Обычный режим · Для слабовидящих
(3522) 23-28-42


Версия для печати

Литературная премия «Большая книга». Лев Данилкин – лауреат премии 2017 года

Библиографическое пособие. Курган. 2017

Лев Данилкин – лауреат премии 2017 года

12 декабря 2017 года на торжественной церемонии в Доме Пашкова были названы лауреаты Национальной литературной премии «Большая книга». Финал двенадцатого сезона прошел под слоганом «Вся власть русской литературе!» и был посвящен столетию революции.

Первое место — получил редактор отдела культуры «Российской газеты» Лев Данилкин с книгой «Ленин. Пантократор солнечных пылинок». Второе у книги «Катаев. Погоня за вечной весной» Сергея Шаргунова. Третье — «Город Брежнев» Шамиль Идиатуллин.

Премию «За вклад в литературу» получила Виктория Токарева. «Фантастический реализм и магия реальности», — именно так охарактеризовал творчество писателя драматург Владимир Грамматиков.

Победителями народного голосования стали:

1 место — книга Сергея Шаргунова «Катаев. Погоня за вечной весной»;

2 место — книга Льва Данилкина «Ленин. Пантократор солнечных пылинок»;

3 место — книга Шамиля Идиатуллина «Город Брежнев».

Биография

Сначала все сомневались. Некоторые даже называли Льва Данилкина разными словами, вроде «гламурный» или «буржуазный», другие к его «глянцевости» снисходительно добавляли «мальчик». Третьи — их оказалось большинство, в основном это были люди из филологических кругов — Да­нилкина попросту не замечали. Одно время даже считалось дурным тоном серьезным критикам ссылаться на его тексты. А культурные журналисты писали о нем уморительно, снисходительно, мол, Лев-то из «Афиши» опять учудил, высказался.

Иными словами, все активно недоумевали, что может знать этот нахрапистый уроженец Винницы (р. 1974), окончивший филологический факультет МГУ (1996) и стопорнувшийся в Москве. К тому же первое время Данилкин работал шеф-редактором русского «Playboy» (чем, по мнению многих, честное свое имя запятнал страшным образом). После пахоты в развлекательном мужском издании Лев недолго был колумнистом «Ведомостей», но неярким, что сам же заприметил и вскоре сменил род деятельности, став литературным обозревателем «Афиши» (с 2001 года).

Однако в критику Данилкин вошел не через заднюю дверь, как это негласно заведено в литературном сообществе, а через парадную и при всей амуниции. Чем многих сначала насмешил, потом расстроил, а после даже разозлил. В конце концов, согласитесь, экая дерзость. Все «Кысью» Татьяны Толстой восхищаются. А Данилкин, как Пушкин на дуэли, в сторонке стоит, кушает вишню и косточками поплевывает: «А вот говорят, будто бы Татьяна Толстая написала невероятный для Татьяны Толстой текст. Что она, московская барыня, поменяла свой классический интеллигентный, трехэтажными метафорами инкрустированный литературный язык „Милой Шуры“ и „Петерса“ — на что-то несусветное: не то на ильфо-петровское „понюхал старик Ромуальдыч свою портянку и аж заколдобился“, не то на фольклорную вязь и плетение словес „Между собакой и волком“ Саши Соколова. Брехня». Все поют дифирамбы Прилепину и его романтическому «Саньке», а Данилкин вздыхает: «Ну и получилась — сырятина». И Андрей Рубанов у него «самоироничный нарцисс», и Ольга Славникова «эталон сложного, но в принципе умопостигаемого автора» и тому подобное.

Часто оценки Данилкина парадоксальны, идут вразрез с мнением большинства критиков, впрочем, иногда и он позволяет себе подтверждать общепринятые суждения: «Басинский — золотая голова», Шишкин — «писатель, у которого любая цидулька превращается в Книгу книг». Но тут речь идет не о приверженности тем или иным литературным группам, а, скорей, о чутье, которое, к слову сказать, у Данилкина развито невероятно.

Точность прогнозов поражает не только касательно большой прозы, но и массовой литературы. Например, когда в России еще никто даже не подозревал о стиле мэш-ап, Данилкин уже взял интервью у Бена Уинтерса — будущего создателя «Android Karenina», сорвавшего первые деньги на работе в соавторстве с Джейн Остин — «Разум и чувство и гады морские». Хохмил, конечно, страшно, язвил и надсмехался. Что само по себе для постоянных читателей «Афиши» стало сигналом, и в России новое течение вошло в моду.

Хотя одного писателя он все-таки проглядел, это был Роман Сенчин. Но Данилкин вовремя исправился. И о «Елтышевых» писал метко: «„Робинзон Крузо“ — наоборот: наглядная деградация человеческого духа, по всем статьям проигрывающего окружающей жизни, крах индивидуальности и инициативы, капитуляция человека перед природой. „Елтышевы“ — деревенская проза, какой она только и может быть сейчас, после того как деревня перестала быть последним незамутненным источником и де-факто превратилась в гетто для социально неуспешных».

Как утверждает Данилкин, в основе его работы лежит простой принцип: «Критик — это всего лишь профессиональный читатель, чье мнение иногда влияет на предпочтения других читателей; иногда критики задним числом обнаруживают те или иные „тенденции“. Но если писатель хоть как-то зависит от критика, если он пишет для того, чтоб его расхвалили, чтобы критик отметил „тенденцию“, недорого он стоит». И вроде бы явного желания рулить литературным процессом, какое было у Виссариона Григорьевича Белинского, Лев Данилкин не выказывает и в критические патриархи не набивается.

Он утверждает, что принципиально не интересуется ни критическими битвами, ни большими литературными сходками. «Я вопиющим образом не участвую ни в идеологических шельмованиях, ни в юбилейных водолействах, ни в лоббировании „своих“ авторов и третировании „чуждых“ — в том, что называется „функционирование литературной среды“. Я пишу про писателей, напрямую ссылаясь на их живые тексты — а не критикую и не комментирую мнения критиков. Я не посещаю банкеты, где ареопаг из обсыпанных перхотью сикофантов решает, кого возьмут жить в Переделкино, а кого следует еще подержать на улице».

Тут, конечно, легкое лукавство, ведь о тех или иных товарищах по критическому кружку Данилкин все же мельком высказывается в прессе. И тут же противоречит себе: «Думаю, их раздражает эпатажность моих представлений о функции критика. Мне ведь — скандальным, глубоко порочным образом — кажется, что функция критика — открывать новые имена, первому вытаскивать на свет никому не известные произведения, рассказывать читателю о том, как они соотносятся с предшествующей литературной традицией и какие у них перспективы».

То есть получается, что речь все-таки идет о попытке (кстати, небезуспешной) Данилкина литературный процесс возглавить. Недаром после выхода его книги «Человек с яйцом», посвященной Проханову (в 2007 году она попала в шорт-лист премии «Большая книга», а в 2008-м — в шорт-лист «Национального бестселлера»), Захар Прилепин заметил: «Данилкин — сам человек с яйцом. Отсюда резонное желание, как в сказке про Кощея, яйцо раздобыть, разбить, найти иголку внутри и что-нибудь с ней сделать такое. То ли сломать, то ли себя уколоть, чтоб проснуться, то ли к патефону приспособить».

Естественно, эта неразгадываемость рано или поздно начинает раздражать. Ведь фактически все, о чем пишет Данилкин, тут же, на зависть многим, становится если не популярным, то в момент прочитываемым. Данилкин как царь Мидас: к чему бы ни прикоснулся, все обращает в золото (даже фига, которую время от времени кажут ему исподтишка критические собратья, в ближайшем будущем тоже станет невероятно драгоценной). Причина тому не известна. Дело ли в безоговорочной верности ему читателей (между прочим, многие из них: ЖЖ-юзеры и прочие интернет-пользователи, им же и были взращены), в модности имени критика (которому скоро можно будет выпускать книги с брендовой надписью «Одобрено Данилкиным™»), его невероятной языковой меткости (а отсюда и высокой цитатности) или же в умении построить так фразу, чтобы зацепила она моментально. Как бы ни писал Данилкин, а злые языки ни мололи, будто он пиарщик и менеджер от критики, — его трудоспособность и точность оценок очевидны. Так же как очевиден и тот факт, что Данилкину в рамках культурной журналистики (а нынче и критики) тесно. Поэтому осваивает Лев и другие жанры.

Такие книги, как «Парфянская стрела» (2006), повествующая о литературе 2005 года (вошла в лонг-лист премии «Национальный бестселлер»), и «Круговые объезды по кишкам нищего» (2007), литературно подводящая итоги 2006 года, и «Нумерация с хвоста» (2009) о книжных событиях 2008 года, могли стать настоящей золотой жилой. Печатай Лев каждый год только по такому томику (объединяющему лучшие рецензии), и место в учебнике обеспечено пожизненно.

Но думается, не того Данилкин добивается. Чего стоит появление сочинения Джулиана Барнса «Письма из Лондона», которые Лев перевел. И его «Человек с яйцом. Жизнь и мнения Александра Проханова» — текст качественно другого уровня и жанра. Как поясняет автор, почему именно взялся писать о Проханове: «Он стал героем книги, потому что про него была История. История про то, как общество на протяжении десятилетий делало все возможное, чтобы представить его, писателя от бога, графоманом, подлецом, фашистом и скоморохом; я думаю, общество пыталось маргинализовать его всеми правдами и неправдами потому, что он всегда был для него живым упреком, он был ярче, нелепее, храбрее, чем все остальные».

Именно в Истории, предполагающей завязку, развитие, финал, захватывающий стиль и сочный язык, — вся загвоздка. Думается, поэтому Данилкину ближе всего такие писатели, как Михаил Кантор, Виктор Пелевин, Алексей Иванов и Александр Проханов.

Их творчество не разгадаешь с первого раза. Да и распутав одну книгу, полученный результат ко второй не применишь.

Впрочем, это же можно сказать и о самом Данилкине. Он, как иллюзионист высшего класса, — разный: неуловимый, сложный и одновременно простой; любой словесный фокус — магия, а любая магия — искусство. Кажется, он серьезно верит в постулат: «Литература — как космос, единственное, где, в общем, советский потенциал не потерян и даже наоборот увеличен; единственная область, для которой уход государства не стал катастрофой. Я думаю, мы еще увидим, и не раз, как Нобелевские премии вручают русским писателям».

Все чаще работа Данилкина вызывает уважение не только у читателей, но и у самих (между прочим, не один раз им битых) авторов. Поэтому не удивительно, что в 2010 году разгорелся скандал. Критик Сергей Беляков выступил в «Частном Корреспонденте» со статьей, больше напоминающей свод наболевших претензий. Основная: Данилкин устал, ибо его личный проект — литература «нулевых» лет — провалился. Сам обозреватель «Афиши» на побивание камнями даже ухом не повел. А вступился за него Виктор Топоров, резко и безапелляционно заявивший, что Данилкин, хоть и утомленный, но игрок высшей лиги.

В журнале «Афиша» Данилкин вырос — с 2007 года он ведет еще и ежедневный блог о книгах на www.afisha.ru — и, пожалуй, перерос формат издания. Буржуазность и гламурность, как и эпатаж, — явления временные и подростковые, на сущность не влияющие, Данилкина затронули мало.

Яркий, талантливый, самое главное — не завистливый и никому не подражающий, мимоходом говорящий не только о тенденциях и проблемах российской (а в последнее время и мировой) литературы, он, думается, скоро вновь потрясет книжный мир с невероятной силой и в новом качестве. Только для этого должно сбыться пожелание самого Льва Данилкина: с книгами в России «должно что-то происходить, что-нибудь ОЧЕНЬ НЕОБЫЧНОЕ».

Журналист, писатель, литературный критик, а с недавних пор — и редактор отдела культуры «Российской газеты» Лев Данилкин выпустил книгу «Ленин». Объемный труд в девятьсот с гаком страниц убористого шрифта издан в серии «Жизнь замечательных людей» к столетию русских революций. По заверениям автора, это не идеологический заказ и, тем более, не попытка поймать хайп на модной теме.

Текст предваряет подзаголовок: «Пантократор солнечных пылинок». Почему? Узнаете, если прочтете. Лучше — книгу, в крайнем случае — это интервью.

Когнитивная шизофрения

— Вы за красных аль за белых, Лев?

Помните, как мужики приходят к Чапаеву в фильме братьев Васильевых: «Василь Иваныч, ты за большевиков — али за коммунистов?» И умница Чапаев находится: «Я — за Интернационал!»

— За второй или за третий?

— А за тот, в каком Ленин. Дело в том, что есть два субъекта — сконструированный мной рассказчик в этой книге и автор. Они похожи, но мы — разные. Этот рассказчик — он как раз и пишет книгу, чтобы ответить на вопрос, за кого он, и для него эта погоня за Лениным — выбор чьей-то стороны и одновременно способ преодолеть свою психотравму: до 16 лет ему говорили, мол, Ленин святой, а после — что гриб и шпион. И поэтому у него невроз, он испытывает когнитивный диссонанс из-за того, что смотрит налево — видит памятник Ленину, направо — мемориальные доски Врангелю и Деникину: как так? Я, который я, не рассказчик, а автор — я, безусловно, за красных и мне вся эта нынешняя попытка псевдопримирения, «за царя и советскую власть», кажется нелепостью, от элементарного незнания. Под такими лозунгами крестьяне в Сибири выступали в 1920 году, но это потому, что они неграмотными были, а у нас нет такой отговорки. Но в книге «меня», с «моим Лениным» не должно быть видно, книга про то, как рассказчик гоняется за Лениным и сам меняется, а не про то, что он заранее все знает. Ленин здесь такой «профессор Криминале», которого преследовал герой романа Малькольма Брэдбери. Он для рассказчика — иероглиф, запутанная история, сплошные «с одной стороны — с другой стороны», в общем — «противоречивая фигура», как сейчас вежливо говорят.

— Вы с этим не согласны?

— Я как я — нет. Я точно знаю, что России очень повезло с Лениным, что в момент катастрофы к власти пришел гениальный философ, да еще и с опытом административной работы. Ну и, да, он как руководитель страны несет ответственность за множество чудовищных вещей, совершенных в сложные времена, но никто и не называет его святым. Отрицательное — такая же часть истины. Только положительной истины нет, Ленин — не мать Тереза Но все должны знать, что это он остановил мировую войну...

— Превратив ее в гражданскую.

— Нет, не он превратил, а он предсказал, что в какой-то момент империалистическая превратится — в силу объективных причин — в гражданскую. Гражданская началась, когда Ленин был в Цюрихе, — с убийства Распутина. И крестьяне жгли помещичьи усадьбы сильно раньше появления Ленина. Весь хаос и кровь 17-го года, до октября, — даже если б Ленин оставался в Швейцарии, все шло бы точно так же. Зато если бы не Ленин, эта гражданская война длилась не пять лет, а несколько десятилетий. Проект Временного правительства — ни либерального, ни меньшевистского, ни правоэсеровского — заведомо не могла принять наибольшая часть населения, воевать с народом все равно пришлось бы — и его бы задавили, но сделали это медленнее и с гораздо большей жестокостью. В итоге получили бы на выходе правое, околофашистское государство, как, к примеру, Италия или Германия в тридцатых годах.

— Страна Советов с ГУЛАГом от них чем-то радикально отличалась?

— Это антинаучная, внедряемая в коллективное сознание для дискредитации всего советского параллель. Она эффектная, но кощунственная — для жертв, потому что обессмысливающая их гибель. У меня прадеда вывезли из Дома на набережной и расстреляли в Коммунарке, это трагедия, но если сказать, что это равнозначно его расстрелу в Освенциме, будет фарс, это не объяснение, а профанация, оскорбительная для жертвы. Есть разница, это не пепси-кола и кока-кола.

— Почему при такой убежденности вы решили дистанцироваться от собственных взглядов и рассказывать о Ленине отстраненно?

— Я не историк и никогда себя не выдавал за того, кем не являюсь. Я умею — хорошо ли, плохо ли — рассказывать истории. И, как сказано в романе Леонида Юзефовича «Журавли и карлики», моралитэ убивает месседж. Я выбрал себе такого героя, у которого жизнь — если адекватно и объективно ее излагать — говорит сама за себя. Рассказчик — и читатель, я надеюсь — узнав о ней во всех необходимых подробностях, изменится и поймет, что через историю приключений Ленина можно понять историю XX века — каким образом, условно, мир изменился так, что в марте восемнадцатого года — Брестский мир, весь этот русский мир в руинах, а уже в апреле 61-го — полет Гагарина. Это именно приключения, и это погоня, и рассказчик занимается этим не для того, чтобы забраться на табуретку и сморозить какую-нибудь глупость вроде необходимости коллективного покаяния, а чтобы понять, что история не была бессмысленной, что в этих семидесяти годах, которые сейчас заметают под ковер и пытаются объявить исторической ошибкой, был смысл.

Но я не хочу это проговаривать в книге, я нарочно не стал делать предисловие с коротким пересказом, как это делается в научных работах. Это история про охоту за сокровищем, и мне достаточно показывать, что отношение рассказчика к герою все время меняется — то приязнь, то ненависть, то сочувствие, зависит от места, обстоятельств, настроения. В биографии рассказчик так же важен как герой — он отвечает за дистанцию, за то, чтоб не подпускать героя слишком близко, но и не упустить его. Отсюда ирония рассказчика — при том, что я к Ленину отношусь без всякой иронии. А он все время демонстрирует свою отстраненность от Ленина, он его разглядывает через оргстекло.

— А для чего ваш герой чекинится, приезжая на новое место?

— Я хотел, чтобы по книге было понятно, когда она написана, и для этого снабдил рассказчика сегодняшней лексикой. Эти знаки современности — крайне немногочисленны, я не выдаю себя за, условно, Юрия Дудя.

— Но вы наверняка работали над матчастью, изучали первоисточники, штудировали полное собрание сочинений вождя? Доктор философии и научный консультант «Родины» Семен Экштут посчитал: лишь на чтение, конспектирование и осмысление пятидесяти пяти ленинских томов и десятков томов документов и воспоминаний современников нужно потратить не менее пяти лет.

— Думаю, ровно поэтому даже в 2017 году мы не обнаружили никакого особенного бума новых ленинских биографий. Это трудозатратная история, и расходовать на это годы — род сумасшествия, конечно. Помню, как на меня смотрели люди, когда на вопрос, чем ты занимаешься, отвечал, что вот уже несколько лет пишу биографию Ленина: то же самое, что «хожу по вечерам в зал игровых автоматов» или «пытаюсь скрестить суматранских барбусов с мраморными гурами».

— А у вас дома, кстати, есть это собрание?

— Нет, я в 2012 году приехал в «Молодую гвардию», загрузил полный багажник пятидесятипятитомником, ленинскими сборниками и Биохроникой и в несколько заходов перетаскал в дом. Надо мной еще смеялись, мол, поближе, что ли, помойки не нашел? Помните, как Николай Носов описывал квартиру Знайки? Книги у него лежали на столе, полу, подоконниках, на шкафах, в шкафах и под шкафами, на кровати и под ней... Вот так у меня было — всюду, везде эти синие тома и книжки вроде «В зрительном зале Владимир Ильич» или «Ленин и совхоз «Лесные Поляны», ценнейшая вещь. И я запрещал их перекладывать, переворачивать страницы, закрывать — иначе забывал, что где, и система бардака рушилась. В марте 2017-го все отвез обратно, но собрание осталось у меня в телефоне, часто с ним сверяюсь, когда надо. Дома нет, не храню дома книги.

— Вообще?

— Ну у меня стоит сейчас другое собрание сочинений, следующего моего персонажа, но для работы, ну и как упрек — надо делом заниматься. А чтоб вот смотреть на шкафы, радоваться, что у меня все это есть, мое... я же много лет работал литературным критиком и никогда не был книжным фетишистом. Мне без разницы, где читать буквы — на бумаге или с экрана, я не различаю, иногда одновременно читаю.

— А что обычно делаете с прочитанными книгами?

— Не думаю об этом, просто знаю, что мне негде дома их хранить — и надо куда-то пристроить, знакомым или на дачу. Это как телефоны старые, которые просто перестаешь заряжать — и они куда-то сами деваются.

Галопом по Европам

— Быстро нащупали нужную тональность Лев?

— Мне проще всего понять, что за человек кто-либо, увидев его тексты, я чувствую через стиль, как слепые через тактильные ощущения. И Ленина так же пытался ухватить: прочту всего и пойму Но с ним этот трюк не особо проходит, там интеллект виден в стиле, но проникнуть за здорово живешь Ленину в голову не получится. И потом это сейчас мне любой том Ленина — как «Граф Монте-Кристо», а сначала читал, мне было скучновато — и ради разнообразия я поехал в Шушенское, потом в Ульяновск, в Мюнхен — и тут понял, что Ленин поразительно много и быстро перемещался я за ним не успеваю сто лет спустя, и с этим что-то не то, на это никто особо не обращал внимания что он был одержим путешествиями. И я решил гоняться за ним не только на бумаге, но и «на пленэре».

Это сдвинуло книгу с мертвой точки — элементы репортажа дают ощущение достоверности, эффект присутствия. И еще, глядя на все эти места, я стал осознавать, с самого начала, что Ленин — не просто был там-то и там-то, что он сам — продукт географии. Он же не гриб, который в свое время придумал Сергей Курехин — выскочил из ниоткуда и нипочему. Как Маркс говорил, что мировой дух выстраивает философские системы в мозгу философов, так и география «предписывает» определенную жизненную траекторию, «судьбу» задает. В общем, я стал ездить системно, для каждой главы, нарочно — и ловить Ленина «на местах». Ты видишь место — и угадываешь, какой сюжет разворачивался в этих декорациях.

— Сколько географических точек вы объехали?

— Побывал, в общем, везде, где был Ленин, от Восточной Сибири до Англии и от Капри до Финляндии. Ну кроме разве Ниццы, где Ленин провел десять дней, или деревни Порник на берегу Атлантики. На самом деле, объяснение, дескать, разгадка личности Ленина в том, что он был одержим путешествиями — мнимое, это одно из предположений рассказчика, — что Ленин-турист или Ленин-криптограф, или Ленин-шахматист так же важны, как Ленин-философ или Ленин-политик. И, в конце концов, эта конструкция отпадает, как отработавшая ступень ракеты. Последняя треть книги — там мало про туризм, не до него.

На самом деле, идея погони за Лениным, разумеется, не мне первому пришла в голову. В свое время вслед за Лениным колесили по Франции, Италии и Германии Валентин Катаев, Мариэтта Шагинян, Эммануил Казакевич.

— Тогда любой выезд за рубеж считался счастьем, а тут целое путешествие по курортам Западной Европы. Вишенка на торте!

— Да, можно иронизировать, но эти поездки было плодотворными. Вон — «Лонжюмо», великая вещь Вознесенского.

— Их вояжи, вероятно, оплачивал идеологический отдел ЦК КПСС или схожая структура, а у вас, Лев, спонсоры были?

— Страшно благодарен «Молодой гвардии», которая дала мне шанс — написать книгу, но как его использовать — это была моя забота. Я в состоянии сам себе заработать на поездки по ленинским местам — другое дело, что это не были путешествия в жанре «экспресс махараджей». Я хорошо помню, как я мотался по Парижу на съемном городском велосипеде, около шестидесяти евроцентов в час, если вовремя сдавать его. И были пара моментов, когда я не успевал или не мог найти станцию проката, и у меня была паника, я еле живой крутил педали, чтобы уложиться — потому что иначе мне грозил мгновенный дефолт, мне бы, как Чарноте в «Беге», пришлось бы штаны продавать и идти по Парижу в кальсонах.

Но это было приключение! И по «ленинским» горам мне нравилось ходить — хотя я помирал, это ад для неподготовленного человека. В 1904 году был момент, когда вместе с Крупской Ленин за пару месяцев прошел по горам Швейцарии четыреста километров. Это колоссальное расстояние для горного похода, дико тяжело. И лазить по скалам по цепям и скобкам железным страшно — но Ленин лазил в польских Татрах, и я полез.

Разумеется, я меньше его прошел, но успел и понять, и на своей шкуре почувствовать, какое огромное у Ленина было преимущество по сравнению с обычными людьми, насколько лучше он был готов к экстремальным ситуациям, к кризисам. Революция — это ведь и есть экстрим. И ту нагрузку, которая выпала на него в первые месяцы, в состоянии был вынести лишь сверхчеловек.

Змея на Капри

— Сколько времени заняли у вас поездки?

— С 2012-го до 2016-й. С перерывами, разумеется.

— Что стало первоначальным импульсом?

— Змея. До сих пор основной файл в компьютере, в который я записывал все, что мне приходило в голову о Ленине, так и называется: «КаприЛенинЗмеяВыползла».

— Почему змея?

— Я был членом жюри литературной Премии Горького, лауреатов называли на Капри, и там полно всякой древности, но памятников, стел — нет, за одним исключением: Ленин. И вот я забрел туда, а я уже понимал, что ЖЗЛ про Ленина — не по сеньке шапка, что ничего путного у меня не выйдет, что я не знаю, что мне делать с книжкой, как ее написать, чтобы не повторять тысячи других.

И вдруг оттуда, из стелы с барельефом, на меня выползла настоящая змея, как из черепа вещего Олега. При том, что это прямо в центре главного городка, в тридцати метрах от виллы, в которой Ленин останавливался у Горького в 1908 году, очень странно, все равно что где-нибудь на Маросейке или у Новодевичьего. Но она выползла, и я расценил это как знамение, знак, что мне надо бросать все и писать книгу о Ленине. И я каприйскую главу писал дольше всего, все пять лет, несколько раз еще оказывался рядом с этим памятником, и это очень важная глава — хотя Ленин там провел меньше месяца.

«Пантократор солнечных пылинок»

— А в Мавзолее вы были?

— В четвертом классе. Меня там принимали в пионеры.

Больше не ходил. Биография — про жизнь Ленина, а не про приключения его тела после смерти. Я не испытываю удовольствия от этого зрелища. Также мне неприятно смотреть сокуровского «Тельца». У меня с этим человеком какая-то химия отношений, пусть даже фантомная и призрачная — а его показывают так, как ему самому бы не понравилось. Если уж на то пошло, лучше закрыть стеклянную конструкцию с телом от посторонних глаз покрывалом или чем-то еще. Нечего таращиться. Я был в Тегеране у мавзолея Хомейни, это гробница внутри мечети, закрытая, естественно, тело аятоллы скрыто.

— Словом, вы против, чтобы некрополь убрали с Красной площади?

— Конечно. Надо оставить прах в покое. Или мы, что ли, должны выковыривать из стены урны с Крупской, Джоном Ридом и Юрием Гагариным? Мавзолей и Стена — напоминание о главном событии в истории.

— А как вы относитесь к тому, что на вашей ридной Украине прошел ленинопад?

— Я все-таки Украину воспринимаю как место, где проводил школьные каникулы. Не они первые придумали разбивать статуи, в Египте то же самое было, ритуал отказа от прошлого. Ленинопад — свидетельство того, что людьми можно манипулировать — и искусственно выстраивать их национальную самоидентификацию — даже через фигуру человека, который много сделал для того, чтобы их нация была отдельной и автономной. Ленин, ставший символом России как империи, — вот это да, это ирония истории. Ну и, да, мне интересно видеть, что Ленин остается фигурой сегодняшней политической повестки.

— Павшей фигурой, Лев.

— У Ленина был бы план, он не тот политик, который действовал по принципу — посмотрим, как будут разворачиваться события. Он знал заранее, умел просчитывать. Если бы был хоть малейший шанс остаться с Украиной — он бы держался за нее. Если нет — «отпустил» бы сразу, как Финляндию.

Сейчас там идет война, и мы можем «утешать» себя, что это внутреннее дело, что война «всего лишь» гражданская, что рано или поздно «им там надоест», но конечно нет, конечно, это, как и в 1919-1920-м — мировая война, которая проходит в форме гражданской. В общем, идиотская роль пророка — но я думаю, что большая война неизбежна, а там уж историческая инерция сделает свое дело, нынешние «беловежские» границы — это временное явление.

— Вы так спокойно говорите о войне, словно речь о дворовой драке между пацанами.

— Я не был на войне, но я был во всяких странных местах — вроде Сирии, Йемена, Кашмира, Ливана, Эфиопии, по ним понятно, что между войной и невойной — один день, очень тонкая грань. Сирия, которую я видел, была самым спокойным местом в мире — но там вы знаете что. Не нужно иметь ленинский интеллект, чтобы заметить, что есть все объективные предпосылки к очень большой войне. Дай бог еще лет 10-15 продержаться, чтобы нас туда не втянули.

— А откуда в вашей книге взялся подзаголовок о пантократоре солнечных пылинок?

— Это 29-й том собрания сочинений, по мне так наиболее важный для понимания Ленина. «Философские тетради», конспекты Гегеля. Именно там мне попалось странное определение: душа есть солнечные пылинки. В одном образе — и свет, солнце, аллегория Христа, правды, и его отрицание, тьма, слепота, слепящий свет, свет-террор. А потом солнечные пылинки — это странное мерцание истины и лжи, это хорошая метафора для ленинской диалектики, единства и борьбы противоположностей.

Я искал название, объединяющее идею нового типа власти, которую воплощал в себе Ленин, с мыслью, что свершившаяся сто лет назад революция была явлением не только социальным, но и религиозным. У Брюсова есть стихотворение — про сделавший революцию народ: вас я провижу во храме отверстом, в новом сиянье небес. Вот это они все, которым дал голос Ленин, они и закрыли собой снесенный купол. Собственно, не случайно ж марксисты воспринимали пролетариат как мессию, который освободит мир от капиталистического апокалипсиса. И Ленину, вопреки своему желанию (естественно, он был бы в ужасе, если б ему сказали), пришлось стать воплощением мессии в человеческом облике — для крестьянства, пережившего катастрофу революции.

— Это плохо стыкуется с современным восприятием Ленина.

— Ну да, он же — гриб, немецкий шпион, демон революции, дракула, которого привезли, чтобы он развалил империю.

— Вы смотрели телесериалы, приуроченные к юбилею? «Демона революции», «Троцкого»?

— Во-первых, у меня дома нет телевизора. Я смотрю «Формулу-1» через Интернет, на этом мои знания о том, что там происходит, заканчиваются.

По интервью Владимира Хотиненко, создателя одного из названных вами проектов, я понял, что он не хотел представить Ленина немецким шпионом. Возможно — но тогда не понимаю, зачем в этом сериале Парвус. Парвус в 17-м году — никто, он и Ленин — в разных вселенных, если бы Ленин замазался об Парвуса, то он пропустил бы свой шанс на участие в революции, о том, о чем он всю жизнь мечтал.

— Пусть так, но неужели вам, Лев, не любопытно сравнить, кто лучше сыграл роль Ленина — Стычкин или Миронов?

— Евгений Миронов — великий актер, ни секунды не сомневаюсь в его таланте. Но мне Достаточно Ленина Смоктуновского и Михаила Ульянова. Хотя, пожалуй... Я сам себе сразу сказал, что мне это неинтересно, но вы заставили задуматься. Если честно, я, наверное, чувствую что-то вроде ревности, это иррациональная вещь... Наверное, все-таки стоит посмотреть, чтобы знать, о чем речь.

Подмена понятий

— Вы продолжаете читать Ленина и о Ленине по инерции или с целью?

— Я все время ищу у себя ошибки — и для этого перечитываю и сверяюсь. Иногда мне надо подготовиться к лекции, сейчас выходит сборник текстов Ленина, который я составил и к которому написал предисловие: «Ленин. Ослиный мост». Наверно, на любительском уровне я неплохо знаю пятидесятипятитомник. В этом смысле у меня были два момента недавних, когда я чувствовал себя страшно польщенным. Первый — когда в сентябре моему «Ленину» дали премию «Книга года» в номинации «Проза» — то есть это все-таки похоже на роман. Лучший комплимент для меня. И второй — когда мне довелось недавно оказаться под одной крышей с академиком Александром Огановичем Чубарьяном, и он сам подошел и сказал дословно следующее: «У вас в книге хорошая история, крепкая база». Bay.

— Ваше отношение к герою изменилось от полученных знаний?

— Изменилась картинка мира, так после каждой книжки. После книги о Проханове — очень сильно. После Гагарина — очень. После Ленина — очень. А иначе чего ради тратить столько времени, можно википедию прочесть.

Литература о Льве Данилкине

  1. Норвик, В. Погоня за Лениным / В. Норвик // Родина. — 2017. — № 12. — С. 59-69.
  2. Главное быть предсказуемым // Литературная газета. — 2017. — № 39. — С. 8-9.
  3. Ефремова, Д. И Ленин — такой парадокс / Д. Ефремова // Культура. — 2017. — № 20. — С. 1, 11.
  4. Чупринин, С. Мыслящая единица / С. Чупринин // Знамя. — 2013. — № 7. — С. 197-202.
  5. Бондарева, А. Мидас и золотая фига / А. Бондарева // Октябрь. — 2011. — № 6. — С. 144-146.
  6. Толстой, И. Роман для героя / И. Толстой // Российская газета. — 2011. — 18 июля. — С. 7.
  7. Ширяев, В. Обрезание хвоста / В. Ширяев // Вопросы литературы. — 2010. — № 5. — С. 88-96.
  8. Самый непродажный критик // Литературная Россия. — 2008. — № 11. — С. 1, 3.

Произведения Льва Данилкина в городских библиотеках

  1. Данилкин, Лев Александрович. Ленин. Пантократор солнечных пылинок [Электронный ресурс] / Лев Данилкин. — Электрон. текстовые дан. — М. : Большая книга, 2017. — 1250 с. — http://biblio.litres.ru/lev-danilkin/lenin-pantokrator-solnechnyh-pylinok/ (ЛитРес).
  2. Данилкин, Лев Александрович. Юрий Гагарин / Лев Данилкин. — М. : Молодая гвардия, 2011. — 511, [1] с., [16] л. фот. — (Жизнь замечательных людей ; вып. 1500 (1300). (Библиотека им. Горького)
  3. Данилкин, Лев Александрович. Ленин. Пантократор солнечных пылинок / Лев Данилкин. — М. : Молодая гвардия, 2017. — 911, [1] с., [16] вкл. л. ил. — (Жизнь замечательных людей ; вып. 1857 (1657). — Загл. обл. : Ленин. (Библиотека ЖЗЛ)

Рецензии на книгу «Ленин. Пантократор солнечных пылинок»

  1. Субботина, Л. И. И Ленин такой молодой... / Л. И.Субботина // Учительская газета. — 2017. — № 31. — С. 19.
  2. Артемьев, М. Солженицын пришел бы в ужас / М. Артемьев // Независимая газета. — 2017. — 22 июня. — С. 15.

Составитель главный библиограф Пахорукова В. А.

Верстка Артемьевой М. Г.


Система Orphus

Решаем вместе
Есть предложения по организации процесса или знаете, как сделать библиотеки лучше?
Я думаю!