матильда Кшесинская и — конечно — русский народ...

Варламов, Алексей. Мысленный волк : роман / А. Варламов // Октябрь. — 2014. — № 4-6.

События нового романа Алексея Варламова уместились в три переломных года русской истории: с 1914-го до 1917-го. От последнего предвоенного лета до прихода к власти большевиков. Далее разверзается бездна, заглядывать в которую автор уже не отваживается. Он прерывает повествование на самом ее краю, но всеми доступными ему средствами дает читателю почувствовать: за краем — мрак. И этот мрак — не столько даже социального (социальное для него, в конечном счете, глубоко вторично), сколько метафизического порядка. «Мысленный волк» — роман о борьбе света и тьмы — и о победе тьмы.

Книга — даже не столько анализ причин, по которым эта последняя оказалась сильнее и восторжествовала, сколько хроника этого торжества и духовная, душевная, эмоциональная его физиология. Поэтапная история падения людей в объятия тьмы — вполне добровольного, а не только потому, что их втягивало, — хотя да, втягивало, и весьма активно. Втягивались все они прежде всего потому, что сами были искренне рады обманываться. Варламов детально, в убедительных внутренних монологах, показывает, как русскими душами и русской жизнью завладевали — именно изнутри — бесовские силы. «Мысленный волк» — это они.

«Никто не знает, когда и где зародился мысленный волк, из каких пропастей и бездн небытия возник зверь, способный принимать любые обличья и пробираться внутрь человеческого существа. Иные из святых отцов полагали, что мысленный волк и есть сатана, другие считали его порождением диавола и блудницы, третьи распознавали в нем одного из самых темных, злобных и льстивых духов, но каждый благочестивый сын Церкви читал в последовании ко Святому причащению молитву, составленную святителем Иоанном Златоустом: да не на мнозе удаляйся общения Твоего, от мысленного волка звероуловлен буду. Однако не каждому древняя молитва помогала, не все умели быть чистыми в своих помыслах, ее творя» Получается, что из героев книги никому (почти никому?) это и не удалось, да не каждый и старался: все многообразие представленных в романе лиц — это разнообразие путей к падению. Причем тут есть узкие персональные тропки, которыми бредут к своим тупикам в одиночестве — и есть широкие торные пути, которые прокладываются влиятельными людьми для многих.

Роман Алексея Варламова «Мысленный волк». Это прямо история Серебряного века столетней давности: действие романа разворачивается с лета 1914-го по 1918-й годы. И здесь ответ на заданный вопрос не таится, а в некотором смысле дается. Но читателю все-таки придется потрудиться его найти. Роман сложный, «закавыченный», пронизанный зашифрованными историческими намеками и фигурами. Но мы ведь ёще не совсем глупая рана — правда? Мы еще способны читать не только истории про Настю Каменскую, но и что-то вроде «Бесов» и «Жизни Клима Самгина»?

Алексей Варламов — писатель, филолог и историк. Автор не только художественной прозы, но и капитальных биографий Пришвина, Алексея Толстого, Грина, Булгакова, Платонова и Григория Распутина. Историю Серебряного века преподает в МГУ. Это серьезная база для того, чтобы автору можно было доверять.

В представлении большинства людей Серебряный век — это темные аллеи, антоновские яблоки, вишневый сад и гениальная поэзия. Более скептические люди вспомнят о бомбах, террористах, Кровавом воскресеньи, крестьянских грабежах и столыпинских виселицах. И совсем уж немногие знают, что Серебряный век — это страшное искушение и потрясение России с точки зрения нравственной, религиозной и просто мыслительной. Это то самое время, когда в головах соотечественников зародилась гражданская война, которая потом вылилась на поля сражений.

Кризис русской церкви, которого автор, известный как православно настроенный писатель, не только не скрывает, но и показывает во всей полноте, потому что замечательно владеет темой. Волна сектантства, захлестнувшая страну, докатившаяся до царских покоев и министерских кабинетов. Безумие самого изощренного, изуверского фанатизма — то, что высоколобая интеллигенция наиболее охотно впитывала в себя из темной крестьянской массы, заражаясь от нее этим, а не радостью честного труда и семейными ценностями.

Но главное — это время, когда весь мыслящий тростник колыхался на ветру и строил бесконечные и разнообразные проекты будущего России. Будущего, только будущего! Настоящая жизнь представлялась прогнившей насквозь. О том, что для гниения нужны вредные бактерии, которыми, собственно, и являлись пламенные прожектеры, им, конечно, в голову не приходило...

Читая умный роман Варламова, приходишь в ужас от того, до какой степени глупой безответственности доходили в России самые образованные, утонченно чувствующие и масштабно мыслящие люди. Собственная страна казалась им материалом, из которого можно лепить что угодно. А уж вариантов было великое множество — от третьего Рима и французской демократии до коммунизма. И, разумеется, все считали себя подлинными патриотами. А всех несогласных — в лучшем случае дураками, в худшем — предателями и шпионами. Между тем, любая страна будет такой, какой она представляется самой себе. Поэтому дураков, предателей и реальных шпионов действительно было предостаточно. Потому что их ждали, их хотели, их провоцировали! Реализация общественного ожидания — страшное дело! Если общество уверено в заговоре, он непременно состоится. Если все ждут катастрофы, она обязательно будет.

Все это автор романа называет «мысленным волком», взяв этот образ у Иоанна Златоуста («...от мысленного волка звероуловлен буду»). «Мысленный волк» — зверь, которого пытается подстрелить один из героев, писатель и охотник, в котором легко угадать Михаила Пришвина, но не это главное. Главное в романе — здраво-иронический взгляд на тех, кто кормит этого волка, не понимая, что скармливает себя самого, своих детей, свой народ, свою страну...

Если бы мне позволило место, я бы привел многостраничные цитаты из рассуждений героев, и вы бы поразились тому, что все это звучит и сегодня. Об особом пути России, которой никто не нужен, кроме нее самой, и чем ниже она опустится, тем вернее спасет весь мир. И наоборот — о том, что Россия давно кончилась, что империи живут столько-то сотен лет, а потом умирают, и ничего с этим не поделаешь... Все что угодно, кроме того, как сделать так, чтобы сейчас было жить хорошо и чтобы дети вовремя в первый класс пошли... Что, продолжаем кормить зверя?

«Мысленный волк» — это словосочетание, взятое из молитвы Иоанна Златоуста, которая читается перед причастием. Там есть такие слова: «от мысленного волка звероуловлен буду», и вот этот «мысленный волк» всегда поражал меня как писателя своей образностью. Сам волк — это, говоря прямым текстом, сатана. И этот образ зла, этого волка, который, как ментальный вирус, заражает умы людей, — это диагноз, который можно поставить России век тому назад. Культура Серебряного века будто бы впустила его в себя, и он разрушил Россию, поставив ее на порог катастрофы. О том, как это произошло, об этой ментальной эпидемии во многом мой роман«.

«Она лежала перед ним — фантастастическая, огромная, богатая, прекрасная и беззащитная страна. Он видел ее всю, все ее города, храмы, изгороди, плетни, фонари, ее бедные избы и пышные дворцы, ее огромные реки, озера и поля, ее ключи, тайники, гнезда, болота и ягодные места, и на какое-то| мгновение ему даже сделалось жалко ее. Но это была та жалость, что лишь усиливала в звере похоть, и с алчностью, какую он не испытывал прежде нигде и никогда, со всем скопившимся в его существе сладострастием, какое человеку не снилось, мысленный волк вцепился в Россию и стал рвать ее на куски».

Ермаков, Олег. Чеканщик : повесть / О. Ермаков // Новый мир. — 2014. — № 12.

Человек возвращается в родной город на Днепре впервые после того, как в 80-х на этом вокзале его проводили на афганскую войну. Сестра, друзья, молодая жена...

Он главный герой повести, но он не герой. По понятиям того времени, когда он пропал из виду, да и по нынешним понятиям — это дезертир, предатель. Мусульманин из страны бывшего врага, сбежавший солдат, теперь отец арабских дочек, чеканщик, смуглый высушенный человек нагорья. Как всё это совместилось в одной судьбе?

Попытка понять себя, свои поступки. Тогда на войне себя оправдал. А сейчас?

«Но водитель молчал. Значит, подумал, а не сказал. И вдруг все, случившееся с ним, показалось и не бывшим вовсе, не проявившимся, не высказанным. Как будто и не было разговоров с Хайруллой из Газни, с Валерием Артемьевичем, с соседкой по купе, с водителями такси, с мужчиной из Брейгелевского дома, с Тамарой Сергеевной, со священником и парнем в плаще. Ничего этого не было.

И побега, плена.

Ничего.

И жизни?

— Это ты в самую точку! Я сам русский, а родился в Сванетии. Там и магнит. Просто магнит, и все. — Старик бросил руль и развел обеими руками. — Горские песни, холодные ручьи. Башни! С Грузией воевали, а мне их жалко было. Есть в своей земле какая-то... какая-то соль. И все другие земли — пресные. Мне Россия такая, пресная.

„А мне — нет, — думал он. — Нет“.

Он снова шел по дороге — вверх к близкому уже городу, близкому и все такому же недоступному, как и десять, двадцать лет назад. Ему не суждено было в этот город вернуться. Город-сон, город-мираж, населенный призраками, голосами прошлого. Да и сам он был только призрак, движущийся в рваных бороздах чеканки, заблудившийся в них навсегда, как в лабиринте.

Шел, успевая иногда заметить в небе вспышку и быстрый прочерк».

Ермакова, Анастасия. — Пластилин : роман / А. Ермакова // Дружба народов. — 2014. — № 1, 2.

Героини Анастасии Ермаковой — из тех, кому обязательно надо о ком-то заботиться. О стариках, детях, бездомных, о попавших в беду. Словно сама жизнь выбирает для них такую работу. Вот и в новом романе «Пластилин» подопечной рассказчицы, вступившей на стезю волонтера, оказываются воспитанники детского дома. Современная женщина. Современные дети, не слишком-то избалованные подарками судьбы. Их так хочется отогреть, приласкать, помочь им, слепить их личность, слепить их будущее — ведь они как пластилин... Только кто кого лепит? Вот вопрос...

Козлачков, Алексей. Французский парашютист : повесть / А. Козлачков // Знамя. — 2014. — № 9.

В повести Алексея Козлачкова «Французский парашютист» речь идет о причудах судьбы. Главный герой — бывший ВДВшник, воевал в Афганистане, живет в Германии, работает экскурсоводом. В термальных банях Баден-Бадена встречает бывшего десантника из Псковской дивизии, который оказывается солдатом Иностранного легиона во Франции. Если герой-повествователь воевал в начале 80-х в Афганистане, его собеседник оказался там в составе войск НАТО годы спустя.

Крюкова, Елена. Беллона : роман / Е. Крюкова // Нева. — 2014. — № 8.

Главные герои — дети войны. Оккупация. Освенцим. По сути, роман можно было бы назвать «Дети войны».

Всем детям, пережившим войну.

Их глаза глядят на меня.

Глава вторая. Золото и медь [дневник ники]

17 января 1942 года

Мы очень плохо питаемся. У нас очень мало еды, и она все время кончается. Целый месяц уже у нас в шкафу нет гречки, риса и пшена. Перловки тоже нет. Город пустой и молчит. На улицах тихо так, как в больнице, когда тихий час. Я боюсь выходить на улицу. Баба Клава говорит — не выходи, а то убьют. Я все-таки вышла вчера. Иду и смотрю: люди навстречу мне идут. Но очень мало людей. Медленно шла женщина, в руках у нее была крошечная кастрюлька, там была еда. Я прошла мимо нее, и мне показалось — из кастрюльки пахнет картофельным пюре с мясом! И я повернулась и пошла за ней. Она оглянулась на меня через плечо, испугалась и пошла быстрее. И вдруг споткнулась и чуть кастрюльку не выронила. Но крепко в нее вцепилась, не уронила. Женщина поправила крышку, заправила волосы за ухо, оглянулась на меня и с ненавистью сказала мне: «Сволочь! Катись отсюда!» Меня никто и никогда так не называл. Теперь уже я испугалась и убежала. Бежала очень быстро, даже задохнулась.

Военная симфония. Adagio amoroso

Я хочу всех простить.

Всех. Даже тех, кто не просит прощения.

Я хочу всех любить. Но я не могу, а только хочу.

Мне этот мир не по плечу: да я и не хочу с ним бороться. Человек ошибается, выбирая борьбу. Человек неправ, записывая себя в воины, идя в солдаты. Армии погибают, а люди опять рождаются, и на заводах делают снаряды и боеголовки; зачем? К чему? Только ли из-за денег? Может, вы просто не знаете, как выбраться из сетей войны, просто боитесь обидеть ее, Беллону, мужчины, люди?

О да, она дама, Беллона. А вы — мужчины, и вам негоже женщину обижать. Да, она женщина, война. Может, она как та свинья, что съедает своих поросят? Или как та хозяйка, что забивает, едва вынув из клетки, крошечных крольчат и пухлых кроликов — на мясо, на шкурки, да просто чтобы не плодились?

«Глаза раскрыты широко. Они жадно глядят.

Они пьют воздух, как молоко.

Глаза скоро устанут видеть мир. Перестанут.

Но пока гас не пробил — они глядят, глядят.

Мир такой красивый. Мир такой вкусный. Мир такой смешной. Мир такой... такой...

Мир ужасен, глаза, вы одни знаете это.

Мир отвратителен.

Тогда зачем же все глядите и глядите на него, на мир? Все глядите и глядите, не переставая, век не закрывая? Что вы хотите рассмотреть? Что высмотреть в пещерах, руинах, заводях мира?

Может вы хотите прочитатъ его, как читают руны?

Глаза, вы тихо шепчете: пить, пить, еще глоток, — но вас не видят и не слышат».

Макушинский, Алексей. Пароход в Аргентину : роман / А. Макушинский // Знамя. — 2014. — № 3, 4.

«Пароход в Аргентину» Алексея Макушинского — это роман в романе, история человека в поиске героя и героя в поиске своего пути. Центральный персонаж романа — эмигрант первой волны, архитектор Александр Воскобойников. После войны он отправляется в Аргентину и встречает на пароходе друга детства, с которым начинает строить в Аргентине удивительные сооружения. Роман сложно и прихотливо построен, временам стиль его напоминает Пруста и Набокова.

Попов, Михаил. Колыбель (Остров Убудь) : роман / М. Попов // Москва. — 2014. — № 6-8.

Цунами. Два героя попадают на остров.

Диалог о религии и материализме, который в прологе ведут между собой герои Попова, нужен автору не только для характеристики самих героев: Дениса, вроде бы исповедующего христианство, и убежденного материалиста дяди Саши. Оба они стоят на своих убеждениях, оба не склонны к компромиссу. Но, оказавшись на отдаленном тропическом острове, постепенно убеждаются в неполноте своих представлений. Читатель начинает догадываться об авторском подвохе, о скрытых мотивах повествования на этапе сюжета, в котором Денис, присвоивший себе меж дикарей титул царя царей, раздает им в обмен за реальные, казалось бы, предметы то, о чем сам же и рассказал аборигенам. Денис наградил местных жителей именами из своего интеллектуального опыта. «Карлсон, который живет у четырех старых дубов, отдал молоко пяти коров, три приплода и две сотни яиц в обмен на молочную ферму, что у Маастрихта...». Местные жители довольствуются записями на утрамбованной глине и свято верят, что обещанное будет принадлежать им в другой жизни. Почему? Позже Денис обнаруживает, что время на острове течет вспять, что там и сям внезапно оказываются глубокие старики, которые постепенно превращаются в юношей, детей, младенцев...

Михаил Попов долго и тщательно готовит читателя к открытию: этот остров и есть некая часть загробной жизни. Это не чистилище Данте, здесь нет прямого загробного воздаяния, но какая-то часть человечества, окончив земное существование, попадает именно сюда... Обоим героям удается совершить побег с острова. Но здесь читателя ждет новый сюжетный поворот. Вернувшись в земную жизнь, они оказываются если не в будущем, то в некотором параллельном измерении. Там, в этом измерении, сбылись худшие прогнозы социологов: мир разрывают мелкие гражданские войны — даже Домодедово стало республикой, — по Москве едва ползают промерзшие троллейбусы, в переулках стоят бэтээры, телевидения нет, Интернет отсутствует. Но люди как-то живут, продолжая свои повседневные занятия.

Жанровую специфику динамичного, даже несколько агрессивного романа Михаила Попова однозначно определить непросто. Здесь невозможно говорить о философской фантастике вроде Стругацких или Андрея Рубанова, хотя ее элементы в романе присутствуют. Один из таких элементов — сюжетная основа, конфликт мировоззрений на фоне девственного в идеологическом отношении, во многом первобытного общества, способного воспринимать те или иные общественные конструкции. В реалистическом по методу произведении Попова можно усмотреть и признаки постмодернистской прозы, главный из них — апелляция к укорененным в сознании читателя текстам, в том числе включенным в разные религиозные учения. «Остров Убудь» — образец современной московской прозы, к которой подошло бы определение «сюрреалистическая», «неомодернистская». Когда некуда бежать — как Денису и дяде Саше, — остается уходить в подсознание, выстраивая там собственный мир, многообразный, включающий в себя и неприятие чуждого, выстроенного другим подсознанием мира. Только в московской прозе этого направления нет всех тех ужасов, которые обнаруживали в человеческом подсознании Фрейд — и последователи. Но, с другой стороны, в этой прозе нет и комфортно будоражащих, страшноватых, но в целом привычных образов западных неомодернистов. Зеркальная инверсия не работает: если современная реальность несет в себе угрозу, неразрешимые проблемы, то реальность сконструированная, по идее, должна сулить полную безопасность, комфортную буколику; однако не обещает и не дает.

Роман Михаила Попова в каком-то смысле прорыв в современной прозе. Это выход к метареализму через сюрреалистические, подсознательные пространства. Бегство бессмысленно, современному человеку уже не укрыться даже в подсознании. Актуальная литература не убаюкивает, но призывает, насколько хватит мужества, обратиться к вызовам и страхам лицом...

Прилепин, Захар. Обитель : роман / З. Прилепин // Наш современник. — 2014. — № 5, 6.

1920-е гг. Лагерь на Соловках. Главный герой Артем Горяинов (27 лет).

О Прилепине принято говорить как об авторе, работающем с современным материалом. На этот раз Захар экспериментирует со временем: его новый роман уводит читателя на Соловки 20-х годов, в один из первых советских лагерей. Зэки, анархисты, священники, блатные, поэты встретились здесь, на отшибе бескрайней обновлённой родины. Художественный мир «Обители» граничит с мирами Толстого, Газданова, Солженицына.

Он написал сильный психологический роман о выживании человека в аду. Впрочем, и этим он не исчерпывается. Он, правда, многослойный и художественно очень убедительный, а написал местами настолько мастерски, что можно снять шляпу.

При всей серьезности темы «Обитель» чуть ли не приключенческий роман: с захватывающим сюжетом, обилием героев с яркими характерами. И назло многим ко всем прочим достоинствам он чудесно написан, читать такую прозу — удовольствие. Это лучший роман года. Впрочем, если брать прозу последних лет, которая не только интеллектуально насыщенна, здорово написана, легко читается, несмотря на объем, то это лучший роман за последние несколько лет. Поэтому понятен и коммерческий успех: сегодня «Обитель» лидер продаж по всей России. Читатель наконец-то получил захватывающий и насыщенный сюжет, основанный на истории своей страны. Здесь есть о чем подумать.

Вот как Захар Прилепин рассказывал «РГ» о том, что завораживало его, когда он писал «Обитель».

У меня точно не было никаких счетов, которые бы я хотел с кем-то свести. Мне хотелось увидеть и рассказать эту историю вне политических взглядов — левых, правых, советских, антисоветских. Я сначала начал писать небольшую вещь, просто ряд человеческих историй. А потом эти люди из сводок, документов, переписок, дневников вдруг каким-то образом начали оживать. И я начал на них внутренне реагировать, стал понимать, что я должен за них замолвить слово. И передо мной возник страшный и удивительный клубок противоречивых судеб. Потому что не было простого разделения «вот — репрессированные, а вот — палачи», все было гораздо сложнее.

На Соловках — об этом не принято говорить — в те годы, которые я описывал в романе, бывших чекистов и большевиков сидело в разы больше, чем священников или контрреволюционеров. Эта машина занималась самоуничтожением. И члены компартии, большевики, чекисты попадали в нее в огромном количестве. Надо отдавать себе отчет, что это люди, о которых в стихах Пастернака сказано: «Что ж, мученики догмата, Вы тоже жертвы века». Роль палача не была чьим-то выбором. Вот я решил: «Стану палачом» — и стал. А он решил: «Стану жертвой». Ты мог оказаться и там, и там. Все происходило очень сложно, трудно. Вот эта сложность рисунка человеческой судьбы завораживала меня больше всего.

Составитель: главный библиограф Пахорукова В. А.

Верстка: Артемьева М. Г.