Советуем прочитать. Выпуск 2 (24)
Список литературы. Курган. 2019
Уважаемые читатели и коллеги!
Обращаем Ваше внимание на наиболее значимые и интересные произведения, напечатанные в литературно-художественных журналах в первом полугодии 2019 года.
Бахаревич, Ольгерд. След : фрагмент романа «Собаки Европы» / Ольгерд Бахаревич // Дружба народов. – 2019. - № 3.
Фрагмент не всегда вызывает желание прочитать книгу полностью. Но роман Ольгерда Бахаревича «Собаки Европы» вошел в короткий список премии «Большая книга». Автор белорусский.
2050 год.
«И вот однажды он умер.
Ночью, в городе, который он не любил, на улице, названия которой он не запомнил.
Он запомнил только название гостиницы.
«Розенгартен».
Розовый сад.
Название – как колючая щетина, вымытая бесплатным цветочным мылом».
Железный занавес отделяет непонятную Россию от просвещенной Европы.
«Там должно что-то быть, - упрямо проговорила горничная. – Это как с Восточной границей, понимаете? Там, за ней, что-то есть. Там тоже люди живут... И может быть, там даже есть отели. И в эту минуту в одном из них... Пусть в самом жалком, но там тоже стоят двое, такие, как мы, и говорят о смерти. Как обо всем этом интересно думать...»
Европа – без книг, чтения и библиотек. Есть «последние книжные магазины», а вернее – склады. Слова «книга», «поэзия» даже не выговариваются. Государств нет, нет и национальностей.
«Ему было тридцать пять, он закончил Потсдамский университет, его магистерская работа была посвящена комментариям, которые оставляли в соцсетях в начале века режиссеры так называемой «SuperDDR»: Мюльбах, Ойбушка, Цзы Фань... Был шанс продвинуться в науке, замкнуться в мире виртуальных привидений, так и прожить, не перенапрягая ни тело, ни душу – но почему-то... почему-то Терезиуса Скиму тянуло в кино улиц, в так называемую реальную реальность, ноги сами вели его туда, где было ужасно и шумно, где тебя самого снимали на свое видео визгливые окна и разбитые пыльные витрины не существующего больше города, где пахло никому не интересными жизнями».
Терезиус Скима – берлинец. Сейчас работает в разыскном бюро. Определяет личность пострадавшего. Обеспеченные верхи, развращенные и скучающие превратили Европу в скопище необразованных, агрессивных, жаждущих только наживы людей – толи женщины, толи мужчины – в колготках, туфлях на каблуках и в юбках.
«Сначала вы разучились курить... Пить вино... Говорить... Слушать друг друга. Потом читать... А потом и писать... Вам уже ничего больше не интересно. Вы думаете, что знаете все! Единственное, о чем вы думаете, это будущее. Единственное, что еще как-то может встряхнуть ваши полудохлые души. Вы думаете, вы изменились... Верите в прогресс. В свои электронные игрушки. Убожества... Идиоты...»
Старый Лампе поперхнулся, закхекал – старческий, нечленораздельный смех. Терезиус Скима снова подумал, что он словно бы смотрит кино: столько в этом человеке на экране было актерства.
«Слушайте, слушайте... Не хочется, а придется... Я вам все про вас, дистрофиков, расскажу. Вы же дистрофики там, ясно? У вас атрофировалось самое важное – а что, вы уже и не помните. Дистрофические человекообразные. Уверенные в своей исключительности, уверенные, что идете правильным путем. У вас больше не осталось сомнений. Только картинки. Одни картинки. Тупые дети. Вы тащитесь по своей неинтересной жизни вслед за своими забавными картинками и думаете, что знаете все об этом своем убогом мире...»
Волос, Андрей. Царь Дарион : роман / Андрей Волос // Дружба народов. – 2019. - № 3.
Небольшой роман. Действие происходит в 90-е годы ХХ века. Бегство из Таджикистана в Москву. Главный герой филолог находит старинную книгу и пытается ее прочесть, домыслить незавершенные переписчиком страницы, разгадать загадку книги. Тайна времени уводит героя из Москвы в царственный город Константинополь, на утес, где по легенде некогда нашел прибежище святой. Почти по Соломону «и это пройдет».
Гаврилов, Степан. Опыты бесприютного неба : роман / Степан Гаврилов // Знамя. – 2019. - № 3.
Автору 29 лет и он принадлежит к поколению о котором написал. Провальное поколение 1990-х.
«Да, малая родина – это, конечно, всегда Земля Обетованная, где ходят живые библейские пророки вроде Спирита и персонажи местного эпоса типа гопника Ролана, но не словом единым жив человек. Пришлось собирать манатки, прощаться с фантастической эйсид-осенью и переезжать в большой, красивый и ужасный, пропахший формальдегидом город-миллионник с бесконечным количеством дорог, машин, женских ног и заводов. Благо, в первое время было где вписаться. Опять грянул очередной финансовый кризис, и с работой и там был напряг. Меня не брали сортировщиком печенья, монтажником биотуалетов, грузчиком на склад рыбьего корма. В итоге я устроился журналистом в маленькую конторку, которая в поте лица своего искала новости для федеральных каналов».
Аморфное, не образованное, да и не хотящее ничего.
«В то время меня не покидало навязчивое чувство: я ощущал себя в каком-то фриковатом кино. Мои молитвы тогда звучали так: если и вправду кто-то пишет сценарии моей жизни, то, пожалуйста, пускай эти люди окончили хотя бы высшие курсы ВГИК, а не какой-нибудь кулёк где-нибудь в Челябинске. Я размышлял: почему ни у кого из нас не получается жить нормально? Ведь все хотят жить всецело нормально, в чём же дело? Наконец я понял: мы делаем всё ради смысла, в наших действиях очень много смысла. Порой мы так стараемся над смыслом, так хотим, чтобы в наших поступках было больше смысла – больше, больше смысла, - что иногда мембрана разума, натянутая поверх абсурда, просто не выдерживает. Она лопается от переизбытка смысла, от тяжести наших намерений».
Легкие наркотики, работа от случая к случаю, только чтобы не умереть с голода, съемные квартиры…
«Понятия не имею, зачем мы здесь. Мне больше ни за что не стыдно. Мне вообще никак – если говорить в целом. Когда-то я хотел вернуться, но едва ли хочу сейчас. Я поглядываю в бесприютное небо и хочу разгадать пророчество. В моих руках – сумка с керамическими зубами, я несу их кому-то, кому они очень нужны. И если нигде нет моего места, то моё место везде. Разве это не очевидно? По-моему, очевидно».
Гриневский, Александр. Аргиш : повесть / Александр Гриневский // Дружба народов. – 2019. - № 5.
Роковая ошибка вертолетчиков – и туристическая вылазка московской мужской компании (сплавиться по реке, порыбачить, очиститься душой на первозданной природе) оборачивается кровавой драмой. Их гибель окружена завесой тайны.
«В лесу нет человеческих законов. Нет понятий добра, сострадания, совести. Есть единственная цель – выжить! Все подчинено этой цели. Плевать березе на елку, которая загибается возле ее ствола от недостатка света. Плевать! Тянуть ветви ввысь, к солнцу, к свету – жить!
Плевать лосю, что рядом с ним ласка сожрала ящерку. Ласка – ничто для лося, и лось – ничто для ласки. Они существуют в разных измерениях – неопасны друг дня друга – поэтому и не соприкасаются. Но цель у них общая – выжить!
Мы пришлые. Не можем перестроиться. Гибнем. Поделом. Шагнул в другой мир – пойми и прими законы этого мира. Машет баба тебе рукой на берегу... Она тебе нужна? Нет? Вот и плыви дальше. Пускай сама выживает. И ты – выживай».
Главные герои: девятнадцатилетний москвич Вадим и восемнадцатилетняя ненка Вера. Они остались живы, но спасаются от преследователей, борются за свои жизни, выбираются из тайги, болот тундры, из безлюдной глухомани Севера.
«– Здесь Север, Вадим. Все сложнее. На твоем острове можно целый год ходить в шортах и рвать бананы с пальмы. Тут тяжело жить. Выживать нужно. Чтобы выжить, надо держаться друг за друга. Помогать. Не за деньги. Правильно говоришь. Все имеет свою цену. Только иногда это не деньги».
И это испытание на грани человеческих сил становится для них проверкой на стойкость и верность тому, кто рядом.
«Однажды ночью, когда его жизнь станет спокойной и налаженной, и молодая жена будет ровно дышать под боком, а ребенок спать в соседней комнате, прижимая к груди лохматого зайца, он проснется. Он вспомнит все и поймет: Север разжевал его и выплюнул, словно косточку от морошки, застрявшую в зубах, а встреча с Верой – самое лучшее, что было в его жизни».
Де Карло, Андреа. Техника соблазнения : роман / Андреа Де Карло // Иностранная литература. – 2019. - № 5.
Литературный мир жесток, особенно с молодыми писателями.
Роберто Бата именно такой. Писать начал в стол, так как знал, что не напечатают.
«В ноябре девяностого я работал в редакции журнала «Перспектива». Поскольку я не состоял в союзе журналистов, оформили меня практикантом».
И, вдруг, неожиданная встреча с суперизвестным писателем Марко Полидори изменяет всю жизнь.
«Я спрашивал себя, превратился ли я навсегда в мелкого и амбициозного литературного попугая или произошедшие со мной изменения обратимы. А потом я подумал, что Полидори отнял у меня жену, возлюбленную и мой первый роман, зато оставил мне достаточно искренних чувств, чтобы написать следующий – этот».
И роман получился замечательный. Советую.
Замлелова, Светлана. Абрамка : повесть / Светлана Замлелова // Наш современник. – 2019. - № 3.
«На свете есть только две великие идеи – Бог и... другая.
Если бы я верила в Бога!.. Я раздала бы всё и стала бы всем слугой. И мыла бы раны прокажённым, и омывала бы ноги нищим. Но где взять веру?
И я мечтала о красивых и сильных людях с открытыми лицами, ослепительными улыбками и пленительными телами, потому что если нет Бога, то самая прекрасная идея на земле – это быть, как боги.
Быть, как боги, - значит, быть равным среди равных. Мы говорим «мы», но каждый сознаёт своё «я». Мы любуемся друг другом, но каждый не похож на другого. Наше единство не кажется нам обременительным, в нём нет ничего от стадности, когда слабые, неинтересные люди вынуждены сбиваться в стаи. Мы, именно мы – сильное, прекрасное, избранное меньшинство – творим судьбы мира. На нас устрояется мироздание, и на нас равняются народы. Мы освобождаемся от оков любых традиций и становимся для большинства Абсолютом. Именно мы достигаем невиданного ранее расцвета Личности, мы взращиваем человеческое древо, отсекая больные ветви. Для нас нет препон, мы сами есть мера всех вещей. И множество низших, безликих существ, толкаясь, тянут к нам руки и стараются хотя бы прикоснуться к одному из нас!..»
«Замечательный манифест». Вот с таким убеждением и живет главная героиня в провинциальном городе. Отчим – мэр, мать – склочница, странноватые друзья и Абрамка – мальчик-юродивый. Не умещается он в идею – быть как боги, и значит…
«И вот в это самое время из-под моего окна послышались два – я это точно помню! – слабых вздоха, и в следующую секунду раздалось это отвратительное, столько раз уже слышанное мною нытье:
– Водички... Дайте Васе водички...
Об Абрамке я почти забыла. Во всяком случае, я давно о нем не вспоминала. Да и никто вокруг не напоминал. Вот почему сначала я даже не удивилась, заслышав этот голос. Но уже в следующую секунду меня словно подбросило с кровати: Абрамка не может ходить и тем более говорить.
– Водички... Дайте Васе водички... – донеслось до меня, как опровержение, с улицы.
Господи! Нет спасения от этого даже мёртвым надоедливого дурачка. К ужасу, который, естественно, охватил меня, подметалось вдруг что-то вроде злости на Абрамку, на этого мерзкого, негодного уродца, который еще смеет являться и пугать меня! Как только злость появилась, страх дрогнул. И я, сама не зная, зачем, побежала на улицу.
Ночь была прелунная. настоящая колдовская ночь. Тихо было кругом. Скамеечка под моим окном стояла пустой».
Иваницкий, Александр. Ломаные уши : книга воспоминаний / Александр Иваницкий // Наш современник. – 2019. - № 2, 3.
Александр Владимирович Иваницкий родился в 1937 году в селе Яровая Донецкой области. Пережил блокаду Ленинграда. После войны стал заниматься вольной борьбой. Двукратный чемпион СССР. Четырёхкратный чемпион мира. Чемпион Олимпийских игр 1964 года в Токио. По завершении спортивной карьеры работал, спортивным журналистом. Затем в ЦК ВЛКСМ был ответственным за проведение юношеских соревнований «Кожаный мяч» и «Золотая, шайба». С 1973 года, возглавлял главную редакцию спортивных программ Гостелерадио СССР. С 1991 года – спортивную редакцию «Арена» на канале РТР. Преподавал на факультете журналистики МГУ. Живёт в Москве.
«Мои воспоминания адресованы всем, в том числе и людям, никак не связанным со спортом или знакомым с ним понаслышке. Надеюсь, что особенно им будет любопытно заглянуть за спортивные кулисы. Прошлое приходилось пропускать через себя потому, что мне самому захотелось понять, благодаря чему блокадный заморыш сумел пробиться в кипу большого спорта. Быть может, от того меня и многовато в книге. Извините сей то ли малый, то ли огромный грех. Пытался было поступать иначе увы! не получилось...»
Крюкова, Елена. Хоспис : роман / Елена Крюкова // Нева. – 2019. - № 3.
Столько вопросов вызывает роман: возвращение «блудного сына», «блудной матери» - зачем и почему? Покаяться, чтобы их простили? А отец и дочь смогут примириться?
Хоспис – последнее убежище больного человека. Но «хоспис» это не только медицинское учреждение, это место успокоения и примирения с судьбой и смертью, это место, где ничего нельзя изменить.
Старый хирург Матвей Филиппович – одинокий, жена и дети умерли. Но еще есть силы работать и вспоминать. И вдруг…
«Возник звук. Дверь открывалась. Входная? В комнату? Затаил дыхание. Губы стали холодными, а лоб мокрым. Вошли? Открыли замок отмычками? Шаги. Медленные, осторожные. Они раздавались еще далеко. Может, в прошлой жизни.
Ах ты, хирург, сам-то режешь налево-направо. Сам... кромсаешь...
Шаги ближе. Ближе. Он зажмурился. Жмурься сильнее! Еще сильней! Сейчас из-под прижмуренных век полетят искры боли, и ты займешься пламенем и проснешься!
Шаги стихли.
Тот, кто стоял за его спиной, рядом с его мертвецами, молчал. Было слышно только его дыхание: хриплое, медленное, редкое. Хрипы звучали громче, когда он вдыхал, у него булькало в груди. Выдыхал человек через заложенный нос, носом свистел, как чайник. Смешно и страшно.
Напротив него стоял лысый старый человек.
А может, долыса бритый. А может, молодой, он еще не понял.
Иглы, колючки вместо волос. Колючее лицо. Грязь на щеках. Будто плакал грязью.
Лицо человека было ему тесно. В нем он задыхался. Он глазами лез, вылезал из лица, глаза умирали на лице, проклинали все, что видели, и тут же воскресали».
Сын, сбежавший от нормальной жизни, мечтавший стать вором и вкусить воровскую свободу.
«Я не оправдываюсь. Это я сам себя так уговариваю. Сам себе песню пою, колыбельную. На самом деле, бать, я родился вором и вырос в вора, и никуда мне было не удрать от воровской своей судьбы».
Путь в никуда.
«Мертвый сын лежал в крови, погасший. Закончилась брань. Старый отец в сумерках тихо светил дряхлым телом и алым плащом, старый нечищеный тусклый светильник. Сам себе удивлялся, стоял, смущенный незримой, неслышимой общей любовью. Зачем ему эта награда? Он сам скоро вслед за сыном пойдет. Нищенка сидела в ногах у покойника и ела хлеб и колбасу. Ее не смущало присутствие смерти».
Куприянов, Сергей. Генеральша : повесть / Сергей Куприянов // Нева. – 2019. - № 5.
Главная героиня Катя. Ее отец, известный пианист, был репрессирован и умер в ссылке. Мать уговаривает 18-летнюю дочь согласиться на брак. В 1952 году она приезжает с мужем в Москву. Он генерал из Саранска. Москва ошеломила и почти развратила.
Поляков, Юрий. Веселая жизнь, или Секс в СССР : роман / Юрий Поляков // Москва. – 2019. - № 3-6.
1983 год. Хроника тех лет. Георгий (Жоржик) Полуяков – писатель. Критики, поэты, писатели, лауреаты, неудачники – все собраны в романе. Если знакомы с литературной жизнью тех лет, будет интересно угадывать персонажей. Веселый, смешной, особенно по прошествии времени. Но так проживали эти времена.
Попов, Михаил. Рометта и Джульео : драматическая повесть / Михаил Попов // Москва. – 2019. - № 5.
Название ни о чем не напоминает?
А так
Действующие лица
Нан, герцог Веронский, маленький невзрачный мужчина лет сорока семи.
Париса, двоюродная сестра герцога, крупная роскошная блондинка тридцати шести лет.
Меркуция, некрасивая племянница герцога девятнадцати лет.
Супруги Монтелли:
Бориссио, зрелый уже мужчина за пятьдесят.
Ильдарио, молодой еще мужчина под сорок.
Супруги Капутекки:
Франциска, рыжая дама чуть старше сорока.
Франческа, брюнетка слегка за сорок.
Джульео Капутекки, юноша семнадцати лет.
Рометта Монтелли, девушка пятнадцати лет.
Тибальта, племянница синьоров Монтелли.
Бенволия, племянница синьоров Капутекки.
Нектор, возлюбленный Джульео семнадцати лет.
Кормилио, денщик Рометты, пожилой, корявый дядька.
Дон Альберто, настоятель храма Святого Купидона.
Шекспир на совершенно современный лад. Сумасшедший мир с его безбожием, трансгуманизмом, феминизмом и абсолютной свободой, одновременно жестким диктатом Брюсселя.
Свободный вольный город Верона живет по законам «однополых браков». И кажется «счастлив», если бы…
«– Ты не отдаешь себе отчета в этом, а это очень важно – верный! Этим мы и отличаемся от натуралов – постоянством. Наши союзы прочны, посмотри на нас с твоей матерью, посмотри, если уж на то пошло, на Ильдарио и Бориссио. Это натуралы заражены паршой полигамии».
Но главные герои испытывают друг к другу «противоестественное» влечение и влюбленность. Выходы из этой ситуации есть, но…
«Помощники Патогено вынесли поднос с ритуальными флаконами. Собственно, посвящение и состояло в получении каждой посвящаемой особи флакона, содержащего самый настоящий яд. Ритуальный смысл заключался в том, что девушки вместе с объявлением об их совершеннолетии получали право на самоубийство, которое в экстренном случае можно было совершить, глотнув того самого яду. Брюссельская конституция, помимо права на перемену пола, включала в себя еще и право на добровольный уход из жизни, когда пребывание в этой жизни становится невыносимым в случае тяжелого заболевания или слишком уж престарелого возраста. Столичные чиновники настаивали, чтобы яд во флаконе был настоящий, дабы не оскорблять конституционный акт бутафорским реквизитом».
Жаль, есть будущий мир будет таким.
Эпилог
Хор
В Вероне две прекрасные семьи
Столкнулись вдруг с проблемою кровавой,
Святые репутации свои
Могли покрыть они недоброй славой.
Упорство удивительных детей
Семейства ввергло в муки и волненья,
И можно было ждать нам двух смертей,
Но отыскался способ избавленья.
Джульео исстрадавшийся юнец,
Но главный приз мы отдадим Рометте.
И главное, что не пришел конец
Любви, все здоровы и солнце светит.
Они живут и счастливы вполне,
Обманным сочетавшиеся браком.
Других таких не отыскать в стране,
Но эту тайну мы покроем мраком.
Прилепин, Захар. Некоторые не попадут в ад : роман-фантасмагория / Захар Прилепин // Наш современник. – 2019. - № 5, 6.
Автор не хотел ничего писать о Донбассе. Но у писателей такое бывает – рука просится к перу, перо к бумаге. И получился роман-фантасмагория. Персонажи узнаваемы.
Сенчин, Роман. Немужик : рассказ / Роман Сенчин // Новый мир. – 2019. - № 5.
Главный герой – Аркадий. Мама его всю жизнь растила одна. Заботливая, но не ласковая. Аркадий для нее «немужик». Рассказ написан очень деликатно. Главная мысль – одиночество и нелюбовь в семье. Даже супер успешная карьера не меняет дела.
Тишков, Леонид. Взгляни на дом свой : роман-фантазия с рисунками автора / Леонид Тишков // Знамя. – 2019. - № 2.
Автор – известный художник. Произведение состоит из двух частей – документальный рассказ о малой родине и художественный об этом же.
«ДОРОГА ДОМОЙ
Что так тянет меня сюда, в мой, собственно, дикий малолюдный край, где зима длинная, как Казанская железная дорога, а лето коротко, как жизнь воробья. Сирое место, убогое, втиснутое в узкую долину извилистой реки, перегороженную плотиной, возведённой для нужд чугунолитейного производства. Сам посёлок вырос вокруг завода, как полип вокруг камня, отовсюду видна высокая кирпичная труба, иногда изрыгающая «лисий хвост», иногда чёрный дым. На эту трубу, как на штырь, насажен посёлок, мой родной городок, где я родился и вырос.
Зачем я еду в этом холодном скрипучем поезде? Увидеть родной дом? Но один, первый, уже сгнил и сломан, второй еле виден из-за сугробов, синея краешком наличника, третий ещё стоит, крепкий, как гриб-боровик, обляпанный тёмно-серым цементом, куски которого отваливаются, как старая короста с кожи больного, оголяя кирпичи. В нём давно живут незнакомые мне люди, даже деревья, растущие рядом с ним, не узнают меня».
Это Урал – Свердловская область, городок Гагарина.
Папа, мама, дети. Леонид (Леонтий) – младший. А так же дедушки, бабушки, тети, дяди. Все жили здесь: работали, воевали, восстанавливали, обустраивали жизнь.
«В зелёном семейном альбоме лежат фотографии моей мамы, сидящей в окружении учеников, позади цветущая сирень, золотые шары, берёзы, стена школы с высокими светлыми окнами, над школой – горы, поросшие лесом, над лесом – ясное уральское небо, отороченное облаками. Эти фотографии безмолвно повествуют о том времени, когда стены школы были крепки и, казалось, незыблемы, когда мои родители были учителями, а вокруг них сидели-стояли их ученики, много учеников, или сидели-стояли только учителя, - коллектив школы был дружный, вместе ходили по малину и на майские демонстрации, а потом лепили пельмени. Школа исчезла, как исчезла когда-то Атлантида, и с ней все учителя, а, может, ещё раньше исчезли учителя, а потом за ними сама школа канула в вечность».
Когда все умерли, автор начал восстанавливать неизвестные страницы своей родословной.
«Что осталось от отца? Коричневое большое пальто, чехословацкий тёмно-синий плащ, полосатый галстук, шляпа из синтетической сеточки, пустой картонный чемодан, обтянутый чёрным ледерином, в углу которого я нашёл маленькую металлическую пуговицу от гимнастёрки. Эта почерневшая от времени, пришедшая с войны пуговица со звездой и серпом и молотом единственная «награда», которую оставил мне вместо боевых наград, которых не получил, мой отец. И начинает расти эта пуговица, становится огромной, заполняя комнату, оставаясь со мной надолго. Кто может изменить что уже совершилось, как изменить совершённое время, да и нужно ли? Для меня самого и для настоящего я копаюсь в прошлом, вытягивая новые и новые факты, которые превращают маленькую пуговицу с гимнастёрки отца в огромную сферу, в ней отражается моя судьба, на которую натягивается моё существование, как худой носок, и я сажусь с тонкой иглой, чтобы штопать множественные дырки прошлого.
Совсем недавно я нашёл в Интернете справку НКВД, касающуюся военной судьбы моего отца, которого нет на свете уже более тридцати лет. В ней было указано, что командир взвода политрук Александр Иванович Тишков, 1912 г. р., попал в немецкий плен 10 августа 1941 года у села Подвысокое. И тогда я узнал, что это место в Кировоградской области вошло в историю как Уманский котёл, в котором были окружены 6-я, 12-я и 26-я армии Южного и Юго-Западного фронтов».
Узнаваемый мир 1960-1980-хгодов.
Составитель главный библиограф Пахорукова В. А.
Верстка Артемьевой М. Г.
