Почему на уроках литературы невозможен честный и искренний диалог учителя и ученика? Почему в русских классических произведениях так мало хеппи-эндов? Как объяснить ребенку психологизм Печорина? Учитель литературы (школа № 2009), преподаватель НИУ ВШЭ, методист проекта «Учитель для России», писатель и драматург Артем Новиченков рассказал по просьбе «Афиши Daily» о том, как в действительности дети воспринимают классическую литературу.
Русская литература — самая сложная европейская литература, уверен Артем Новиченков:
Потому что в свое время она выступала в роли философии, публицистики, политического высказывания и даже морального мерила. И эти тексты предлагаются к прочтению подросткам. В том же возрасте их европейские и американские сверстники читают развлекательную и понятную литературу.
Какой учитель может объяснить суть лирического отступления о птице-тройке в «Мертвых душах», которую всем задает учить наизусть? Или поможет понять школьнику психологизм Печорина или чувства Онегина, спрашивает Новиченков и сам же отвечает: «Редкий».
Преподавание литературы в школе, по мнению педагога, подменяется литературоведением, а разговор «о чем написан текст» подменяется разговором о том, «как он сделан». «Ну и еще этот претенциозный вопрос «Что хотел сказать автор?», варварски искажающий и упрощающий саму идею искусства, — пишет он. — Потому что
Достоевский изначально задумывал написать роман «Пьяненькие», а в итоге написал «Преступление и наказание».
Это читатели английской и французской литературы привыкли к хеппи-эндам. А русские писатели были безжалостно честны.
— Вот навскидку, много ли вы можете назвать русских произведений XIX века со счастливым концом? — спрашивает Новиченков. — Чацкий терпит фиаско, Евгений и Татьяна несчастны, Печорин мучим самим собой, Базаров мертв, Катерина мертва, Каренина мертва. А герои Некрасова, Щедрина, Достоевского? «Война и мир» вот, казалось бы, кончается счастливо. Но если сравнить прекрасную летящую Наташу в начале романа с раздобревшей женщиной, держащей в руке грязную пеленку, могут как минимум возникнуть вопросы. На уроках мы будто читаем другие книги: не депрессивные и жестокие, а жизнеутверждающие, высоконравственные.
В устах учителя и на страницах учебников литература сводится к горстке словосочетаний: «фамусовское общество», «лишний человек», «мысль семейная» — и терминов: «лирический герой», «композиция», «кульминационный момент» и другие. Вот и вся литература. Школьнику лишь остается сложить то, что рассказал учитель, и то, что написано в учебнике, и почти дословно перенести в сочинение. Места для собственных рассуждений уже не остается. Да и зачем, главное оценку получить и забыть.
Книги учат, воспитывают, развивают воображение... «А вы, взрослые, сами в это верите?» — спрашивает Новиченков.
— Потому что если спросить себя: а когда я в последний раз читал художественную книгу? Да такую, которая сделала меня умнее, нравственнее, лучше? Нет, мы давно уже не читаем так, как рассказываем, — провоцирует он. — «Но это ведь ни о чем не говорит! — отвечают родители. — Просто мы повзрослели, а вот в детстве закладывается фундамент, и дети должны читать книги... мы в детстве читали».
Он предлагает взрослым быть честными самими с собой и признать, что
«Мы хотим с помощью искусства вызвать в себе определенные эмоции, и если этого у нас не получается, значит, просто не тот роман, фильм, выставка», — добавляет он. Так почему же к детскому чтению у нас особое отношение? Почему мы решили, что комиксы, фантастика, фэнтези — это несерьезная литература?
— Вот русская классика — да. Все выросли на ней, это наш культурный код и вообще — без нее стыдно, без нее никуда, и пусть семикласснику хочется плакать от «Бориса Годунова», потому что скучно и ничего не понятно, но надо, Федя, надо, — говорит Новиченков. — А вот не надо. Ведь это всего лишь въевшийся в подкорку советский стереотип о том, что литература обязана быть прикладной и должна менять людей. Такое неблагодарное бремя выпало и другим искусствам — кинематографу, живописи, театру, но только литература так и не смогла избавиться от него, и во многом потому, что была закреплена школьной программой. Так русская классика стала священным каноном, а любой, кто оспаривает это, посягает на святое.
Артем Новиченков уверен, что настало время избавиться от этого маниакального желания наделить хорошую литературу обязательной практической пользой и перестать пичкать детей текстами XIX века. Может, не будем делать из художественных текстов священные, а из писателей — пророков, спрашивает он.
— На самом деле русская литература от этого только страдает, становится дальше и непонятнее, — объясняет учитель. — И это в дополнение к тому, что восприятие осложнено исторической дистанцией. Школа учит нас читать романы Тургенева или Достоевского с целью получения пользы, а не удовольствия, хотя они-то писались именно для того, чтобы занять досуг. Книги как люди.
И книги все выбирают разные. Заставлять читать нежеланную книгу — как заставлять общаться с неприятным человеком. А для закрытого ребенка общение с незнакомыми людьми будет травмирующим.
Поэтому задача старших, уверен Новиченков, познакомить ребенка с книгой, сократить дистанцию, а не обязывать читать. «Я убежден, что чтение — естественная потребность человека, как потребность в любви, — пишет он. — Но как можно травмировать ребенка и развить в нем комплексы, мешающие счастливой жизни, так можно и воспитать в нем стойкое неприятие к литературе и навсегда отрезать от книг».
Источник: godliteratury.ru