Долго искал наиболее точный эпитет к слову «правда», закрыв последнюю страницу книги Александра Базарова «Кулак и агрогулаг». И всё же самым подходящим сочетанием показалась пара слов: «страшная правда». Когда прочитан Солженицын, когда, казалось бы, уже знаешь всё о трагедии, о разорении крестьянства, когда не читается ни «художественная», ни «историческая», ни «приключенческая», — вдруг оказываешься в плену у книги, написанной твоим земляком, кандидатом экономических наук из нашего сельхозинститута. Каждая её страница кричит и плачет, гневается и зовет к справедливому возмездию, каждая страница обличает и выносит приговор. Я читал её и испытывал опасное сердцебиение: в её плену я вдруг отрешился на какое-то время от сегодняшней смуты, несколько дней жил только этой книгой, лишившись сна.
Вспоминалось, как несколько лет назад «Советское Зауралье» опубликовало серию моих заметок о сегодняшней деревне «Куда ни поеду, куда ни пойду...». В одном из очерков коллективизацию я назвал «небезгрешной», а трудодень назвал «пустым». Только и всего. О как всполошились тогда «бывшие», с какой злобой они дружно встали стеной против автора. В обкоме партии накопилась толстая папка их писем с требованием расправы над строптивым писателем. На одном из своих собраний они призвали: если у кого из собравшихся есть книги Ягана, сжечь их, выбросить, растоптать...
Я понимал подоплёку их беспокойства: они страшились малейшей правды, боялись обнажения кончика той ниточки, которая поможет размотать клубок их преступлений перед крестьянством. Они боялись потерять почести и привилегии, нажитые на народном горе. Это они были соавторами и исполнителями геноцида над своим народом. Десятилетия они держали правду за крепкими запорами и неподступными печатями. Это они вывернули всё наизнанку, наставив обелисков и памятников «жертвам кулацких злодеяний». Но время и история ставят всё по своим местам.
То, что происходит сегодня в стране, в том числе и на селе, никакая это не случайность, а историческая закономерность. Иначе и не могло быть: крестьянство на земле нашей давно уничтожено, а те, кто ещё сеет хлеб и выращивает скот (низкий поклон им) — это просто сельские труженики. Крестьянство низведено как сословие, давно подрезаны и выкорчеваны его корни: особый, не предписанный никем уклад жизни, таинственное и священное отношение к земле и к каждой былинке на ней. И никакие реформы, никакие финансовые инъекции уже не возвратят утраченного. Например , нельзя возродить уничтоженный большевиками Храм Христа Спасителя. Можно создать копию , но она и будет копией. Так и на селе: в конце концов, можно решить продовольственную проблему, но крестьянство в самом широком понятии уже не воскресить.
Ошибочно считать, что эпоха раскрестьянивания началась с коллективизации. Нет, она началась тогда, когда вождь мирового пролетариата заявил, что для достижения цели революции все способы хороши, а мораль — удел слюнтяев. И пошло: гражданская война, продразверстка, военный коммунизм, продналог, самообложение, займы, раскулачивание...
Мне думается, что в настоящее время в стране вряд ли можно найти столь глубокое, столь научное исследование, которое могло бы стать рядом с книгой Александра Базарова «Кулак и агрогулаг». И хотя в основу её легли документальные данные по Уральской области (а это нынешние Свердловская, Челябинская, Курганская, Тюменская, Пермская области), в них как в зеркале, отражена картина народной трагедии в огромном государстве.
Листая страницы, вижу цифры, взятые из документов, читаю авторские комментарии к ним, и вновь и вновь содрогается сердце, разум отказывается верить, что это не сон.
В короткой заметке невозможно (и как жаль!) показать, раскрыть хотя бы тысячную долю того обильного фактического материала, который вобрала книга. Невозможно так же каким-то образом передать особенности стиля повествователя горькой истины. Если коротко, то это художественная публицистика высокого класса. Эмоциональное напряжение текста нарастает и снижается в зависимости от излагаемого факта или комментируемого документа. Цитирую автора: «После самообложения, — указывается в директиве курганского окружкома ВКП (б) от 13 февраля 1928 года, — приступить к широкой разъяснительной кампании ... Цель — добиться от общих собраний одного — одобрения с их стороны мероприятий правительства, а к этому времени подготовить и зарядить контрагентуру, женщин-делегаток, комсомол, пионеров, учительство и др. и приступить с места в карьер к подписке (на заём)...». В документе просматривается не долгий, но содержательный военно-экономический опыт гражданской, отождествляющий производителя с жеребцом. К очередной психической атаке на мужика приглашаются, нет — обязываются все от мала до велика... С умиляющей революционную душу кавалерийской лихостью, переходящей часто в лютость, с уральской деревни за два предколхозных года сдернули более 20 млн. рублей...«.
«Особую ставку на молодежь делает обычно политический экстремизм, привлекая юность высокой фразой лозунгов и вседозволенностью. Хунвейбинов дала миру не китайская история шестидесятых. За сорок лет до того мощная волна политического произвола и мародерства со стороны красной молодежи прокатилась по сельским улицам России. Сколько слез и бед, уничтожений и издевательств принесла крестьянству неосознанная юношеская жестокость? В какие тысячи семей в годы „великого перелома“ вошли трагедией сыновнего предательства?»
В книге приводится один страшный документ. 21 мая 1929 года СНК СССР принял специальное постановление «О признаках кулацких хозяйств, в которых должен применяться Кодекс законов о труде». Вот кого зачисляли в кулаки и по каким признакам:
«...если в хозяйстве имеется мельница, маслобойка, крупорушка, льночесалка, тёрочное заведение, картофельная, плодовая или овощная сушилка или другое промышленное предприятие — при условии применения в этих предприятиях механического двигателя, а также, если в хозяйстве имеется водяная или ветряная мельница с двумя и более поставами;
...если хозяйство сдает внаем постоянно или на сезон отдельные оборудованные помещения под жильё или предприятие;
...если члены хозяйства занимаются торговлей, ростовщичеством, коммерческим посредничеством или имеют другие нетрудовые доходы (в том числе служители культа).
Советам Народных Комиссаров союзных республик и краевым (областным) исполнительным комитетам предоставляется право видоизменять указанные признаки применительно к местным условиям».
Дикий документ. Как же безо всего этого мог жить крестьянин? Нажитое тяжким трудом и потом, предприимчивостью и усердием вдруг подпало под преступные «признаки».
А.Базаров так рассуждает над этим документом: «Видоизменили! И не только применительно к местным условиям, но и к конкретным обстоятельствам. В ответ на требование сверху усилить классовый нажим некоторые сельские Советы, начиная с 1929 года, отвечали, что кулаков в деревне нет. Действительно, уже весной двадцать девятого кое-где голодали целыми деревнями. Как нет? — возмущались в районах и городах, обвиняя местные власти в политической близорукости. Должны быть! Без омерзительного образа кулака события переломных лет теряли стратегическую направленность и выглядели уголовно-прозаически. Обладающий более тонким классовым чутьем уполномоченный быстро выявлял таковых. Если подозреваемые не вписывались в государственно утвержденные признаки, находились изъяны в родословной...»
К сожалению, уже несколько поколений наших граждан имеют представление о раскулачивании и коллективизации только по шолоховской «Поднятой целине». Да и это произведение в школьных учебниках трактовалось своеобразно. Думается, что книга А.Базарова в большой степени восполняет этот пробел. Приглашаю читателя обратить внимание на один из разделов этой книги — «На голгофу».
Сегодня большинству людей дело представляется так: ну, были, были перегибы, кто-то пострадал несправедливо. Мы, дескать, признали это. Но до сих пор мы не знаем масштабов и изуверских методов репрессий над крестьянством, задуманных, санкционированных и осуществленных «руководящей и направляющей силой» — ЦК ВКП(б).
По получении установок из Центра, бюро Уралобкома партии принимает постановление «О ликвидации кулацких хозяйств в связи с массовой коллективизацией». С холодной бухгалтерской расчетливостью, как будто речь шла об овощах или рогатом и безрогом скоте, в постановлении были определены репрессивные меры. Кулаков рассортировали на три категории. Каждую из них ожидало следующее:
а) 1-я категория. Контрреволюционный кулацкий актив, участники контрреволюционных и повстанческих организации подлежат немедленному аресту с последующим срочным оформлением их дела во внесудебном порядке по линии органов ОГПУ.
б) 2-я категория . наиболее зажиточные и влиятельные кулаки и полупомещики подлежат высылке в порядке принудительной колонизации в малонаселенные и необжитые районы северных округов области.
в) 3-я категория. Остальные кулаки расселяются в пределах района или данного округа на худших окраинных землях, вне коллективных земельных участках. (Лишь бы раззорить хозяйство! — И.Я.)
Итак, цифры. Постановление сочло необходимым «установить количество ликвидируемых по всей области хозяйств по первой категории до 5000. размер операции по округам устанавливается полномочным представителем ОГПУ на Урале». Постановлением предусмотрено выселение из округов Урала по второй категории 15,2 тысячи семей. Разнарядка была такова: Челябинский округ — 2250 семей, Троицкий — 2250, Курганский — 1800, Ишимский — 1700, Тюменский — 1500, Шадринский — 1300 семей и т.д.
На основании документальных данных автор установил: средний состав выселяемой семьи 6-9 человек. Следовательно, из округов Уральской области планировалось выселение более 100 тысяч человек.
Изуверство затеянной акции состояло в том, что она предусматривала плохо скрываемую цель: физическое уничтожение цвета крестьянства и их семей. Ведь выселение назначалось в необжитые места в феврале-марте. При этом у выселяемых конфисковалось всё необходимое для выживания: тягло, продовольствие, инвентарь, одежда, инструмент и т.д. Выселялись семьи с грудными младенцами и немощными стариками. Вот, например, состав семьи, выселяемой эшелоном из Юргамыша в Надеждинск. Третий вагон. Кислянский сельсовет: Акулова Федосья — 56 лет, сын Антон — 26 лет, сын Леонид — 16 лет, сноха Таисия — 26 лет, внук Владимир — 3 лет, внучка Мария — 1 год, сноха Парасковья — 24 года, внук Евладий — 10 месяцев.
Что ждало этих людей в чужом краю, что с ними сталось? Что сталось с тысячами и тысячами таких же обреченных? А по стране — с миллионами? Во имя какой идеи были эти жертвы? Объяснить всё «перегибом», значит ничего не объяснить. Автор на примере родного его Половинского района показывает, с какой скурпулезностью и точным расчетом формировались пункты сбора выселяемых , устанавливались время и маршруты отправки групп, как точно всё это согласовывалось с графиками железной дороги и т. д.
Во имя чего? Размышляя над этим, А.Базаров пишет: «Номенклатурная общественная наука всегда стыдливо обходила вопрос — зачем нужно было массовое выселение раскулаченных? И почему на Север? Может, власти хотели стабилизировать политическую обстановку в деревне изоляцией своего классового врага? Тогда зачем перли за Полярный круг детей и стариков?.. в Курганском округе по представлениям райисполкомов планировалось выселение 4710 хозяйств, 5,32% к общему числу крестьянских дворов. В Марайском, Чашинском и Половинском районах к выселению наметили более 6% крестьянских семей. В глухом Мокроусовском районе нашли необходимым выселить каждую одиннадцатую семью, а в некоторых сёлах Звериноголовского района — каждую шестую...»
Так во имя чего же? Ко времени раскулачивания и коллективизации большевистский Молох был силён и владел полностью ситуацией в государстве. Но, как всегда бывает, пришедшая к власти преступным путём личность или группа втайне всё же испытывает сомнение и страх. Их страшит инакомыслие и даже молчаливое несогласие. По этой причине был выдворен из страны по указанию В.И.Ленина цвет русской интеллигенции, ограблены церкви и уничтожена большая часть священнослужителей, уничтожено казачество, разгромлены оппозиции в партии. Осталась лучшая часть крестьянства, сохранившая способность сомневаться и даже оказывать сопротивление произволу.
Во-вторых, государству нужны были колхозы, делает вывод автор, чтобы иметь дармовой хлеб. Нужны были колхозы — рабы, а с колхозами, где собрались добрые хозяйства, воевать за хлеб труднее, чем грабить единоличников поодиночке. «Если имущество крепких хозяйств, утонченно-грабительски рассуждали органы, нацеливающие и озадачивающие, конфисковать и передать обобществленной бедноте, получится идеальный вариант колхоза. Так и сделали. Государственный грабеж колхозов стал экономической нормой, а деревенскую бедность возвели в культ нашей природной невзыскательности и российско-социалистической самобытности».
С таким авторским выводом нельзя не согласиться. Добавлю: преступление, совершенное над крестьянством, не должно иметь срока давности.
И в заключении. Книги Александра Базарова — явление чрезвычайно нерядовое как в науке, так и в современной публицистике. Всё им сделанное можно оценить как гражданский подвиг. Да еще если учесть, что в тяжелейшее время, в условиях невиданной дороговизны книгопроизводства он издал книгу за счет своих средств. Книга «Кулак и агрогулаг» нужна всем: студенту, старшекласснику, руководителю колхоза и совхоза, политику и администратору, бизнесмену и пенсионеру, каждому, кто не равнодушен к истории России, кто считает себя истинным её гражданином.
Иван ЯГАН, член Союза писателей России
Яган, Иван. Страшная правда : о книге А.Базарова «Кулак и АгроГУЛАГ» [Электронный ресурс] / И. Яган // Режим доступа: http://kultura.kurganobl.ru/3566.html. — Загл. с экрана. — (Дата обращения: 30.11.2016).
Родился 28 декабря 1940 года в селе Половинном Курганской области в крестьянской семье. Голодное деревенское детство, сельская школа, Челябинское училище трудовых резервов, работа на атомном объединении «Маяк» в Челябинске-40. В 1965 году поступил на заочное отделение экономического факультета Московского государственного университета им. Ломоносова. Работал журналистом Половинской районной газеты и районного радио. В 1971 году после окончания МГУ был принят на кафедру политической экономии в должности ассистента Курганского сельскохозяйственного института. В 1973 году направлен в очную аспирантуру при МГУ им. Ломоносова. Кандидат экономических наук. Большую часть жизни проработал на кафедре экономической теории Курганской сельхозакадемии, которой заведовал с 1988 по 2001 годы.
