Обычный режим · Для слабовидящих
(3522) 23-28-42


Версия для печати

Советуем прочитать. Выпуск 1 (23)

Список литературы. Курган. 2019

Уважаемые читатели и коллеги!

Обращаем Ваше внимание на наиболее значимые и интересные произведения, напечатанные в литературно-художественных журналах во втором полугодии 2018 года.

1. Антипин, Андрей. У самого синего моря… : повесть / Андрей Антипин // Москва. – 2019. - № 1.

Андрей Антипин продолжает рассказ о деревенских жителях.

В 70-80-х годах была очень популярна песня «У самого синего моря, с тобою мы рядом, с тобою…»

«С вечера зябко и морочно. Сырое, рыхлое облако, полное огня и фосфорического света, встает из-за реки и, выстлавшись над селом зыбучей тенью, наплывает на широкий двор старика Никифорова, парит над высокой рубиновой избой из морёных лиственниц».

Главные герои старик и старуха, живущие у реки.

«Живут со старухой одинешеньки, коротают дни да ждут, когда придет смерть без стука, унесет без звука. Старуха строчит швейной машинкой: все кроит, дура, разнаряды. Он загодя подшивает новые валенки – тоже глупость, старые бы сносить. Телевизор заглох по зиме – накренило ветром уличную антенну, а радио и без того давно не фурычит... Ти-ши-на! Собака залает во дворе – ни он, ни она не шарахнутся к окошку: приезжему взяться неоткуда, а своих Лапчик знает наперечет».

Вот так и течет жизнь стариковская. Все бури, житейские разборки, ссоры давно прошли. Но…

«Сережка долго топтался под окнами Никифоровых, страшась шума в избе, и теперь все понимает без слов. Он за руки цапает старика, который откинул крышку и свесил ноги в подпол:

Де-е-еда Гриша! Не надо, а?!

Не могу, Серьга! – кипит, булькает в старике. – Мужская гордость – я должен среагировать!

Да пускай давится, Сережа, чё ты его держишь! – злорадствует, не верит старуха. – Небось, дерьма мно-о-го, любой трос оборвет! Ну, залазь, чё ли, чурка с глазами!

Во, видал! – жалуется старик, исчезая под крышкой. Снизу слышен его глухой голос:

У ней – своя политика, у меня – своя...»

И грех, и смех. Колоритно выписаны образы героев.

2. Антипин, Андрей. Шел я лесом – камышом / Андрей Антипин // Наш современник. – 2018. - № 8.

Андрей относится к молодому поколению писателей «деревенщиков». Пишет о своих односельчанах и чем-то похоже на прозу Шукшина. У Антипина свои «чудики» - дядя Леня Зотов.

3. Артемов, Владислав. Император : роман / Владислав Артемов // Москва. – 2019. - № 1 ; 2018. - № 11, 12.

Главные герои – пожарник в театре Ерофей (Ерошка) Бубенцов, его жена Вера и…

Роман «Император» - это книга о дьявольских искушениях. О том, как самый ничтожный человек способен в одиночку противостоять всей мощи мирового зла и даже отсрочить неизбежный конец истории. Более того, именно от его личного выбора зависит судьба мира. Роман авантюрный, с лихо закрученным сюжетом, плотный, стремительный, без пробелов и пустот. И самое главное, книга говорит о существенном, важном, необходимом. Мировая история и её мистический смысл, а также действие «тайны беззакония» - всё это раскрывается в живых образах и ярких символах. В центре повествования любовь и жизнь обычной семьи.

4. Афлатуни, Сухбат. Рай земной : роман / Сухбат Афлатуни // Октябрь. – 2018. - №7, 8.

Что такое рай – знают все, а что такое «рай земной»? Каждый определяет сам, если может. Роман о судьбе Полины Круковской – Плюши. Мир папуси, мамуси, задушевной подруги Натали.

«Плюшина квартира утопает в иллюминации. Дом спит, а Плюшенькино окошко светится. Поле спит, а Плюша… Не спит Плюша. Держит в руке листок с дневником отца Фомы: перечитывала только что. А теперь?

А теперь снова свою жизнь прокручивает. Интересно? Нет, неинтересно. Серая, незамечательная жизнь ей досталась. И чем дальше, панове мои, тем все незамечательнее».

И, одновременно, дом, где они все живут, стоит на окраине города, а рядом «поле». В 1937 году на нем расстреливали поляков (это полигон).

Все главные герои – поляки.

Плюша закончила институт и работает в музее репрессий.

Роман об исторической памяти, о прощении и непримиримости.

«…Про одну монахиню рассказывали, что она была незлобива и не имела никакой привязанности к земному. Когда при кончине явился к ней ангел смерти, старица попросила: «Не забирай меня, я и здесь всем довольна». Она и на земле переживала рай. И ангел, вздохнув, ушел. В конце концов Бог послал к ней пророка Давида, и тот, играя на лире, смог забрать ее душу».

5. Бережной, Сергей. Кофе по-сирийски / Сергей Бережной // Наш современник. – 2018. - № 7.

Эпизод в сирийской войне. Русские добровольцы-волонтеры, корреспонденты «Анна Ньюс» оказываются ночью в осажденном ИГИЛ городе. Страшно. Безнадежно. Проверка на прочность.

6. Булкаты, Игорь. Цорион : повесть / Игорь Булкаты // Дружба народов. – 2018. - № 7.

Не только человек не учится на своих ошибках, но и целые народы встают «в позу» по национальному вопросу.

Столетиями люди жили смешанным составом. Находили общие языки, вместе переносили страдания, выживали, помогали.

И вдруг, напасть. Мы лучшие! И возникают войны.

«Премьера «Короля Лира» состоялась весной в доме культуры железнодорожников. Но настоящий спектакль случился позже, когда мой друг Гудериан пришел в костюме Корделии на площадь Мира, заполненную горожанами, поднялся на трибуну, растолкал готовящихся к выступлению толстозадых «патриотов» в чухах и, поправив рыжий парик с локонами, произнес в микрофон: «Не трогайте короля! Всякий, кто поднимет на него руку, будет иметь дело со мной! А граф Кент – петух!» Возможно, Гудериан был пьян, а может, просто притворялся таковым, во всяком случае, когда его спихнули с трибуны, он стал кататься по асфальту и хохотать на всю площадь, хлопая себя руками по бедрам, ровно штаны у него были полны свежевыловленной речной форели и он трясся от щекотки. Собравшиеся наблюдали за ним, и гул стоял как в котельной».

1990-е. Грузия, недалеко от границы с Абхазией.

«Премьера изменила распорядок жизни, но городок по-прежнему представлял собой субтропический железнодорожный узел со среднегодовой влажностью 80%, дождями с ветром и частыми проявлениями бронхиальной астмы среди детей. В воздухе пахло грозой и сырым театральным занавесом из красного бархата с желтыми кисточками на конце, который истрепался вконец после спектакля, так как зрители долго не хотели отпускать запыхавшихся актеров и те, счастливые, как дети, выходили на авансцену и кланялись, принимая цветы и подмигивая знакомым, и «браво!» носилось по балконам и партеру раскаленным шаром. Спектакль получился на славу».

Достаточно горстки националистов и вот…

«Город как будто сорвался с цепи. Рабочий день был в разгаре, а по улицам носились мужчины в камуфляже, подпоясанные кожаными патронташами, с охотничьими ружьями наперевес. Через громкоговоритель слышались голоса скупщиков совести, призывающих патриотов и всех, кто очистился и принял причастие великой нации, незамедлительно собраться у памятника матери погибших солдат. Рыжий Фома стоял посреди площади Мира в своей неизменной чухе с газырями, прихлебывал пиво из бутылки и, тряся бородой, орал во всю глотку, что враги на нескольких автобусах двинулись из Сухума на восток, что страна в опасности и, пока не поздно, надо взламывать милицейские оружейные склады».

Цорион – писатель, приехал с семейством после ссылки в 50-е годы. По национальности – осетин. Всегда был для жителей моральным авторитетом. А сейчас чужак!

«Ты вкалывал всю жизнь, старался прямо отвечать на вопросы, но когда тебя спросили: «Милостивый государь, где ваша Родина», - замялся. Ответ: «Там, где дышат звезды», - не устроил никого. Какой же вы затейник, милостивый государь, без гроша в кармане, но с великой душой, этого не отнять, что простую житейскую мелочь обыгрываете паче Шекспира, с костюмами да париками, траченными молью, когда же необходима самая малость – твердая позиция – шарите по карманам, точно жулик, и пожимаете плечами».

7. Бутенко, Владимир. Священник и палач : повесть / Владимир Бутенко // Наш современник. – 2018. - № 9.

Всякая война – испытание. Великая Отечественная проверяла людей не только физически, но и нравственно. Каждому воздавалось по заслугам.

Служебное донесение

В соответствии с приказом НКВД № 001683 от 18.02.1942 г. возглавляемая мной группа Особого отдела 44-й армии провела оперативно-розыскные мероприятия в полосе наступления наших войск, на освобожденной от оккупантов территории Беломечётского района Ростовской области и в пограничных населённых пунктах Краснодарского края. В ходе расследования по горячим следам были выявлены и арестованы:

Предателей – 7,

Полицаев – 3,

Фашистских пособников – 18,

Дезертиров РККА – 4,

Бежавших из мест заключения уголовников – 4,

Прочих изменников Родины – 1.

Привожу список и характеристики преступных элементов, против которых применены репрессивные меры, в том числе ВМН...»

В предвоенные годы Семён Минич Гарига выделялся среди станичников тем, что на праздничных демонстрациях носил, как хоругвь, на высоком древке портрет Сталина. А в будни этот «образ», по словам соседей, красовался в переднем углу его хаты, под узорчатым рушником».

А во время оккупации – старший полицейский в станице.

Антон Николаевич Меркулов, отсидев по 58 статье, был определен на постой в станицу Беломечётскую.

«– С Господом я не расставался никогда. Но в лагере, Пелагея Никитична, меня перемолотили, аки сноп. Постарел, оскудел плотью... И даже здесь, в станице, поддавался малодушному искушению. Бывало, проснусь среди ночи, встану у окна и прислушиваюсь: ветер калиткой стукнул или чекисты идут?.. А теперь – ещё тяжелей... Трудно поверить: немцы собираются открыть храм. И Гарига потребовал, чтобы я принял приход».

1943 год. Красная армия входит в село.

«– Мы – не немцы. Вашего полицая, матёрого убийцу, следовало принародно повесить. А мы пожалели людей – и так натерпелись жестокости... – сплетал свою речь майор из угроз и участливых фраз, стараясь сломать психологическую устойчивость арестованного. – Если вы поможете нам, я гарантирую вам свободу. Более того, дам выписку из протокола, что вы выполнили специальное задание Особого отдела. Думаю, у следственных органов к вам вопросов больше не возникнет.

Что мне нужно сделать? – спокойно спросил отец Антоний.

Помочь Красной армии. Немцы взорвали мост и заминировали берег. Толстый слой снега и ямы мешают сапёрам. Танки стоят. А рота дивизионной разведки кукует на улице. Нужно найти проход...»

«Отец Антоний ничего ей больше не сказал. И выглядел он постаревшим: бороду то ли припорошило, то ли, на самом деле, побелела за полчаса, пока проходил минную полосу. Он, что-то шепча и улыбаясь, смотрел на станичный берег, с которого цепочкой стали сходить красноармейцы. Молчала и Люська, размахивая голубым, как небушко, платком, сдёрнутым с головы и слушая, как в ладони отца Антония тикают принесённые ею часы...»

8. Бушковский, Александр. Рымба : роман / Александр Бушковский // Октябрь. – 2018. - № 9, 10.

У писателя должна быть биография. Это подтверждает Александр Бушковский.

Александр Бушковский родился в 1970 г. в селе Спасская Губа, Карелия. После армии, в 1993-2005 гг. служил в СОБРе. Пять командировок в Чечню. Награжден медалью «За отвагу», медалью ордена «За заслуги перед Отечеством» 2-й степени. Окончил Санкт-Петербургский юридический институт МВД РФ. Писать начал в 2007 г.

В 2018 г. получил третью премию «Ясной Поляны» за книгу «Праздник лишних орлов». Честная повесть о мужской дружбе в России нашего времени. Война в Чечне, уход жены, Соловецкий монастырь – вот суровый путь главного героя. Но главное не о том, как выжить бойцу, а как сохраниться человеку.

Произведения Александра Бушковского напечатанные в литературно-художественных журналах:

  • Земфира : рассказ // Октябрь. – 2016. - № 7.

  • Индийские сказки : байки дядюшки Хука // Октябрь. – 2015. - № 8.

  • Как плести канатик : рассказ // Дружба народов. – 2014. - № 7.

  • Мама : рассказ // Октябрь. – 2016. - № 7.

  • Праздник лишних орлов : повесть // Дружба народов. – 2013. - № 10.

  • Радуйся : рассказ // Октябрь. – 2011. - № 9.

  • Рымба : роман // Октябрь. – 2018. - № 9, 10.

Глава I. Рымбо и Волдырь

«...В лето семь тысящ трицать осьмое от сотворения мира пришли топорники через леса на берег озера-моря и принесли на плечах свои лодьи, кои называли ушкуями. Берегов у моря-озера не видно, а вода чистая и сладкая, как в колодце. Два дня и две ночи гребли ушкуйники против ветра и парус не ставили. Спины гудят, руки повисли. На третье утро увидели остров и решили пристать, на тверди земной постоять.

Встретили их лесные люди-людики, добрые охотники и рыбаки. Дали топорники им меду и квасу, угостили вяленой козлятиной. А людики отдарились грибами и рыбой. Кланялись медвежьим головам на лодьях, дивились бородам гостей кудрявым и их вострым топорам. Сказали гостям, что все вокруг – рымбо. И остров, и море, и небо.

А остров лесист, и море богато. И что значит "рымбо" - никто из гостей не понял. Стали жечь костры, менять меха на топоры, меды-квасы пить и рыбой с грибами закусывать. Радостно стало и гостям, и хозяевам, замутнело в головах, плясали у огня от заката до рассвета и попадали усталые, кто где стоял. Мертво спали целый день и всю ночь, а утром открыли хозяева глаза, ан гости уж вовсю топорами стучат, бревна корят, венцы подымают, нагеля забивают. Только щепки летят...»

Исторический фон – X-XXI века. Основная тема – как сохраниться человеку.

Деревенька Рымба, в которой осталось 9 дворов, из них 3 жилые и 6 дачных. История семей: Манюни (местной знахарки-ведьмы), Дмитрия Неверова и троих его детей, Владимира Николаевича («Волдыря» - местного пьющего) и приблудившегося Славика (Андрея) по кличке «Слива».

Рыбаки, охотники, промысловики, огородники – люди, живущие на земле.

«Он здесь, в этой норе, на этой скале, и дальше бежать и зарываться некуда. Его ищут посторонние и незнакомые люди, хотят наказать за то, чего он не совершал, а доказать обратное вряд ли удастся.

Теперь, когда всего за несколько дней Рымба и ее жители стали ему дороги и близки, он и сам дальше не побежит. Ведь им тоже может понадобиться его помощь. Вот все и стало на свои места.

Он останется тут, будет прятаться сколько надо и делать все, что потребуется, лишь бы не превратилась Рымба в курорт для туристов и не вырос вместо обгорелой церкви охотничий дом для бомонда. Ну а если придется нарушать закон – что ж, не впервой. Чего уж там – и в розыске тоже не впервые, пусть тогда хоть за дело ищут».

Язык в романе густой и сочный – поморский, карельский, саамский, русский.

Рекомендую.

9. Вольтская, Татьяна. Стеклянный павлин : повесть / Татьяна Вольтская // Знамя. – 2018. - № 3.

Письма маме. Попытка разобраться в своей жизни, доказать свою любовь.

10. Гаммер, Ефим. Третий глаз : документально-художественная повесть о реальной жизни с фрагментам воспоминаний моей старшей сестры Сильвы Аронес / Ефим Гаммер // Дружба народов. – 2018. - № 7.

«Знакомый ангел мне сообщил, что я, как, впрочем, и другие люди, имею при себе третий глаз, которым пока что еще не научен пользоваться. Третий глаз, пояснил он, обладает сверхъестественной силой, позволяет увидеть неведомое, совершить астральное путешествие в иные измерения. Третий глаз, утверждал он, это межпространственный портал в потусторонний мир, самое удобное средство для галактических путешествий, а также в прошлое, когда ты еще не родился, и в будущее, где тебя уже нет».

Потомственные одесситы: прадедушки, дедушки, родители. Но дети и внуки…

« - Что ж, тогда смотри. Авось чего и увидишь.

А что, действительно, увидишь, если не определена конкретная цель? Определи и... Впрочем, чего долго думать. С измальства мечтал увидеть конкретную родину. Какую? Первую из четырех – Южный Урал. Там я родился, но никогда после рождения не бывал: пяти месяцев отроду меня увезли на вторую родину в Латвию, а оттуда через тридцать три года я двинулся, уже самостоятельно, на третью – в Израиль. А как хотелось, и время от времени это хотение вновь нещадно теребит душу, побывать в Оренбуржье, побродить по улицам, не знающим моих следов, взглянуть на бездонное небо, подарившее мне неисчерпаемой голубизны глаза. Но се-ля-ви, как говорят французы, когда в Израиле обнаруживается, что они заодно и евреи».

Старшее поколение упокоилось в России, среднее и младшее – в Израиле.

Повесть о временах эвакуации, о выживании, о памяти.

11. Данихнов, Владимир. Тварь размером с колесо обозрения : документальный хоррор : фрагмент романа / Владимир Данихнов // Новый мир. – 2018. – № 2.

Данихнов Владимир Борисович (1981-2018). Жил в Ростове, работал на научно-производственном предприятии. Был женат, 2 детей. Писал романы на стыке мейстрима и фантастики. Из современных писателей предпочитал Пелевина и Иванова. Входил в шорт-лист премии «Дебют» в 2006 году, лонг-лист «Большой книги» в 2008 году. Автор романа «Девочка и мертвецы» - шорт-лист «Дебюта» в 2012, шорт-лист «Букера» в 2015 году.

Фрагмент романа о последних трех годах из жизни Владимира Данихнова.

«22 июня – день особый. Еще и по причине того, что в этот день в 2015 году мне вырезали злокачественную опухоль. К сожалению, вместе с глазным яблоком. Доктор показывал потом фотографию: комок омерзительной дряни и рядом – для сравнения – мой левый глаз. Глаз был меньше.

Диагноз поставили за месяц до этого дня: тогда подозревали полипы. Пытались убрать эндоскопом. Дней через десять после операции позвонили мне на работу: пришли результаты гистологии. Я спросил: а что там? По телефону ответили: сказать не можем, приезжайте».

Роман о мужестве, безнадежности, надежде и разочаровании, о борьбе родных, близких, друзей, о помощи и бескорыстии, о равнодушии и одиночестве.

«Рецидив случился на новый 2016 год. Помню, как мы запускали фейерверки в ночное небо, Яна с детьми стояла в стороне и Майя восхищенно вскрикивала каждый раз, когда в вышине расцветали огни; из окон рабочего общежития высовывались нетрезвые девушки и кричали: ура!»

Произведения напечатанные в журналах:

  1. Колыбельная : роман // Новый мир. – 2013. - № 10.

  2. Одним предложением : рассказ // Октябрь. – 2018. - № 6.

  3. Роботизация : рассказ // Новый мир. – 2017. - № 7.

  4. Седьмой уровень : рассказ // Техника-молодежи. – 2005. - № 9.

  5. Тварь размером с колесо обозрения : фрагмент романа // Новый мир. – 2018. - № 2.

Книги:

  1. Данихнов, Владимир Борисович. Колыбельная : роман / Владимир Данихнов. - М. : Жанры : АСТ : Книма ; Минск : Харвест, 2014. - 319, [1] с.

(Книга в Отделе художественной литературы ЦГБ, в Отделе единого книжного фонда, в библиотеке им. Куликова)

  1. Данихнов, Владимир Борисович. Чужое : [роман] / Владимир Данихнов. - Рига : Снежный Ком, 2007. - 429, [3] с. - (Закоулки сознания).

(Книга в Отделе художественной литературы ЦГБ)

12. Жданов, Александр. Филологические баллады кавалериста Новикова : новобранская элегия / Александр Жданов // Дружба народов. – 2018. - № 9.

«Через день пребывания в советской армии у рядового Николаева пропали все книги, привезенные из дома, в последнее время он увлекался романтическими балладами европейских поэтов. Молодой солдат пытался понять, кому понадобились Шиллер и Гете в переводе Василия Жуковского, но ответа не находил; он спросил у старослужащих солдат, вальяжно проходивших мимо. Сержант Гульба внимательно выслушал новобранца, но не сразу нашелся с ответом, потому что «молодому бойцу» даже думать пока не полагалось, а тем более что-то говорить.

Умный, да? – сочувственно спросил сержант, разглядывая рядового в упор.

Не глупый, - ответил Николаев, не умея еще предчувствовать беду.

Сержанту показался невыносимо дерзким сам факт ответа, не говоря уже о его чудовищном содержании, и от удивления он проверил на крепость грудь рядового своим кулаком. Потом инструктаж был припечатан длинным нецензурным резюме, и Гульба пошел с товарищами дальше, испытывая удовлетворение от содеянной педагогики. Однако, молодой солдат органически не переносил сквернословия, и в нем неожиданно сдетонировал взрывной протест личности.

Верните книги, гады! – издал вопль культурного бунта филолог и, призвав в аргументы табуретку, ответил благородным насилием на насилие вульгарное. Удар для сержанта Гульбы стал горьким сюрпризом и от этого сокрушительным; он какое-то время отдыхал на полу, разглядывая белый потолок и вслух вспоминал ту часть алфавита, которой с ошибками пользовался. Его друзья чудом уворачивались от предмета армейской мебели, искавшего их для гуманитарного возмездия».

О службе в армии можно написать по-разному. Автор написал элегию, а значит смешно и сентиментально.

13. Игнатьев, Олег. Удар скорпиона : романа / Олег Игнатьев // Наш современник. – 2018. - № 2.

Андрей – 18-летний перспективный футболист команды «Армада». Его приглашают в сборную страны.

«Красота футбольной комбинации будет видна и понятна многим только в том случае, если мяч оказался в воротах, - не уставал повторять когда-то его первый тренер. – Это так же верно как и то, что на футбольном поле много лжи и лицемерия. Это знают игроки, это знают судьи, но возмущаются этим лишь болельщики. Им невдомёк, что самые безжалостные удары наносятся исподтишка». И ещё он говорил, что футболисту, прежде всего надо научиться думать. «В футболе нельзя обезьянничать. Надо самом: кумекать, позиционировать себя, давить клопа», - часто повторял Валерий Сергеевич».

И все было хорошо: женился по любви, родилась дочь. Футбол дело всей жизни. Андрей долго не соглашался на договорные матчи, хотел играть честно.

От сумы и тюрьмы не зарекайся.

«Андрей прикрыл за собой дверь, передавшую руке тяжесть листового металла, и поправил на плече сумку с вещами. Ну, вот! Он на воле. На воле... С ума сойти можно! Как будто не было ареста, следственной камеры, суда, лагерных "шмонов" и лая овчарок, не было ничего, к чему он вроде бы привык и что его гнетуще донимало. Колония, в которой его содержали как за взятого преступника, где ему довелось узнать превратности и ухищрения лагерной жизни, это не что иное, как миф, кошмарный сон, густой туман весеннего рассвета. Взошло солнце, и мир озарился, вновь обрёл своё великолепие. Может, "зона" где-то и существовала, но только не в судьбе Аидрея. Да её никогда и не было, этой самой "зоны", если смотреть вперёд, на ряд столбов, стоящих вдоль дороги, на синий лес вдали и облака над ним».

14. Каминский, Евгений. Свобода : роман / Евгений Каминский // Звезда. – 2018. - № 8, 9.

Первое впечатление – производственный роман – главные герои – геологи и геофизики. Место действия – Арктика.

«Паковые льды отступали, и океанская вода уже кое-где захлестывала побережье материка.

Пытаясь не отстать от зимы, которая теперь будет пятиться к северу, а потом и вовсе попытается исчезнуть, раствориться в океане (увы, только когда воды накрывала шапка льдов, можно было охотиться на белуху, тюленя или кольчатую нерпу), медведь обходил территории других медведей стороной, больше не вглядываясь в открывавшиеся перед ним пространства в поисках чего-нибудь шевелящегося и, значит, съестного. Бесполезно: вокруг было пусто. Наступало самое голодное время - лето, пережить которое любому полярному медведю непросто».

Еще одна тема – свобода. Какая, отчего и зачем??? Если вседозволенность – жульничество, приспособленчество, обман – то не надо. Слишком дорого она обходится всем.

Если как возможность реализовать свои творческие, научные возможности – то да!

«При этом он ненароком обронил, что человеку для свободы, видимо, ничего и не надо, что истинно свободен тот, кто может перенести и нищету, и лишения, и одиночество, не считая, что все это – нечто противное человеческой природе. А кто не может долго оставаться наедине с собой, никогда по-настоящему не будет свободен, потому что неблагонадежен для свободы, поскольку свобода ему как раз и не нужна...

Хмурое Утро поначалу слушал Щербина с ласковой отеческой улыбкой: мол, говори, младенец, что угодно, но когда разговор зашел о свободе, переменился в лице, разволновался.

Да, только на острове (а был он уже здесь не первый сезон и всегда попадал на самый дальний выброс), среди безмолвной пустыни, он, северный бичара, и ощущал себя свободным. Даже в Поселке, где всю долгую зиму бросал уголек в топку в какой-то кочегарке и неделями не видел ни одной живой души, такой свободы у него не было».

Чтобы избавиться от неугодного научного сотрудника и присвоить его докторскую – Щербина отправляют на арктический остров, пересчитывать пустые бочки из-под горючего (борьба за экономию). Колоритные персонажи на острове: преданные работе, мародерствующие, приспособленцы. А Щербин – Щербина «забывают» на полгода.

«Недовольно ворча, проснувшийся Борман вышел вслед за Щербиным, так, на всякий случай.

Без шапки, в распахнутом тулупе, ошалело запрокинув лицо в небо, переливавшееся разноцветными огнями, Щербин смеялся. Вселенная, в которой он пропал, сгинул навсегда, показалась ему вдруг маленькой и уютной, чем-то вроде станции метро или собственной квартиры, куда неожиданно для себя он вернулся.

Так вот в чем дело! Он – блудный сын. вернувшийся к себе домой, убежавший от всего ненужного и ложного, только в силу нелепого заблуждения считавшегося когда-то необходимым. Лишь теперь Щербин принадлежал себе, и, значит, - всему. Он стал частью мира, неотторгаемой, необходимой ему частью. И, почувствовав себя частью бесконечного, он ощутил себя огромным, бескрайним... Мир, на который он прежде взирал через оптический прицел вражды, через амбразуру неприятия, не дававшую ему возможности увидеть его целиком, но только раздробленным, хаотично перемешанным, разом открылся ему. Все, что прежде Щербин видел по отдельности, сложилось в одно – цельное, ясное, предельно понятное и единственно правильное, и та война, которую он вел с миром, оказалась заблуждением незрелой души, глупостью обиженного сердца».

Он, собака «Борман», белый медведь и Арктика.

«Земля, по которой сейчас устало брел медведь, была всегда откровением. Для начала удивив, ошарашив человека, она потом навсегда влюбляла его в себя почти лунным пейзажем с затянутыми разноцветной замшей сопками, свистящим размахом, звенящей тишиной, свободой, открывающейся за каждой горной грядой, вечностью, таящейся в каждом прибрежном валуне. И едва человек начинал понимать эту землю, она тут же признавала его своим, принимала таким, каков он есть».

15. Лиханов, Альберт. Мамочкин сынок : повесть / Альберт Лиханов // Наш современник. – 2018. - № 2.

«Начать надо с того, что свою маму я называл не мамой, а мамочкой. И лишь вырастая, уяснил, что это не мамина и даже не бабушкина прихоть или каприз, а правило, пришедшее откуда-то издалека, из-за горизонта.

Так что довоенная пора – а это, между прочим, пять с половиной моих лет, вполне осознанный возраст слилась во мне в светлое, чистое, радостно пахнущее и счастливо звучащее пространство с мамочкой в начале всего сущего».

А потом началась война. Папа ушел на фронт и вернулся только в 1945 году из Маньчжурии. Мама работала в эвакогоспитале, а сын ходил в садик, потом в школу. И «война» была только дома, когда мама приходила с работы, и за ужином они слушали «черную тарелку» о сводках с фронта.

«Вот и снова война заходит в мою душу, уже не детскую, но удивительным образом сохраняющую давнее прошлое во всех его запахах и цветах Будто не выцветающую цветную открытку.

Она заходит так, как было в самом деле, потому что невозможно что-то выдумать за незнающее, неопытное детство».

Очень трогательная повесть.

16. Лиханов, Дмитрий. Bianca: жизнь белой суки : роман / Дмитрий Лиханов // Наш современник. – 2018. - № 12.

«Лёжа на талом снегу в ожидании близкой смерти, Бьянка вдруг вспомнила запах матери, сотканный из слабых, еле памятных ароматов: её тёплого жирного молока, сухого сена с лоскутами увядших васильков, тлеющей дымно листвы, что жгли на дачах в ту самую первую осень её начинающейся жизни».

Шесть лет жизни Бьянки – белой лайки. Очень трогательный роман. Питомник для породистых собак, первый хозяин и жизнь в городской квартире, первое предательство и существование «вольной» деревенской собаки. Но одновременно и жизнь человека. Судьба страны.

«Подходил к концу ещё один, самый обычный день человеческого бытия, в который вместились тысячи смертей и новых жизней, неисчислимое число людских трагедий и радостей, предательств, измен, свершений и побед. Среди этого необъятного человеческого моря незаметно и ничего не значаще, словно пыль, терялась жизнь странного юродствующего человека и двух собак, лежащих у его голых ступней. Мимо них, пошатываясь, а то и падая, тянулись по домам гости. Последним вышел на порог хозяин. Постоял, облокотившись о дверной косяк, и тихо, даже как-то заговорщически посмеиваясь, направился к Косте. Сел рядом, обнял за плечи и, обдавая лицо блаженного водочным перегаром, прошептал: "Прощай, Родина!" Резко обернулся, словно кто его наотмашь ударил, ткнулся лицом в ладони. И зарыдал горько».

17. Пустовая, Валерия. Ода радости : записки печальной дочери / Валерия Пустовая // Дружба народов. – 2018. - № 11.

Смерть родителей делает нас полными сиротами и заставляет повзрослеть. Чувство утраты приходит позже. Литературный критик и эссеист Валерия Пустовая написала о своей маме - «Оду радости : записки печальной дочери». Написала, чтобы попытаться понять себя, примириться с утратой.

«Сегодня, когда моей бабушке в Киргизии исполнилось девяносто лет, а ее дочь шестидесяти шести лет похоронили на подмосковном кладбище, рядом с ее же сыном, нашедшим вечный покой девять лет назад, я думаю о времени.

Наше последнее с мамой лето в Киргизии я торопилась перелистнуть. Со всеми его привычными радостями: базары-горы, кафешки-барашки, арыки-алычи - все это не менялось из года в год, и тем пленяло, но и держало в плену: ведь и в жизни моей ничего не менялось. И про последнее мое лето с мамой на отдыхе я не запомнила ничего особенно хорошего, потому что все хорошее было, как всегда. А вот моя тревога осела в памяти, как самый дурной поступок.

Я хотела оказаться с мамой в Москве, и на новых условиях. Взрослой дочерью, встречающей ее пирогом и внуком, приведшей в дом мужчину, на которого мы с ней можем наконец положиться. Маме домой был куплен кухонный диван, такой удобный что режет, как вспомнишь о ее страданиях, когда с него уже почти не вставала.

Когда она ехала с консультации в диспансере, в метро у кого-то заиграла киргизская песня. И мама заплакала. То, что ожидало ее в родном доме, было так страшно и не нужно ей, что она готова была сей же час уехать на года к своевольной матери и неотапливаемой зиме, лишь бы уехать здоровой.

Но выбора у нее теперь точно не было.

Дальним знакомым в Москве мама велела сказать, что уехала в Киргизию. Дальним знакомым в Джалал-Абаде бабушка велела сказать, что мама осталась лечиться в Москве.

Обе эти версии я поддерживаю. Иначе с чего бы к моему сердцу прилило столько света, покоя и утешения, когда она отошла? «Ну умница, отмучилась!» - прошептала я ей, от души поздравляя и плача, потому что в расставании – как я читала где-то в детстве – большую долю печали принимает на себя остающийся.

Я хотела написать пост о чувстве вины, неизбежном перед ушедшими – говорят мне подруги сейчас, - да и пока мама жива, накрывавшем так, что его самого приходилось стыдиться – и дышалось трудно.

Я так жадно стремилась доказать ей что-то – и сегодня сказанное ею мимоходом «Мне нравится как ты относишься к ребенку», - придает уверенности так, что понимаю: она теперь такой и останется для меня – последней инстанцией, где правда.

Мать невидимо говорит с каждым из нас – считают психологи: перемещается в осторожничающую, чуть что охающую и, когда страшно, прикрикивающую часть сознания. В своем внутреннем голосе, прислушавшись, можно легко различить ее заботливые покрякивания.

Мама не конь, конечно, а большая утка. Это мой психолог, навела меня на этот образ вдруг утоливший все мои терзания. Понимаете, сказала она, вы как в сказке про гадкого утенка. Утенку этому гадко самому от себя – вот в чем дело. Ему кажется, он такой неловкий, длинный, неприглаженный, все портит. А маме-утке что – же ее утенок, ну да, длинноватый, ну да, пригладить бы его, но он – ее и потому ей безусловно нравится».

18. Самсонов, Сергей. Держаться за землю : роман / Сергей Самсонов // Дружба народов. – 2018. - № 8-10.

Сергей Самсонов родился в Подольске 12 декабря 1980 года. Закончил литературный институт им. А.М. Горького. В 2007 году увидела свет его первая книга «Ноги» - о популярном футболисте, находящемся в поисках себя. Далее была «Аномалия Камлаева» - новое исследование темы гениальности в современном мире. «Кислородный предел» - третья книга автора. Далее были романы: «Соколиный рубеж» - действие разворачивается во время Великой Отечественной войны; «Железная кость» - о 1980-90 годах; «Проводник электричества» - семейная сага.

В библиотеках города есть романы «Аномалия Камлаева» (Отдел художественной литературы) и «Кислородный предел» (Отдел книгохранения и библиотека им. Куликова).

Произведения Сергея Самсонова были напечатаны в периодических изданиях: рассказ «Дверь» (Знамя, 2018, № 6), повесть «Зараза» (Знамя, 2010, № 4), рассказ «Трамвай» (Литературная газета, 2003, № 1). Для 38-летнего автора солидный список.

Его романы можно было бы назвать «производственными», если бы не широкий взгляд на проблемы.

Письмо Сергея Самсонова отличает вычурность стиля (но он не раздражает), тщательность и подробность (но скуки нет), интересные сюжетные повороты и стихийная мощь, которая за всем этим стоит и всегда отличает настоящего писателя.

Новый роман «Держаться за землю» (Дружба народов, 2018, № 8-10), посвящен шахтерам.

«Каждый раз обрывается сердце. Вроде и привыкаешь с годами. Счет теряешь своим одинаковым спускам в глубь обжитой земли. Так стоишь тык-впритык с мужиками, словно здесь, в этой клети, и вырос – навроде как подсолнечное семечко рядом с точно такими же. Но только клеть снимают с кулаков. Петро Шалимов снова обмирает от возбуждения и страха. Как в детском сне. когда летишь на землю с высоты и просыпаешься, разбившись. Прозвенел стоп-сигнал, загремели, залязгали клетьевые замки, распахнулись железные створки, и Петро словно только сейчас и проснулся вполне. Каждый раз ясно чувствовал, что над ним и вокруг – непомерная толща породы и что это не мертвое шахтное тело, не изрезанный штреками каменный труп, а живая, испокон и насквозь равнодушная к людям давильная сила. И она подымается-опускается, как живот при дыхании».

Но шахтерам Донбасса

«Их бы в шахту на месяц-другой. Под землей бы поползали – ко всему бы охоту утратили, кроме жизни самой», – говорили вокруг мужики, и Валек думал так же – не со злобой и спесью учителя жизни, а скорее с тоской разделенности, отчуждения от тех марширующих в Киеве простолицых ребят, столь похожих на здешних, на него самого. Их бы в шахту действительно – быстро общий язык бы нашли. Ну какие еще огненосные шествия? Ну какая-такая еще «смерть ворогам»? Тут твой враг – это камень, порода, и она на тебя давит так, что давить дружка дружку уже невозможно, нет на это ни сил, ни желания. Ни своих, ни чужих больше нет. Для чего же ломать, подчинять, убивать, если все мы со смертью соседи, если только в соседе – возможность спасения: только он тебя вытолкнет из-под коржа, только он тебя вытащит из беспросветья.

В шахте все они это хорошо понимали. Потому, может быть, до сих пор и не верили, что возможно другое отношение к людям. Но когда на Майдане захлопали выстрелы, и с тупым изумлением начали спотыкаться на ровном и мешками валиться под каштанами люди то с одной, то с другой стороны, и когда «беркутята» полыхнули смольем, тут они, кумачовцы, увидели: да там уже убивают и хотят убивать всех, кого посчитают чужими».

И постепенно приходит понимание, что воевать придется.

«Может, просто почуяли: так и так воевать? Что бы думал ты сам, если б в ста километрах от дома люди, взявшие власть, заявили, что они будут строить страну как враги всего русского? И неважно, что русского, а не чеченского или, блин, эскимосского, важно, что – твоего, что таков, каков есть, ты мешаешь им жить. Душа народа откликается на старое заученным, наследственным движением, и когда говорят: «вы не люди – вы русские», откликается, как в сорок первом. И поди объясни ей, что имелось в виду. То-то вот и имелось.

Снова голая степь, терриконы, копры – по свободной дороге летя, различил бесконечно знакомый разрывистый грохот и свист. В километре левее от трассы звено вертолетов протащило на юго-восток перемалывающий стрекот и хлопанье, пронесло над холмистой землей лопоухих телят-второгодков или, может, спесивый спецназ. РПГ, автоматы, бинокли, а быть может, уже и ракеты в подбрюшье, чтобы выплюнуть их черт-те знает куда...»

И воюют за землю, за язык, за семью.

«Петька будто бы вдруг осознал, что его потащила сюда не одна только ненависть, не потребность добраться, дотянуться руками до них, взять за горло, давить, размозжить, но еще и наивно-ребяческое любопытство к чужим, к добровольным убийцам, к украинским солдатам, половина которых говорила на русском. Огромное по силе, ненасытное желание понять, посмотреть им в глаза и спросить: «Вы зачем это все? Вы зачем нас пришли убивать?»

19. Саракваша, Татьяна. Какого цвета ветер? : повесть / Татьяна Саракваша // Москва. – 2018. - № 9.

Какой современный мир жестокий, несправедливый, ужасный можно судить по литературе о детстве. И вдруг как глоток свежего воздуха повесть Татьяны Саракваши «Какого цвета ветер?»

«Первые ощущения относятся к очень раннему возрасту, когда Кате еще не было двух лет. Они распутываются, как серенькие ночные бабочки паутинных коконов, едва различимые в потемках памяти»

Только в счастливом детстве можно задавать такой вопрос «Какого цвета ветер?» и получить ответ. Потому что мир открывается через цвет, запах, любовь и заботу.

Папа, мама, бабушка и Катя.

«Самым любимым в семье праздником был Новый год. Ему предшествовали долгие и тщательные приготовления, в которых принимали участие все без исключения члены семьи. Даже суровая бабка оттаивала сердцем. Но самое интересное – самодельные елочные игрушки. Тут уж полный простор для фантазии, что хочешь, то и делай».

Чудные добрые воспоминания.

«Прощай, Сибирь, прощай, Любка, прощай, милое раннее детство, сотканное из звуков и запахов, из чудес в решете, из смешных ребячьих страхов и неподдельного лукового горя. Все это уж никогда не вернется больше».

Может и у вас было такое же, но вы забыли?

20. Сенчин, Роман. Елка / Роман Сенчин // Наш современник. – 2018. - № 7.

Старая учительница живет в деревне многие годы, выучила несколько поколений жителей. Осталась одна, и елка, посаженная мужем и детьми. Она – живая память. Но срубили.

21. Серебрянский, Юрий. Алтыншаш : повесть / Юрий Серебрянский // Дружба народов. – 2018. - № 11.

История взросления польской девочки, высланной вместе с семьей в Казахстан.

22. Скрягина, Мария. Бутырка : повесть / Мария Скрягина // Нева. – 2018. - № 9.

«Чай был горячим. Аглая отодвинула пластиковый стаканчик, ждала, пока остынет. Вероника цедила коктейль через трубочку. Не виделись давно, а разговор не клеился. Вдруг приятельница оживилась, вспомнила что-то.

А ты слышала, Егора посадили?

Какого Егора? Нашего?

Ну да, вашего.

Подожди, за что?

Что-то политическое. Митинг с плакатами, против власти. Вышли на площадь, их там и сцапали. Вломили, дело шьют.

Ты ничего не путаешь? Егор? Митинг? Он же работал дизайнером в какой-то модной конторе, преуспевал, купил квартиру.

Мать, такое ни с чем не спутаешь. Сидит. В этой, как ее, Бутырке».

В 90-х главная героиня Аглая приезжает в Москву.

«Они были провинциалами, еще не растратившими уютное тепло своей провинциальной жизни. Они привезли в Москву воспоминания о маленьких улочках и бабушкиных перинах с кружевными подушками, о палисадниках под окнами стареньких домов, об утрах с мамиными блинчиками и солнечной полосой на кухонном полу – можно было стоять на ней босиком, словно в теплом море.

Они оказались в этой трехкомнатной квартире на Первомайке как будто случайно. Ее снял Егор в надежде найти компаньонов: одному тянуть было слишком дорого. Он и сначала искал однушку или на худой конец двушку, но ничего подходящего не находилось. Как вдруг позвонил знакомый: у его подруги умерла тетя, наследница готова была сдать квартиру, если духовник даст благословение – сорока дней еще не прошло. Недалеко от метро, и цена хорошая, только нужно там все прибрать».

Аглая, Егор, Кати, Миша, Кирилл.

«Сбившаяся в кучку гуманитарная интеллигенция, не знающая, как выгодно продать себя на рынке труда. Гадкие утята, вылупившиеся из скорлупы университетов и ожидающие превращения в прекрасных лебедей. Дети страны, которая останется только на картах, в свидетельствах о рождении и воспоминаниях».

На победу в обществе «материально-телесного» существуют разные реакции: кто-то мимикрирует, счастливо сливаясь с «сытыми и полнокровными», кто-то ищет опору в вере, кто-то, отодвинув реальность как морок, уходит в чистый эстетизм, но есть и те, что бунтуют.

Он «пытался принять правила игры. Добился хорошего места в системе». Но осознав, что «вся игра построена на лжи» и «выиграть невозможно», вышел на площадь и в результате попал в Бутырку.

«– Это двести восемьдесят вторая статья. Всё очень серьёзно.

В чём обвиняют?

Экстремизм. Призывал к революции».

В повести не только о сорокалетних, но и о поколении отцов и дедов, которые увидели превращенным в прах свой труд:

«проданные за гроши предприятия, фабрики, заводы, целые отрасли», когда-то ими построенные. Но и своё поколение ей жаль: оно «было тем самым последним пионерским отрядом, который ещё готовили к неземным и высоким свершениям, но который так и не полетел в космос».

У автора разделение на богатых и бедных драматично: сочувствие вызывают бедные (хороши образы двух старух), и ненавистен золотой телец (ярко дана хищная претендентка на московскую квартиру). Ещё из достоинств повести отмечу поэтичность зарисовок, тонкие психологические наблюдения.

23. Тюжин, Александр. О чем молчат твои киты : роман / Александр Тюжин // Нева. – 2018. - № 7.

Роман о том, как современный инфантильный человек, сталкиваясь с бедой, пытается жить иначе.

«Неделя не задалась.

Алиса сказала: «Да пошел ты!» - и вышла из комнаты.

Это раз. Два:

Валера сказал: «Зайди ко мне». Я зашел.

Меня зовут Илья.

Доктор сказал: «У вас рак».

Главному герою 29 лет. И если особых грехов за вами не числится, то первый вопрос «За что?»

Начинаем перебирать свою сознательную жизнь, смиряемся с бедой, ищем выход, думаем как прожить оставшиеся 200 дней, исполняем заветные желания, начинаем серьезно думать о жизни…

«Нам впаривают, что жизнь бесценна. Все уникальны. Ха-ха. Но при этом твердят, что надо быть, как все, и выбирать айфон. В чем тогда уникальность? Мы заложники. За нас решают, за нами следят, нами управляют, нами командуют, нам впихивают. Наше мнение никого не волнует. Мы должны пить колу, любить «Сникерс» и мечтать о «феррари» или хотя бы «бэнтли». Ездить на «ладе-калине» (кто-то же должен на ней ездить), но мечтать о чертовом «феррари».

Ну, вот Бог. Он всемогущий. Он посылает нам испытания и радости. Стало быть, это его рук дело. Ну, или чем он творит свои деяния? Пусть руками, неважно. Вот он послал мне испытания, короче говоря, тоже квест. А сам он, как оператор, будет следить, выберусь я из этой комнаты или нет. Но тогда он совсем недобрый получается. Тогда это уже какой-то садизм получается. Ну, знаешь ты, что мы слабые, что от любой ерунды заболеть можем, в любой моменты ласты можем склеить, так и зачем тогда еще подлости такие творить? Мы-то не бессмертные. Или он хочет, чтобы мы поверили в него и начали умолять пощадить нас, избавить от болезней? Но это ничем не лучше. Мы должны будем лоб расшибать, унижаться, просить, а он будет упиваться всемогуществом и в зависимости от настроения или даже не знаю чего снисходить до наших просьб или не снисходить. Это уже какие-то комплексы из детства получаются.

Нет, некоторые все же вымаливают себе здоровье или несколько лишних лет жизни, но именно что лишних, потому что сама болезнь уже намекает на то, что тебе пора, что ты уже не жилец на этой грешной планете».

Автору романа Александру Тюжину 33 года.

24. Чижова, Елена. Город, написанный по памяти : роман / Елена Чижова // Звезда. – 2018. - № 10.

Елена Чижова известная питерская писательница, автор произведений «Время женщин», «Крошки Цахес», «Лавра», «Преступница»…

Я не очень люблю этого автора – сложно, запутанно, нервно. Но последний роман многое объясняет. Все сюжетные линии произведений – о семье.

«Я начинаю задолго до себя, поскольку никто не смеет описывать свою жизнь, если он не обладает достаточным терпением, чтобы перед тем как наметить вехи собственного бытия, не упомянуть на худой копен, хоть половину своих дедов и бабок». (Гюнтер Грасс)

«Город, написанный по памяти» - семейная хроника ленинградцев. Елена Чижова из четвертого поколения ленинградцев и очень этим гордится. История семьи, истории любви к городу, жгучая нелюбовь к истории страны, в которой они жили.

«Я и теперь не знаю, что заставило ее дрогнуть, не она дрогнула, заменилась, точно хрусталик под старческой катарактой, напоследок дав мне понять: ужас не в том, что я исчезну, а в том, что растворюсь. Позабуду себя, родителей, бабушку...»

И если старшее поколение терпеливо переносили все тяготы ХХ века: Гражданская война, разруха, блокада, коммуналки, но никого не посадили, не расстеляли.

«Смерть, где твое жало?

Год за годом задаваясь этим неотвратимо-мучительным вопросом, я оглядывалась по сторонам, пока не догадалась: оно здесь – в моей бедной, в моей загубленной стране. В моем прекрасном, в моем несчастном городе. В моей семье.

Так сложилось ходом истории – общей, семейной, личной».

Елена Чижова – категорична и нетерпима. Но это ее позиция.

«Такой же неколебимой была и моя связь с Ленинградом. О том, что эта связь существует, я знала так же непреложно, как щенок знает свой поводок. К этому не слишком корректному, а пожалуй что, и обидному для меня сравнению я прибегаю лишь потому, что, привыкнув ходить заведомыми маршрутами, как-то не задумывалась, что же там дальше, за домами».

Составитель главный библиограф Пахорукова В. А.

Верстка Артемьевой М. Г.


Система Orphus

Решаем вместе
Есть предложения по организации процесса или знаете, как сделать библиотеки лучше?
Я думаю!