Поэты поколения войны. Вероника Тушнова (К 100-летию со дня рождения)
Биобиблиографическое пособие. Курган. 2015
Предлагаем вашему вниманию биобиблиографическое пособие из серии «Поэты поколения войны», посвященное жизни и творчеству поэтессы Вероники Тушновой. В пособии использованы материалы из периодических изданий, имеющихся в фондах библиотеки.
Вероника Михайловна Тушнова (14 (27) марта 1911, Казань — 7 июля 1965, Москва) — русская советская поэтесса. Переводчица. Член Союза писателей СССР (1946).
Родилась в семье учёного, профессора медицины Казанского университета Михаила Павловича Тушнова. Мать — Александра Георгиевна Постникова, выпускница Высших женских Бестужевских курсов в Москве.
В 1928 году окончила в Казани одну из лучших школ города — № 14 им. А. Н. Радищева с углублённым изучением иностранных языков, хорошо говорила по-английски и по-французски. Первым заметил литературную одарённость Тушновой её школьный учитель литературы Борис Николаевич Скворцов, нередко читавший её сочинения вслух как образцовые. После школы, по настоянию отца, видевшего в ней будущего врача, поступила на медицинский факультет Казанского университета. Биографы особо отмечают властный и деспотичный характер отца Вероники, в семье всё подчинялось его желаниям и воле, вплоть до распорядка дня, подачи на стол обеда или ужина.
В 1931 году в связи с переводом отца во Всесоюзный институт экспериментальной медицины (ВИЭМ) семья переехала из Казани в Ленинград, где Тушнова продолжила учиться в мединституте. Вскоре семья переезжает в Москву. Поступила в аспирантуру при кафедре гистологии ВИЭМ. В столице занялась живописью, тогда же началось серьёзное увлечение поэзией. В этом же году были опубликованы первые стихи.
В 1941 году, по совету читавшей её стихи Веры Инбер, поступает в Литературный институт им. А. М. Горького. Но учиться там не довелось: с началом Великой Отечественной войны вместе с матерью и маленькой дочкой Наташей эвакуировалась в Казань, где работала палатным врачом нейрохирургического госпиталя для раненных бойцов Красной Армии. Через два года, в феврале 1943 года, возвращается в Москву, работает врачом-ординатором в госпитале.
В 1944 году в «Новом мире» публикуется её стихотворение «Хирург», посвящённое многоопытному операционному эскулапу Н. Л. Чистякову, работавшему в этом же госпитале. Также в 1944 году в «Комсомольской правде» печатается цикл «Стихи о дочери», который получает широкий читательский отклик.
Дебютным сборником стихов и поэм стала «Первая книга» (1945), вышедшая в издательстве «Молодая гвардия». Творчеством Тушновой был очарован знаменитый актёр Василий Качалов, который, по словам его биографа В. В. Виленкина, «зачитывал» домашних и гостей стихами Вероники.
В 1947 участвовала в первом Всесоюзном совещании молодых писателей.
Второй сборник Тушновой — «Пути-дороги» — вышел только через 9 лет после первого, в 1954. С наибольшей полнотой обострённое лирическое чувство поэтессы раскрылось в последние годы жизни в сборниках «Память сердца» (1958), «Сто часов счастья» (1965) и других, в которых она размышляет о высокой любви, о глубоких человеческих отношениях.
Вела творческий семинар в Литературном институте им. А. М. Горького. Работала рецензентом в издательстве «Художественная литература», очеркистом в газете, переводила с бенгали (с подстрочников) Р. Тагора. Плодотворное сотрудничество и дружба связывали Тушнову с сербской поэтессой Десанкой Максимович, которой она посвятила оригинальные стихи. Известны переводы с татарского Габдуллы Тукая.
Большой интерес представляют путевые стихи Тушновой, написанные по мотивам частых поездок по стране, рисующие современный её быт и своеобразную атмосферу аэропортов, вокзалов, поездов. Наблюдения, размышления и переживания в дороге органично вплетены в лирические и любовные сюжеты.
Весной 1965 года Вероника тяжёло заболела и оказалась в больнице. Скончалась в Москве 7 июля 1965 года от рака. Похоронена на Ваганьковском кладбище вместе с родителями.
Ее звезда
Среди поздних стихов Вероники Тушновой есть одно о том, как ей долго не удавалось заметить маленькую звездочку — сначала «за блеском неба и воды» на закате, потом за жаркими искрами костра, и только когда закат догорел и огонь погас, стало видно:
...из дальней дали
мне в сердце смотрит
вечная звезда.
( «Звезда»)
Быть может, поэтесса, написавшая эти строки сравнивала себя с далеким светилом, награжденным ею эпитетом «вечная».
В. Тушнова пришла в поэзию вместе с поколением фронтовиков, но, в отличие от большинства из них, заявила о себе сравнительно поздно (во время дебюта в печати ей было уже двадцать девять лет) и как-то негромко. Словечко «камерно» легко перепархивало на обсуждениях ее стихов из уст в уста.
Но какую «камерность» можно было усмотреть в «Ночной тревоге», этой хватающей за сердце картине будничных в ту пору лихорадочных сборов в бомбоубежище?
И снова поиски ключа,
и дверь с задвижкою тугою,
и снова тельце у плеча,
обмякшее и дорогое.
Как назло, лестница крута,—
скользят по сбитым плитам ноги;
и вот навстречу, на пороге —
бормочущая темнота.
Или в стихотворении «Птица»?
...И бесприютен голос птичий
среди обугленных пустынь.
Он бьется, жалобный и тонкий,
О синеву речного льда,
как будто мать зовет ребенка,
потерянного навсегда.
Кружит он в скованном просторе,
звеня немыслимой тоской,—
как будто человечье горе
осталось плакать над рекой.
Если «Первая книга» (1945) еще была встречена доброжелательной рецензией П. Калитина, то вскоре пресловутая «камерность» обратила на поэтессу взоры лихих кампанейских профработников, бойко ставивших ей в вину «перепевы надуманных переживаний в духе салонной лирики Ахматовой».
И то, что первый сборник отделяет от следующего почти десятилетие, разумеется, не случайно. Новая книга рождалась трудно. Растерянный автор искренно стремился перестроиться.
В 1948 году состоялось, как гласила короткая газетная заметка, обсуждение «отрывков из новой книги, посвященной труженикам пятилетки», где выступавшие отметили серьезность творческой работы, не лишенной, однако, «некоторого пристрастия к „красивости“, пышному орнаменту, риторике». Но прошло еще несколько лет, прежде чем «Пути-дороги» увидели свет — в 1954 году.
Книга была озаглавлена так же, как один из ее разделов, где преобладали стихи, навеянные поездками, дорожными встречами, знакомством с новыми краями (такой же характер носил и раздел «Азербайджанская весна»). Стараясь избежать прежних упреков, поэтесса демонстрировала «географическую широту» своих интересов, слагала, по позднейшему выражению одного писавшего о ней критика, «стихи-очерки о людях, встреченных в жизни». Их было немало и в разделе «Много друзей» — «Инженер», «Жена прораба», «Аннушка приехала домой» и др.
Ныне название «Пути-дороги» выглядит скорее не как обозначение реальных путешествий автора, а как напоминание о труднейшем этапе творческого пути В. Тушновой, сбившейся было, если не сбитой, со свойственной ей стези «лирика по самой строчечной сути». Даже чрезвычайно одобрительно встреченная критикой поэма «Дорога на Клухор» (1952) нередко носит отпечаток чуждой поэтессе риторической экзальтации. И когда читаешь строки одного из стихотворений тех лет, про почтамт, где «в белых треугольниках томится невостребованная любовь» («Письма»), так и кажется, что оно о самой Тушновой с ее — «невостребованной» литературной ситуацией конца 40-х и начала 50-х годов — лирикой любви, человечности, грусти, с теми «благородством и широтой чувств», которые мимолетно, но зорко отметил еще в 1947 году критик А. Макаров в ее стихах о матери.
Большинство напечатанного в «Путях-дорогах», пожалуй, еще не могло опровергнуть мнения А. Тарасенкова, который, расценивая «Дорогу на Клухор» как удачу, одновременно отзывался об авторе, как дотоле «не приобретшем... своего отчетливого творческого лица, не нашедшем своего голоса».
И лишь на последних двадцати с немногим страницах сборника, в разделе «Стихи о счастье» голос поэтессы становился свободным и естественным:
Я давно не писала стихов о весне.
Не писала стихов о тебе, о себе...
(«Счастье»)
Согласимся: это камерные стихи. Но — в старом, добром смысле слова: то, что не предназначено для хора или большого оркестра.
Перед читателем, дотоле, быть может, небрежно листавшим книгу, не слишком отличавшуюся от многих других, вдруг возникало истинное лицо пишущей — любящей, томящейся, страдающей — временами почти портретно-точное и единственное в своей живой конкретности («...ресницы, слепленные вьюгой, волос намокшее крыло, прозрачное свеченье кожи, лица изменчивый овал»), но одновременно полное отблесков тех же чувств, которыми живет и множество других женщин со своими жестокими «вьюгами», счастливыми и горькими минутами, с тревожным ощущением неумолимого бега времени и с упрямой, пусть и не раз обманывавшей, верой в счастье:
...Я перестану ждать тебя,
а ты придешь совсем внезапно.
А ты придешь, когда темно,
когда в стекло ударит вьюга...
(«Не отрекаются любя...»)
Эта глубоко интимная и в то же время способная отозваться в тысячах душ грустью, надеждой, болью нота еще больше окрепла в книге «Память сердца» (1958), где главная тема поэтессы вышла уже на первый план, решительно потеснив все остальное:
...любовь на свете есть!
Единственная — в счастье и в печали,
в болезни и здоровий — одна,
такая же в конце, как и в начале,
которой даже старость не страшна.
Не на песке построенное зданье,
не выдумка досужая, она
пожизненное первое свиданье,
безветрия и гроз чередованы;
Сто тысяч раз встающая волна!
(«Твой враг»)
И хотя в этом сборнике вроде бы нет прямых откликов на большие общественные перемены, происшедшие тогда в стране, но в самой «раскованности» автора, в ее открытости навстречу читателю, уверенности в близости ему своих переживаний ощутимо веяние времени, подсказавшего незадолго перед тем одному из старших поэтов характерные строки:
Что такое случилось со мною?
Говорю я с тобою одною,
А слова мои почему-то
Повторяются за стеною,
И звучат они в ту же минуту
В ближних рощах и дальних пущах,
В близлежащих людских жилищах
И на всяческих пепелищах,
И повсюду среди живущих.
...Удивительно мощное эхо.
Очевидно, такая эпоха!
(Леонид Мартынов)
В ту пору «второе дыхание», как назвала Тушнова свой сборник 1961 года, пришло ко многим и во множестве обличий. И подзаголовок «Новая книга» не просто свидетельствовал о том, что здесь нет стихов из прежних сборников, как это раньше бывало у поэтессы, а говорил о явственном ощущении автором наступившей и утвердившейся в ее творчестве перемены.
В позднем творчестве Тушновой мысль приобретает большую осязаемость и рельефность: за ней — весомость пережитого, испытанного, передуманного.
Некогда, оглядываясь на детские годы, поэтесса восклицала: «Я ли это — в белом платьице, с белым голубем в руках?» И вряд ли она, тогдашняя, предугадывала себя такою, какою предстала во «Втором дыхании»:
...брожу по лесу, греюсь под лучами и думаю...
И крепко сплю ночами,
и не спешу приблизить милый срок
ночных бессонниц
и счастливых строк.
Именно в эту пору она работает над «Поэмой памяти», посвященной матери и ее «продолжению» — своей собственной дочери, поэмой, полной напряженных раздумий о несхожих судьбах разных поколений и о нависшей над миром новой небывалой военной угрозе:
Чудовищные тихие предметы...
По-разному их люди называют.
Конечно, как-то проще слово «бомба»,
реалистичней и привычней слуху,
но подлинное им названье — смерть.
...Современно практична ее оболочка.
Нет, себя не узнала бы в этой, стальной,
та, из книжек старинных, кустарь-одиночка,
в маскарадном наряде, с косой за спиной.
Поэма не окончена, но стоит сравнить ее не всегда отшлифованные строки с «Дорогой на Клухор», чтобы понять, насколько она масштабней по мысли, по трезвости оценок, по щемящей тревоге за дочь и всю новую молодежь:
Веселья, подарков и радостей много,
а счастьем могла бы я с ней поделиться...
...Горжусь военной юностью своею,
я так жила, как надлежало мне.
Им — детям — проще будет и труднее.
Жизнь даст им все. И стребует вдвойне.
«Раскрепощение» любовной темы, произошедшее в сере дине 50-х годов, порою оборачивалось в творчестве некоторых авторов бесконечным «тиражированием» однообразных ситуаций и переживаний, лишенных подлинного эмоционального накала.
Тушновой «повезло»: чувство, подсказавшее ей стихи последних лет жизни — от «Второго дыхания» до «Ста часов счастья» (1965), — было по всем статьям трудным и драматичным. «...Благословляю бурю, с которой никак не справлюсь», — сказано в одном стихотворении поэтессы. И в этой буре наконец-то раскрылось все лучшее в ее существе. Недаром, уже через несколько лет после смерти Тушновой, перечитывавшие ее последние стихи вспоминали слова знаменитого хирурга о человеческом сердце, оказавшемся на его ладони: «Это, знаете ли, — вот когда оно в руке трепещет, — это я ни с чем в жизни не могу сравнить...» Да и еще раньше в надгробном слове Александра Яшина говорилось о «благородном сердце, обнаженном до предела».
Здесь много чего сошлось. Уже во «Втором дыхании» сказано:
Стоит между нами не море большое —
горькое горе, сердце чужое.
(«Хмурую землю...»)
Но дело не в заурядном — хотя в своей реальной конкретности всякий раз болезненном и даже драматическом — «любовном треугольнике», чьи очертания по большей части еле-еле, целомудренно проступают в стихах Тушновой.
В них куда сильнее звучит далеко не узко-личный мотив обделенности счастьем, роднящий многих и многих, особенно принадлежавших к тому выбитому войной поколению:
Ни скрипа, ни шороха в доме пустом,
он весь потемнел и намок,
ступени завалены палым листом,
висит заржавелый замок...
А гуси летят в темноте ледяной,
тревожно и хрипло трубя...
Какое несчастье случилось со мной —
я жизнь прожила без тебя.
(«Как часто лежу я без сна в темноте...»)
Тут и беспредельная сопричастность трудной судьбе, бореньям и тяготам возлюбленного, в котором легко угадывается прямой до отчаянности характер правдолюбца, испытавшего многие удары судьбы. И горестная невозможность полностью разделить эту ношу, облегчить ее — и по стечению житейских обстоятельств, и по непростому характеру своего избранника.
Во «Втором дыхании» есть полное преклонения перед бессмертием любви на Земле стихотворение «Двое на мосту» — о словно бы «несменяемой» во все времена паре: «Они стоят такие юные, такие вечные стоят».
В «Ста часах счастья» такого слитного силуэта нет и в помине. Постоянная борьба «центробежных» и «центростремительных» сил то кидает героев друг к другу, то разводит безнадежно далеко, одновременно до предела обостряя взаимное тяготение, тоску по всему, что связано с любимым:
Осчастливь меня однажды,
позови с собою в рай,
исцели меня от жажды,
подышать немного дай!
Он ведь не за облаками,
не за тридевять земель,—
там снежок висит клоками,
спит апрельская метель.
Там синеет ельник мелкий,
на стволах ржавеет мох,
перепархивает белка,
будто розовый дымок.
(«Осчастливь меня однажды...»)
Любовь к одному, единственному, сливается здесь с любовью к земле, на которой он живет и заботами которой болеет, любовью к «сгорбленному, сивому» ельнику, спящему «в сугробах по грудь», к «тальникам вдоль размытого лога», к колодезным журавлям, которые «скрипят таинственно и нежно», и к самому обыденному быту:
Я просыпаюсь рано,
слушаю звуки дома:
дрова перед печкой брошены,
брякнул дверной замок,
одна за другой
картошины
падают в чугунок.
(«Звуки дома»)
Действительно, и природа в стихах этого тонкого лирика, «не раскрашенная, не украшенная — зримая и милая», как писала поэтесса Вера Звягинцева, и все наше «ежедневье» увидены благодарными за свои «сто часов» глазами, готовыми обласкать даже неказистый самолетик, тарахтящий «над туманной двухверсткой лесов и речек» («железный смешной кузнечик, серо-зеленый, десятиместный»).
И вряд ли случайно, как это было замечено в одной из статей, в последних стихах Тушновой «речь близится к народной. И говор, и причет, и заклятие, и песня...» Характерно, что она и сама писала: «Возвращаюсь, возвращаюсь под родимый кров!»
Стихи эти, созданные, по выражению только что процитированного поэта-рецензента Ирины Снеговой, «в крайнем страдании и острейшем счастье», были полны ощущением новых, открывающихся возможностей:
А может быть, я только что родилась,
как бабочка, что куколкой была?
Еще не высохли, не распрямились
два беспощадно скомканных крыла?
...Вдруг полечу еще и засверкаю,
и на меня порадуешься ты?
(«Наверно, это попросту усталость...»)
Жизнь поэтессы, едва перешагнувшей порог пятидесятилетия, оборвалась в самый год появления «Ста часов счастья», но, как показали первые же взволнованные отклики в печати, полет, который она предугадывала, состоялся.
О том, как явственно обозначилась на поэтическом небе звезда Вероники Тушновой, хорошо сказала в посвященном ей стихотворении Юлия Друнина:
...Да, ты ушла.
Со смерти взятки гладки.
Звучат иных поэтов голоса.
Иные голосистей. Правда это.
Но только утверждаю я одно:
И самому горластому поэту
Твой голос, заглушить не суждено —
Твой голос — тихий, как сердцебиенье.
В нем чувствуется школа поколенья
Науку скромности прошедших на воине —
Тех, что свою «карьеру» начинали
В сырой землянке — не в концертном зале
И не в огне реклам — в другом огне...
Светлой грустью и верой в счастье проникнута поэзия замечательной поэтессы Вероники Тушновой. «Поэзия — не ряд зарифмованных строк, а живое сердце человека, в котором эти строки родились» — так определяла она суть поэтического творчества. Наверное, именно в этом секрет неувядающей популярности прозрачной, как родник, поэзии Вероники Тушновой.
Поэзия Вероники Тушновой всегда любима и глубоко понятна читателям. Тонкий лиризм, трепетное отношение к любви, природе — вот что делает стихи поэтессы легко узнаваемыми и волнующими душу.
Поэзия Тушновой проникнута добром и теплотой, благодарной любовью ко всему. Ее поэзия светла и чиста. Тушнова в реальной жизни умела ценить каждое мгновение, умела быть счастливой. Это нашло отражение в ее стихах.
Камерная поэзия предполагает не только ограниченное пространство, но и некое душевное равновесие. Искренность и мужество Тушновой покоряют. Нет другой поэтессы, в стихах которой мужчина был бы так недоступно прекрасен.
Произведения Вероники Тушновой, имеющиеся в фонде библиотеки
- Тушнова, В. М. А знаешь, все еще будет! / В. М. Тушнова; [сост. Л. Мезинов]. — М. : Эксмо, 2008. — 543 [1] с. — (Стихи и судьбы).
- Тушнова, В. За это можно всё отдать / сост. Н. Ю. Розинская. — М. : Эксмо, 2012. — 384 с.
- Тушнова, В. М. Избранное / В.М. Тушнова. — Ростов н / Д. : Феникс, 2003. — 320 с. — (Лира).
- Тушнова, В. М. Избранное. Стихотворения и поэмы. — М. : Художественная литература, 1988. — 543 с.
- Тушнова, В. М. Избранные стихи / В. Тушнова; [сост. Н. Розинская]. — М. : Эксмо, 2009. — 382 с. — (Золотая серия поэзии: серия основана в 2001 году).
- Тушнова, В. М. Не отрекаются любя / В. Тушнова; [сост. Н. Розинская]. — М. : Эксмо, 2008. — 350 с.
- Тушнова, В. М. Сердце чище родника: стихи / В. Тушнова, [сост. Н. Розинская]. — М. : Эксмо, 2004. — 351, [1] с.
Произведения в литературно-художественных журналах
- Тушнова, Вероника. Стихи / В. Тушнова // Юность. — 1965. — № 3. — С. 11.
Статьи о Веронике Тушновой
- Венгер, Ю. А. «Счастье» Вероники Тушновой / Ю. А. Венгер // Русская речь. — 2011. — № 2. — С. 24-28.
- Александрова, О. Сто часов счастья : литературный вечер, посвященный 95-летию со дня рождения поэтессы В. М. Тушновой / О. Александрова // Библиотека. — 2009. — № 10. — С. 76-79.
- Аннинский, Л. Вероника Тушнова: «Не отрекаются любя...» / Л. Аннинский // Литературная учеба. — 2005. — № 3. — С. 132-141.
Песни на стихи Вероники Тушновой
А знаешь, всё ещё будет!.. (муз. Марка Минкова) — исп. Алла Пугачёва и Кристина Орбакайте.
Вспоминай меня («Я прощаюсь с тобою...») (муз. Вячеслава Добрынина) — исп. София Ротару, Алла Пугачёва, Ирина Аллегрова.
Два крыла (муз. Артур Аллен) — исп. Артур Аллен
Не отрекаются, любя (муз. Марка Минкова; впервые песня прозвучала в исполнении драматической актрисы в спектакле Театра им. А. С. Пушкина «Мужчины, носите мужские шляпы» (1976) по пьесе А. Хмелика, автором музыки к которому был М. Минков) — исп. Александр Градский, Алла Пугачёва, Людмила Артёменко, Татьяна Буланова (Старые песни о главном 3), Дима Билан.
Миллион лет до нашей эры (муз. Давида Тухманова) — исп. Давид Тухманов и группа «Москва» (альбом «НЛО»).
Напутствие («Ну что же, можешь покинуть...») (муз. Евгения Артамонова) — исп. Лилия Толмачёва.
Ну, пожалуйста! (муз. Александра Дулова) — исп. Александр Дулов, Галина Хомчик и Елена Фролова.
Сколько дней (муз. Луизы Хмельницкой) — исп. Инна Разумихина.
Сто часов счастья (муз. Константина Орбеляна) — исп. Алла Пугачёва, Ирина Отиева, Эрна Юзбашян, Тамара Гвердцители.
Бессонница (муз. Давида Тухманова) — исп. София Ротару.
Без обещаний жизнь печальней (муз. Никиты Янощука, к/ф «Обучаю игре на гитаре» (2012 г.)) — исп. Алина Сергеева.
Как часто лежу я без сна в темноте... (муз.С. Круля) — исп. Александра Круль.
Составитель Яковлева Е. Г.
Верстка Артемьева М. Г.
