Дайджест. Курган. 2016
Перед вами библиографическое пособие из серии пособий, посвященных писателям-лауреатам литературной премии «Русский Букер».
Цель пособий поднять интерес у читателей к современной русской литературе, познакомить с творчеством российских писателей.
В работе использованы газетно-журнальные статьи, материал в них расположен в двух вариантах: по алфавиту названий произведений и в обратной хронологии.
Лучшим романом жюри премии «Русский Букер» в 2016 году признало роман «Крепость» Петра Алешковского. И, кажется, это один из самых бесспорных выборов жюри этого конкурса.
«Для меня лауреат заранее был известен, — смело заявила председатель жюри поэтесса Олеся Николаева. — Я с самого начала за него очень болела. Жюри разделилось: три против двух. Пришлось провести состязание, где все члены жюри высказались по каждому роману-номинанту, дав им оценку. И в процессе обсуждения мнения поменялись. Стало четыре голоса против одного. Когда читаешь много литературы, появляются маркеры: живое и мертвое. Это живой роман с необычными героями. И главное — здесь герой положительный, что редко случается в нашей современной литературе».
Петр Маркович Алешковский родился 12 сентября 1957года в Москве.
Дед Алешковского — доктор искусствоведения (Г. А. Недошивин), отец — историк, исследователь древнерусских летописей, мать — сотрудник Исторического музея. После окончания школы с углубленным изучением английского языка, в 1974 году Алешковский поступает в МГУ на исторический факультет (кафедра археологии). В течение нескольких лет Алешковский занимается реставрацией памятников архитектуры на Русском Севере. В середине 1980-х Алешковский круто меняет свою жизнь. По его словам, он «ушел из академической науки, она, как он убедился, только и плодила мифы». Обращение к литературе, к творчеству было верным выбором: «Избавление, если оно и приходило, то лишь в момент прикосновения к бумаге, где жизнь не жизнь, где нет границ, свобода не меряна, а чувства, плещущего через край, нет смысла стыдиться».
В 1993-1994 гг. в журнале «Согласие» публикуется сокращенный вариант исторического романа Алешковского о В. К. Тредиаковском, полное издание романа под названием «Арлекин, или Жизнеописание Василия Тредиаковского» вышло в 1995 году в издательстве «Радикс». Интересны размышления Алешковского о принципах, которыми он руководствовался, создавая образ Тредиаковского. Ключом послужила музыка Тредиаковского, воссозданная современным дирижером. Алешковский приходит к мысли о музыкальности романа о поэте, ибо «каждый поэт рождается из музыки». Алешковский пользовался своим правом на художественный вымысел: писатель, по его убеждению, «не реконструирует биографию, но лепит ее, отталкиваясь от документа». Своим романом Алешковский заполнил лакуну не только в историко-биографической прозе, но и в литературоведении: пока еще нет серьезных исследований творчества многих поэтов XVIII в. Главное же в том, что Тредиаковский у Алешковского — живой, одаренный поэтически человек XVIII столетия, многое понявший и открывший, но не понятый современниками.
Однако Россия в центре творческого внимания писателя — Россия сегодняшняя. Повесть «Чайки» (1991), «Жизнеописание Хорька» (1993), цикл из 30 рассказов «Старгород: Голоса из хора» (1995) — произведения о народной России, по своему увиденной и сотворенной писателем с оглядкой на классические и фольклорные традиции. П. Басинский в статье «Другой Алешковский» (Новый мир. 1994. № 3) противопоставляет творчество Алешковского постмодернистам В. Нарбиковой, В. Шарову, В. Курицыну. Частных претензий Алешковскому, замечает критик, можно предъявить немало. Путь Алешковского в литературе симпатичен, что по его словам, доказывает, «возможность органической жизни в литературе даже в сегодняшних условиях». «Алешковский, — по Басинскому, — наделен неким как бы генетическим чутьем, позволяющим ему ходить в нынешнем литературном море с небрежностью старого лоцмана, который минует любые опасности и ловушки, даже не взглянув в их сторону».
«Старгороду» предпосланы два эпиграфа — первый предельно лаконичная характеристика Старгорода, взятая якобы из путеводителя. Второй — «Грустно! Заранее грустно! Но приступим к рассказу». Жизнь маленького провинциального городка представлена писателем в судьбах многих героев (среди них учителя, старые фронтовики, реставраторы, архивисты, бывшие зэки и зэчки, девчонки-простушки), их «голоса из хора» звучат со страниц «Старгорода». Алешковский обращается к сказовым традициям XIX и XX вв., как бы проверяя их возможности при воплощении современной писателю жизни. Устная речь простых русских людей воссоздается писателем с учетом их возраста, профессии, уровня образованности, личных особенностей. Писатель обращается к фольклорным традициям. Рассказу «Отец и дочь» предпослано жанровое уточнение — современная сказка. В рассказе «Чудо и явление» ангелы и бесы борются за душу бывшей зэчки Райки Портновой, и ангелы побеждают, потому что героиня раскаялась и Бог принял ее раскаяние. Комментарии старого учителя истории: «Народу удобны чудеса, чтоб верить, жизнь-то у него тяжелая, а то, что ты мне рассказал, — чистой воды сказка».
Над повестью «Жизнеописание Хорька» писатель работал в 1990-1993 гг. Она вошла в финальный список Букеровской премии. Герой по прозвищу Хорек (оно произведено от его фамилии) с детства видит жизнь маленького провинциального городка с его теневой стороны (безотцовщина, многочисленные кавалеры матери, сверстники-подонки). С этим миром он мириться не хочет и не может. Герой по-своему восстанавливает справедливость (убийство Сохатого и уничтожение его банды). У Хорька, по словам писателя, особая «интуиция, верхнее звериное чутье». Лучше всего он чувствует себя на природе, в лесу. Его тянет на Север, в глушь, он хочет естественной спокойной жизни. Дважды он уходит на Север и дважды возвращается домой. Но в итоге он исчезает из хора, становится Даниилом Анастасьевым и находит свою судьбу в леспромхозовском поселке.
В романе «Владимир Чигринцев» (1995) соотнесены русская дореволюционная жизнь и современная действительность, в нем речь идет о дворянстве историческом и современном. В какой-то степени роман автобиографичен, выдержан он в традициях русской классической литературы.
Повествование «Седьмой чемоданчик» (над ним писатель работал с мая 1997 по март 1998 гг.) — попытка писателя воссоздать портреты своих близких и более дальних родственников (деда, отца, матери), воссоздать семейную историю и историю своего рода (рассказы о далеком предке Георгии Христофоровиче Зографе — основателе рода).
Внимание критики, положительно оценившей произведения Алешковского, было направлено на осмысление принципов, которыми писатель руководствуется, обращаясь к традициям русской классики, в частности, воссоздавая жанр сказа в русской литературе конца XX в.
Алешковский печатался в журналах «Дружба народов», «Юность», «Волга», «Октябрь», «Согласие» и др.
С 1993 года является членом Союза писателей Москвы, с 2000 — занимает должность заместителя главного редактора еженедельника «Книжное обозрение», с 2001 года ведет на радиостанции «Россия» одноименную программу.
Алешковский, Петр Маркович. Крепость : роман / П. М. Алешковский. — М. : АСТ, 2016. — 588 с.
И снова про гамбургский счет нашей литературы, потому что место этой книги и ее автора — среди первых и лучших. Но и в этом скупом перечне новый роман Петра Алешковского — случай особый. Он возвращает читателям того, с чьим отсутствием они почти уже смирились, — настоящего положительного Героя. Речь именно о Герое с большой буквы, не о типаже, не о запоминающемся персонаже, не о мастерски написанном характере — всего этого в современной словесности предостаточно. Когда критика называла наше время, а вслед за ним и его литературу «безгеройными», она кивала на некоторое всем понятное антропологическое измельчание: ну, так уж сложилось, вот такими мы стали, к тому же и четкие представления о добре и зле вышли из моды.
И вот Герой с идеалами, с кодексом чести, да просто, «человек с совестью» в русскую литературу вернулся. Но вернулся он как герой трагический, и в этом все дело. Потому что о трагическом герое известно с самого начала, что он обречен.
Книга Петра Алешковского переполнена этим тревожным, предгрозовым, наэлектризованным воздухом трагедии.
Героем времен нынешних и романа Петра Алешковского «Крепость» стал Иван Сергеевич Мальцов, археолог.
Казалось бы, кандидатов в новые русские Гамлеты и «лишние люди» сейчас хоть отбавляй, и с каждым днём ряды «лишних» только множатся. Почему не журналист, пострадавший за правду, почему не оппозиционный политик, блогер, правозащитник, независимый бизнесмен? Но удивительным образом, когда книга была закончена и готовилась в печать, на авансцену выдвинулась фигура археолога, музейщика, историка, в общем, хранителя древностей.
Речь даже не о бесконечных скандалах, ставших приметой отечественной культурной политики в последние годы, — об уничтожении исторических памятников, назначениях непрофессиональных «менеджеров» на ключевые музейные посты, вытеснении профессионалов дельцами. Тут можно долго перечислять — Соловки, Кижи, Херсонес, но все невеселые отечественные дела отступают перед событиями августа этого года, когда боевики «Исламского государства» казнили в Сирии 82-летнего Халеда Асаада, директора музея древней Пальмиры, ученого-археолога с мировым именем, и об этом узнал и заговорил весь мир. «Крепость» Петра Алешковского вышла в свет несколько дней спустя, и это стечение обстоятельств вдруг обнаружило в романе очевидный глобальный смысл, потому что книга получилась про главный конфликт современности — лобовое столкновение цивилизации и варварства, культуры и невежества. И еще она о том, что этот конфликт давно уже перешёл из безопасной фазы охов и ахов по поводу тотального бескультурья в фазу погрома и бойни, и тут уже все хрупкое строение человеческой цивилизации кажется трагически обречённым или (если сохраним толику оптимизма) невероятно уязвимым.
Тема эскапизма привычна для русской литературы — жизнь диктует. Уход от реальности освоен во всех формах: это ментальный и виртуальный эскапизм, эмиграция, добровольное затворничество, вообще любое перемещение в поисках лучшей доли.
Главный герой нового романа Петра Алешковского «Крепость» Иван Мальцов — эталонный эскапист. Все три формы побега у него заготовлены заранее: и ментальный — это наука, археология, без которой он не может жить, и виртуальный — сны о предке-монголе, и реальный — родительский дом в деревне. Всеми ими он пользуется, как только становится невозможно жить.
С этого невозможного, лишенного воздуха состояния начинается роман. Уже с первых страниц герой окружен сворой врагов, так что выхода из сложившейся ситуации с сохранением status quo не видно. Ученый, археолог, человек старой закалки, живущий «при свече», для которого наука — чистое занятие, не имеющее ничего общего с бизнесом или таким плебейским делом, как выживание и зарабатывание денег. Мальцов вдруг оказывается один на один с миром, в котором правят деньги. Никто его не понимает, все требуют чего-то противного его убеждениям: жена — обеспечения себя и будущего ребенка, директор музея — не мешать, когда он будет проворачивать свои полулегальные бизнес-проекты, финансовый глава города, давно скупивший все, что продавалось, и подбирающийся к тому, что продать нельзя, — выступить на его стороне в имущественной войне с директором музея и стоящим за тем московским капиталом, уже разинувшим роток на лакомые куски старинного города Деревска, в том числе на уникальную его Крепость. Терпеть этот ужас нельзя, жить в нем невозможно, воевать себе дороже, поэтому Мальцов бежит бросив все — благо есть куда.
Вот на этом фоне разворачивается история, случившаяся в старинном провинциальном городке Деревске. История очень узнаваемая, очень наша. На городской окраине стоит средневековая Крепость (так она и значится в романе, с большой буквы), и за нее ведут борьбу разные местные и неместные силы в лице коммерческого археолога Калюжного, директора музея Маничкина, городского «олигарха» Бортникова, за которым маячат деньги уже настоящего московского олигарха Ройтбурга. Борьба, конечно, не за Крепость, а за деньги, поэтому все идет к тому, чтобы древние стены «отреставрировать», то есть построить «новодел» с башенками, создать аттракцион для туристов и жить себе преспокойно — стричь купоны и пилить «бабки».
Сопротивляется всему этому только Мальцов, воюет один на всех фронтах: он-то, умница, настоящий учёный, историк-краевед, влюбленный в Деревск, прекрасно понимает, что Крепость — душа города. В конце концов он чудом получит разрешение на раскопки в Крепости и сделает там открытие всей своей жизни — найдёт подземную церковь, которую построил в XI веке местный святой, Ефрем Воин.
В этой церкви Мальцова и похоронят заживо. Его закопают — и в прямом, и в переносном смысле слова: столкнет бульдозером директор городского музея Маничкин. А в общем, вся история Мальцова — это хроника выдавливания его из жизни. Начинается роман с того, что его увольняют с работы; одновременно от него уходит молодая жена Нина — уходит беременная да еще и к дельцу Калюжному, которого Мальцов презирает. Он уезжает в деревню — писать книгу об истории Золотой Орды. Городскую квартиру у него подло, обманом отберет хваткая Нина. Мальцов безропотно, но как-то очень по-мужски отдаст. Деревня Василево, вымирающая и спившаяся, Мальцова тоже не примет, он вернётся в город, точнее, в пункт назначения, в Крепость.
Читателю стоит собраться силами и духом, чтобы вместе с автором и его Героем пережить финал романа, этот страшный и прекрасный квест, когда Мальцов ищет выход из подземелья, в котором оказался замурован. Чтобы надеяться до последнего, так что перехватывает дыхание на каждой странице. И чтобы понять — Герой не переживет.
Эти потрясающие финальные три десятка страниц об отчаянных попытках Мальцова выбраться из каменного лабиринта трудно не воспринимать как метафору. Вся жизнь Героя закодирована в этих мужественных поисках выхода, всплесках надежды и столкновениях с очередным тупиком. Понятно, как разворачивается эта метафора для каждого, кто хоть немножечко Мальцов в нашем отечестве.
Все надежды и метания людей думающих и неравнодушных, пережитые ими в последние годы, собраны в романе: перекрывают кислород — что ж, будем книжки писать, воспитывать детей, пойдем «в народ». Ответ на все это один — тупик, заваленный землей или каменной плитой выход. Последняя надежда, как известно, на чудо. Чудо в романе есть, но не то, на которое надеялись: мертвого Мальцова найдут, умащенного миром с ног до головы, потому что колонны и стены обретенного им храма Святого Ефрема мироточат. Жить воином, умереть мучеником — чем не формула русской святости.
Роман устроен так, что он не может оставить читателя в отчаянии. Он для этого слишком загадочен и сложен. В нем две основные линии и два главных героя, и второй герой вовсе не трагический. Это далекий предок Мальцова, монгольский воин Туган-Шона, который служил ордынскому хану Мамаю (тому самому!) и хранил ему верность до самой его смерти, а потом обрусел, обзавёлся женой и поместьем и дал начало сразу нескольким родовым коленам. Вся жизнь Туган-Шоны является его потомку Мальцеву в чудесных видениях-снах, и, наверное, нет большей награды для историка, чем невероятная возможность увидеть глазами средневекового воина его походы и сражения, пройти его трудным путем, назвать созвездия старинными именами. Эти две жизни — Мальцова и Туган-Шоны — накладываются друг на друга как проекции, но вдруг пересекаются в одной точке, и уже Туган-Шона в снах Мальцова видит собственный сон: «Он спал, и ему снилась какая-то старая разрушенная русская крепостъ-хэрэм, на камнях росли мелкие березки, сквозь камни то тут, то там пробивалась трава. В углу крепостицы стояла пузатая низенькая церковь, на разобранной почти до основания башне возвели необычную кургузую колоколенку. Он бывал в Суздале, и в Твери, и на Москве с посольствами, но таких колоколен не встречал. В крепости был сад, точнее, небольшой холмик с цветами и странным блюдом посредине из непонятного белого материала и яблони вокруг, много-много корявых деревьев. Ветер срывал с яблонь белые лепестки цветов, они кружились в воздухе, устилали, словно снег, буйную молодую траву, заполонившую эту непонятную безлюдную крепость».
Именно поэтому книга Петра Алешковского с ее трагическим Героем несет в себе и катарсис, то есть обещанное еще древними очищение страданием. В минуты душевной боли Мальцов размышляет: «Место, что было отведено ему на земле, всего лишь точка или даже меньше — песчинка в стеклянной колбе, отмеряющей общее время... Чего ради ничтожной крупице колотиться о замкнутые стенки? Не проще ли просто ссыпаться вместе с подобными ей песчинками вниз, в воронку, что неизбежно унесет их в другое, нижнее, но тоже запаянное, замкнутое пространство? А потом, когда колба перевернется, все просто повторится снова.
И так без конца? Но ведь за стеклом есть что-то еще?»
Собственно, весь роман о том и ради того, что за стеклом что-то есть.
Но за этим как-то забывается главное. Крепость-то устояла. Пока. Можно, конечно, пофантазировать и утешить себя тем, что теперь у нее стало на одного покровителя больше. И это будет еще одно чудо.
Составитель главный библиограф Пахорукова В. А.
Верстка Артемьевой М. Г.