Обычный режим · Для слабовидящих
(3522) 23-28-42


Версия для печати

Лауреаты национальной литературной премии «Национальный бестселлер» 2001-2013

Дайджест. Курган. 2013

Содержание

«Национальный бестселлер» — ежегодная общероссийская литературная премия. Вручается в Петербурге за лучший роман, написанный на русском языке в течение календарного года. Девиз премии — «Проснуться знаменитым!». Премия была учреждена в 2001 году Виктором Тороповым.

Юбилейная премия «Супер-Нацбест»

29 мая 2011 года в Москве вручили юбилейную премию «Супер-Нацбест». Лучшей книгой, среди победителей премии «Национальный бестселлер» за прошедшее десятилетие, по результатам голосования жюри, в состав которого вошли председатели жюри предыдущих лет, был признан «Грех» Захара Прилепина. Лауреат получил приз — 100 000 долларов.

Фигль-Мигль — лауреат премии 2013 года

Фигль-Мигль (Екатерина Чеботарева) является автором романов «Тартар Лтд», «Мюсли», «В Бога веруем», но популярность писателю принес выход книг «Щастье» и «Ты так любишь эти фильмы».

Первая публикация Фигля-Мигля датируется 1995 годом на страницах журнала «Апраксин блюз». Сочинитель часто печатался в журналах «Нева», «Звезда» и «Знамя». Неоднократно попадал в списки претендентов на различные премии, в 2004 году стал финалистом премии И.П. Белкина.

Фигль-Мигль. Волки и Медведи : роман / Фигль-Мигль. — СПб. : Лимбус Пресс, 2013.

Дело в «Волках и медведях», как и во всех романах Фигль-Мигль, происходит в Питере. Правда, в новом романе он не назван «по имени», просто Город, но питерские топонимы упоминаются — Охта, Стрелка, Васильевский остров, Литейный, Автово... Город жестко поделен между чиновниками и приближенными к ним «гвардейцами» и бандитами (контрабандистами). Милиция окончательно стала вооруженной бандой, взимающей дань со всех, кто еще способен ее платить. Идет война всех против всех, и война эта не за влияние, а за элементарное выживание. Ибо в окрестных деревнях выжившее население и вовсе одичало — даже чтобы разговаривать с ними, нужно брать переводчика из интеллигентов. Ибо «там, за рекой, только волки и медведи» — говорят знающие люди. Один из таких премудрых городских интеллигентов по прозвищу Фиговидец (филолог) после закрытия университета промышляет случайными заработками. То с контрабандистами задружит, то пойдет в услужение к Канцлеру — загадочному властителю Города, который на самом деле ничем не управляет и ничего не контролирует. Канцлер (один из немногих персонажей романа) имеет нормальное имя — Николай Павлович Платонов — все остальные носят клички — Молодой, Дроля, Сахарок, Муха, тот же Фиговидец.

Главное — это мелкие подробности жизни «ходячих мертвецов»: как они живут, что едят, где еду покупают, как развлекаются, какие радиопередачи слушают (в постапокалиптическом Городе осталось только радио, по которому крутят бесконечную Сагу — типа сериалов). Все это придумано замечательно, замысловато, искусно. (Владислав Толстов)

Использованные источники

http://www.livelib.ru/author/312604

http://www.natsbest.ru/Tolstov13_figl.html

Произведения Фигль-Мигль

  1. Фигль-Мигль. В Бога веруем : роман / Фигль-Мигль // Нева. — 2005. — № 9. — С. 6.
  2. Фигль-Мигль. В Канопе жизнь привольная : рассказ / Фигль-Мигль // Нева. — 1999. — № 9. — С. 106.
  3. Фигль-Мигль. Кража молитвенного коврика / Фигль-Мигль // Звезда. — 2004. — № 6. — С. 98.
  4. Фигль-Мигль. Лейб-агитация / Фигль-Мигль // Нева. — 2004. — № 6. — С. 181-190.
  5. Фигль-Мигль. Маленький трактат о тех, кому тюрьма пошла на пользу / Фигль-Мигль // Нева. — 2005. — № 4. — С. 231-233.
  6. Фигль-Мигль. Мысли о заведомо ложном / Фигль-Мигль // Знамя. — 2006. — № 11. — С. 185.
  7. Фигль-Мигль. Мюсли / Фигль-Мигль // Звезда. — 2005. — № 6. — С. 6.
  8. Фигль-Мигль. Полет хмыря / Фигль-Мигль // Нева. — 2005. — № 4. — С. 227-231.
  9. Фигль-Мигль. Резкие движения / Фигль-Мигль // Звезда. — 2006. — № 1. — С. 97
  10. Фигль-Мигль. Тартар, ЛТД : роман / Фигль-Мигль // Нева. — 2001. — № 5. — С. 61.
  11. Фигль-Мигль. Ты так любишь эти фильмы / Фигль-Мигль. — СПб. : Лимбус Пресс, 2011.
  12. Фигль-Мигль. Щастье / Фигль-Мигль. — СПб. : Лимбус Пресс, 2010.

Александр Терехов — лауреат премии 2012 года

Терехов Александр Михайлович родился 1 июня 1966 года. В 1983–1984 годах работал корреспондентом районной газеты в Белгородской области. Окончил факультет журналистики МГУ в 1991 году. Работал обозревателем журналов «Огонёк» и «Совершенно секретно», заместителем главного редактора журнала «Люди», главным редактором газеты «Настоящее время». Входил в жюри премии «Дебют». Лауреат второй премии «Большая книга» за роман «Каменный мост».

Александр Терехов.Немцы: роман

Вроде бы Москва, недавнее прошлое. Мэрия, префектура, Путин и Медведев маячат в отдалении, Ельцин умер, «Единая Россия» еще побеждает с цифрой 76, и только на местах реальность, точно иностранец, путает буквы в названиях: Восточно-Южный округ столицы, районы Заутреня и Измальцево, Тимирязевский и Менделеевский проспекты. Мэра зовут Григорий Захарович, жену мэра — Лида, она руководит всесильным ООО «Добротолюбие». Провалами в памяти кажутся и имена героев: Эбергард, его бывшая жена Сигилд с дочкой Эрной, нынешняя супруга Улрике, коллеги по префектуре — Фриц, Хассо, Хериберт — на фоне привычных ивановых, сидоровых и Леньки Монгола из МВД. Проще всего предположить, в связи с названием романа, что все они здесь — фрицы: захватили город и ведут себя как оккупанты. Но есть и другая версия: на самом деле все эти имена означают как бы вечность: как прибыли варяги когда-то правитъ Русью, так с тех пор и сидят в префектуре ВЮАО.

Это роман о системе. По Терехову, она живуча именно тем, что существует вопреки логике. Эта система подобна любви или самой природе. Она — не передаточный механизм, не лента транспортера, везущего бесконечные пакеты с деньгами наверх, а именно подвижная, текучая, все заполняющая собой субстанция. Еще у нас говорят — система держится на людях. Как бы не так. Она держится сама собой, она самовоспроизводящийся механизм, а люди в ней — это уже вторично. Условно, если бы не осталось людей, то брали бы взятки и давали откаты коты или морские свинки. То есть тут сама среда такая, очень животворная.

Система вовсе не бесчувственна: напротив, тут все построено на тончайших нюансах и символах. По сути, по Терехову, это творчество. Можно было бы даже договориться до того, что система — это и есть настоящее современное искусство, которое оценить могут только его участники. Утонченная игра. Своего рода акционизм — только от него не остается даже фотографий. «С неприязнью» посмотрел начальник, «без приязни» или «без неприязни» — это три принципиально различных варианта твоей дальнейшей судьбы. «Мэр улыбнулся два раза Бабцу на субботнем объезде»; когда мэру что-то не нравилось, он щипал себя за щеку: по сути, система сигналов на уровне еще матушки Екатерины. Терехов умеет описывать мерзкочеловеческое, но именно в этой мерзости, в этих тушах и тушках проявляется что-то животворное.

Наконец, у нас любят описывать бюрократию как пространство мужских игр, как что-то очень тупое и заурядное. По Терехову, это, напротив, очень женственное пространство; магия, колдовство. Случайность. Тут можно только не дышать или дышать. Тут еще работает манера Терехова — нервная, вьющаяся, закручивающаяся наподобие плюща, громоздящая каскады и периоды. Проза у Терехова насмешливо-больная — она удивительно подходит к описанию системы.

В «Немцах» родина и история заменены системой, но суть ее та же: это бесконечность, вязкая, засасывающая, женоподобная. Систему давно уже описывают как организм: у Зиновьева он математичен, у Сорокина — жесток, у Пелевина — мистичен. У Терехова это пространство неожиданно несчастненькое, анорексичное. Современные башмачкины зарабатывают миллионы и миллиарды, по идее, тут должен быть запах богатства, ткни — потечет: но почему-то вокруг разлит запах валокордина!

Тереховский герой внезапно выпадает из системы: ошибся с аукционом, не знал, что победить

должна была мамина компания («люди мамы Лиды» или «люди ОТ мамы Лиды» — существенная, принципиальная разница). Что случилось с героем? Что его подвело? Человек он, судя по внутренним монологам, образованный, наблюдательный, с развитым вкусом, неподдельно тоскующий по дочери (а точнее, нуждающийся в том, чтобы его любили). Его цинизм уже не отделим от искренности: очень актуальный тип. Ошибка же героя именно в том, что он мысленно отделил себя от системы, решил, что альтернативой ей может быть любовь, что семья — это отдушина, укромный уголок, что это единственное «настоящее», ради которого стоит жить. Как бы сам писательский ход подталкивает нас к этому выводу — противопоставляя внутренние монологи героя и его рабочие отношения: вот, мол, слишком занялся личными делами и изменил системе, а системе нужно отдаваться полностью. В действительности все ровно наоборот: герой решил, что любовь — это что-то другое, противоположное системе, в то время как любовь, увы, такая же часть коррупционной схемы.

Впрочем, финал романа дает некоторую надежду на освобождение, веру во всепобеждающую и самостоятельную силу любви. Возможно, те же мысли возникают даже у снайпера, который уже занял исходную позицию и наблюдает за долгожданной встречей отца и дочери в оптический прицел.

Произведения, имеющиеся в библиотеке

  1. Терехов, Александр. Бабаев / А. Терехов // Знамя. — 2003. — № 1. — С. 56.
  2. Терехов, Александр. Зимний день начало новой жизни : повесть / А. Терехов // Знамя. — 1991. — № 5. — С. 3.
  3. Терехов, Александр. Каменный мост / А. Терехов. — М. : АСТ; Астрель, 2010. — 831 с.
  4. Терехов, Александр. Крысобой : Удивительные похождения участника тайной операции по расширению «Золотого кольца» России : роман / А. Терехов. — М. : Совершенно секретно, 1995. — 270 с.
  5. Терехов, Александр. Крысобой : роман / А. Терехов // Знамя. — 1995. — № 6. — С. 6-95.
  6. Терехов, Александр. Немцы : роман / А. Терехов. — М. : АСТ, 2013. — 573 с.
  7. Терехов, Александр. Страсть / А. Терехов // Знамя. — 1996. — № 4. — С. 203.
  8. Терехов, Александр. Харон / А. Терехов // Литературная газ. — 1990. — № 46. — С. 5.
  9. Терехов, Александр. Цифры / А. Терехов // Книжное обозрение. — 2013. — № 17. — С. 18

Публикации об Александре Терехове и его творчестве

  1. Иванова, Н. Высокое чтиво : стратегия литературного выживания : Александр Терехов «Немцы» / Н. Иванова // Знамя. — 2013. — № 10. — С. 186-187.
  2. Дементьева, Е. Правда должна обязательно звучать / Е. Дементьева // Московский комсомолец. — 2013. — 21 сент. — С. 4.
  3. Рахаева, Ю. Роман с нервом / Ю. Рахаева // Российская газ. — 2013. — 3 июля. — С. 9.
  4. Рогова, А. Человек системы / А. Рогова // Вопросы литературы. — 2013. — № 3. — С. 284-300.
  5. Шигарева, Ю. Все они — «немцы»! / Ю. Шигарева // Аргументы и факты. — 2013. — № 1/2. — С. 7.
  6. «Немцы» над Москвой // Комсомольская правда. — 2012. — 14 июня. — С. 10-11.
  7. Терехов, А. Я писал роман о ежедневной жестокости реальной русской низовой жизни / А. Терехов // Известия. — 2012. — 4 июня. — С. 7.
  8. Чувствовал себя разведчиком и волшебником // Лит. газ. — 2011. — № 43. — С. 4.
  9. Арбитман, Р. До свидания, мальчики... / Р. Арбитман // Лит. газ. — 1992. — № 15. — С. 4.

Дмитрий Быков — лауреат премии 2011 года

Дмитрий Львович Быков (род. 20 декабря1967, Москва) — русский писатель и поэт, журналист, кинокритик, сценарист, биограф Бориса Пастернака и Булата Окуджавы.

Дмитрий Быков. Остромов, или Ученик чародея. (Пособие по левитации)

«Только возможность усовершенствовать историю Британии удерживало Соболевского от постановки „Марии Стюарт“ с финальным триумфом Шотландии над Англией и обезглавливанием Елизаветы; его вторая жена, прима Госдрамы Аячевская по прозвищу Госдама, давно мечтала о роли Марии, и Соболевский уже поддавался».

Универсальность Дмитрия Быкова уже стала притчей во языцех. С моцартианской небрежностью он пишет стихи на злобу дня, литературоведческие статьи, сочиняет длиннейшие поэмы и книги по истории русской литературы. Помимо этого, на его счету несколько романов, одинаково интересных и любителям мейнстрима, и ценителям фантастики.

«Остромов, или Ученик чародея» — третий роман в условной «0»-трилогии, куда входят также «Оправдание» и «Орфография».

Главный герой романа, юноша Даниил Галицкий, приезжает в Ленинград из Крыма и попадает в совершенно чуждую... даже не среду — эпоху-эон. Эонами у Быкова обозначают не столько эпохи, а скорее сферы бытования. Попутчиком Дани оказывается талантливый жулик Борис Васильевич Остромов. Жулики бывают разных сортов — вот этот предпочитает не «мелочь по карманам тырить», а дурить людям головы на занятиях эзотерикой. Довольно скоро Остромов создаёт кружок, собирает туда людей, не вписавшихся в новые условия и не до конца сжившихся с новым режимом... Они называют себя «бывшими». А Остромов начинает свою обычную процедуру: занятия коллективные и частные, приём пожертвований.

В «Ученике чародея» есть одноимённая сказка, которую рассказывала Дане его покойная мама. О том, как мальчик искал себе учителя-чародея, но всё время попадались ему одни шарлатаны. И вот, сражаясь с ними, мальчик постепенно осваивал азы мастерства. Остромов для Дани оказывается таким парадоксальным учителем, катализатором, который нужен, чтобы разбудить дремлющие внутренние силы. Другим таким катализатором — или, точнее, прессом, выжимающим всё лишнее, — оказывается само время, эпоха двадцатых годов.

Она-то, по сути, и является третьим (как бы не первым и главным!) героем романа. Быков очень правдоподобно создаёт ощущение удушливой атмосферы тех лет. Кого-то такое даже отпугнёт: роман почти беспросветен, редкие вкрапления ярких чувств и настоящих красок только подчёркивают общий дух умершего, насильно оживлённого государства, страны-трупа.

Это пугает — но такова, по всей видимости, и была цель Быкова. Вместе с тем роман не только и не столько историчен, он еще и литературоцентричен. «Остромов» полон скрытых и явных цитат, текстовых и ситуационных. Паролем служат то имена крошки Цахеса и его крёстной, то Остромов говорит о знакомстве с неким Остапом Ибрагимовичем; Волошин, Грин, Булгаков так или иначе упоминаются на страницах книги, напрямую или опосредованно.

Итог: роман у Быкова получился мощный, несмотря даже на некоторую словесную избыточность с одной стороны и скудость на события — с другой. Иные критики добавят: «К тому же злободневный». Но история души — она ведь всегда злободневна, не так ли?

Произведения, имеющиеся в библиотеке

  1. Быков, Дмитрий. Был ли Горький? : биографический очерк / Д. Быков. — М. : АСТ : Астрель, 2012. — 351 с.
  2. Быков, Дмитрий. Гонорар : маленькая повесть / Д. Быков // Октябрь. — 1993. — № 10. — С. 99.
  3. Быков, Дмитрий. Девочка со спичками дает прикурить : рассказ / Д. Быков // Огонек. — 2006. — № 52. — С. 44-47.
  4. Быков, Дмитрий. ЖД : поэма / Д. Быков. — М. : Вагриус, 2008. — 687 с.
  1. Быков, Дмитрий. ЖД : главы из поэмы / Д. Быков // Октябрь. — 2006. — № 8. — С. 3-95.
  2. Быков, Дмитрий. Календарь-2. Споры о бесспорном / Д. Быков. — М. : Астрель, 2012. — 446 с.
  3. Быков, Дмитрий. Комарик / Д. Быков // Огонек. — 2000. — № 36. — С. 52.
  4. Быков, Дмитрий. Булат Окуджава / Д. Быков. — М. : Молодая гвардия, 2009. — 777с. — (Жизнь замечательных людей).
  5. Быков, Дмитрий. Оправдание ; Эвакуатор : романы / Д. Быков. — М. : Вагриус, 2008. — 527 с.
  6. Быков, Дмитрий. Оправдание : роман / Д. Быков // Новый мир. — 2001. — № 3, 4.
  7. Быков, Дмитрий. Борис Пастернак / Д. Быков. — М. : Молодая гвардия, 2007. — 893 с. — (Жизнь замечательных людей).
  8. Быков, Дмитрий. Прощай кукушка : рассказы / Д. Быков. — М. : ПРОЗАик, 2012. — 271 с.
  9. Быков, Дмитрий. Списанные : роман / Д. Быков. — М. : ПРОЗАик, 2008. — 351 с.
  10. Быков, Дмитрий. Христос / Д. Быков // Социум. — 1995. — № 8. — С. 114.

Публикации о Дмитрии Быкове и его творчестве

  1. Иванова, Н. Высокое чтиво : стратегия литературного выживания / Н. Иванова // Знамя. — 2013. — № 10. — С. 182-183.
  2. Топоров, В. Паралимпиец / В. Топоров // Известия. — 2013. — 17 июля. — С. 7.
  3. «АБС-премия» без АБС // Независимая газ. — 2013. — 27 июня. — С. 1 (Прилож.).
  4. Ланин, Б. А. Дмитрий Быков : универсальный массовый писатель / Б. А. Ланин // Литература. — 2013. — № 7/8. — С. 48-51.
  5. Малышев, И. Вино и пиво — Быков и Прилепин / И. Малышев // Независимая газ. — 2013. — 14 февр. — С. 4 (Прилож.).
  6. Полупанов, В. Новых людей уже много / В. Полупанов // Аргументы и факты. — 2012. — № 51. — С. 7.
  7. Ципко, А. С. Либерал Дмитрий Быков на тропе ленинской борьбы с «Вехами» / А. С. Ципко // Независимая газ. — 2012. — 3 окт. — С. 5.
  8. Быков, Д. Меня научили правильно выбирать среду... / Д. Быков // Литературная Россия. — 2012. — № 33/34. — С. 1, 3.
  9. Амусин, М. Мерцающий мир / М. Амусин // Дружба народов. — 2012. — № 6. — С. 215-223.
  10. Быков, Д. Я последний бастион на пути триумфальной дикости / Д. Быков // Литература. — 2012. — № 1. — С. 4-7.
  11. Эпштейн, М. Масштаб и вектор / М. Эпштейн // Независимая газ. — 2011. — 27 окт. — С. 4 (прилож.).
  12. Выжутович, В. Русская литература наша национальная религия / В. Выжутович // Учительская газ. — 2011. — № 34. — С. 24.
  13. Парамонов, Б. В весе пера / Б. Парамонов // Звезда. — 2011. — № 6. — С. 215-217.
  14. Толстой, И. Купол над прихожей / И. Толстой // Российская газета. — 2010. — 11 ноября. — С.9.
  15. Ермакова, А Не для дорожного чтения / А. Ермакова // Литературная газета. — 2010. — № 13. —С. 4.
  16. Бак, Д. Дмитрий Быков, или Непостоянства общего заложник / Д. Бак // Октябрь. — 2010. — № 3. — С. 178-181.
  17. Бельская, Л.Л. Версии и вариации в поэзии Дмитрия Быкова / Л. Бельская // Русская речь. — 2010 . -№ 1. — С. 45-50.
  18. Сурат, И. Летающий слон / И. Сурат // Октябрь. — 2010. — № 1. —С. 165-173.
  19. Выжутович, В. Необыкновенный графоман / В. Выжутович // Российская газета. — 2009. — 1 октября. — С. 42-43. — (Неделя).
  1. Амусин, М. «...чем сердце успокоится» / М. Амусин // Вопросы литературы. — 2009. — № 3. — С. 36-41.
  2. Буква страха и бесстрашия / Д. Быков // Российская газета. — 2008. — 17 июня. — С. 1, 11.
  3. Я болею за Пелевина /Д. Быков // Книжное обозрение. — 2007. — № 35. — С. 7.
  4. Белякова, А. Дмитрий Быков — человек жанр / А. Белякова Белякова // Студенческий меридиан. — 2007. — № 5. — С. 26-30.
  5. Ганиева, А. Все потопляющая каша / А. Ганиева // Независимая газета. — 2007. — 17 мая. — С. 9.
  6. Свинаренко, И. Мечта графомана / И. Свинаренко // Российская газета. — 2007. — 17 января. — С. 9.
  7. Мой жанр — Быков / Д. Быков // Культура. — 2006. — № 40. — С. 5.
  8. Умею сочинять и не умею жить / Д. Быков // Труд. — 2006. — 21 ноября. — С. 5.
  9. Ладохина, О. Ф. Прогулки по Серебряному веку с Дмитрием Быковым / О. Ладохина // Русская словесность. — 2006. — № 8. — С. 34-37.
  10. Анкудинов, К. Сход с пути / к. Анкудинов // Литературная Россия. — 2006. — № 7. — С. 12.
  11. Огрызко, В. После мата / В. Огрызко // Литературная Россия. — 2005. — № 39. —С. 16.
  12. Вся наша жизнь — отбор / Д. Быков // Книжное обозрение. — 2005. — № 21. — С. 3.
  13. Дидуров, А. Певец российского облома / А. Дидуров // Новое время. — 1998. — № 47. —С. 38
  14. Дидуров, А. Рыцарь страха и упрека, или Принц на свинцовой горошине / А. Дидуров // Дружба народов. — 1998. — № 10. — С. 192-200.

Эдуард Кочергин — лауреат премии 2010 года

Эдуард Кочергин родился в 1937 году. Главный художник Большого драматического тетра с 1972 года. За это время он оформил более 300 спектаклей и был награжден несколькими Государственными премиями СССР и РФ. Автор автобиографического романа о послевоенных годах «Крещенные крестами».

Эдуард Кочергин. Крещенные крестами : роман.

В основу «Крещенных крестами» легли воспоминания автора о послевоенных годах, когда он сбежал из омского детприемника для детей «врагов народа» домой в Ленинград. Название книги — старый пароль воров в законе, сидевших в Крестах вместе с политзаключенными сталинской эпохи. Роман стал продолжением автобиографического сборника «Ангелова кукла».

Рецензии

  1. Марьяскин, Г. Взрослые и дети военной поры / Г. Марьяскин // Русский язык. — 2011. — № 10. — С. 41-43.
  2. Нестеренко, Е. Брейгель в натуре и на Руси / Е. Нестеренко // Нева. — 2011. — № 1. — С. 147-151.

Публикации об Эдуарде Кочергине и его творчестве

  1. Церетели, Т. Ракеты падают, потому что не стало мастеров / Т. Церетели // Культура. — 2013. — № 2. — С. 7.
  2. Это получилось случайно // Литературная газ. — 2012. — № 41. — С. 4.
  3. Выжутович, В. Интересно работать, когда чувствуешь себя соавтором режиссера / В. Выжутович // Учительская газ. — 2012. — № 9. — С. 24.
  4. Кочергин, Э. Медный Гога / Э. Кочергин // Знамя. — 2012. — № 9. — С. 79-103.
  5. Кочергин, Э. Медный Гога / Э. Кочергин // Наше наследие. — 2012. — № 103. — С. 130-139.
  6. Выжутович, В. Проза сцены и жизни / В. Выжутович // Рос. Газ. — 2012. — 17 янв. — С. 12.
  7. Кочергин, Э. Рассказы о театре / Э. Кочергин // Звезда. -= 2012. — № 1. — С. 73-87.
  8. Гнутые вожди Кочергина // Известия. — 2010. — 15 дек. — С. 8.
  9. Наринская, А. Босоногое детство / А. Наринская // Коммерсантъ Власть. — 2010. — № 23. — С. 48-49.
  10. Кочергин, Э. «Конец века. Возможно все, но важно — зачем...» / Э. Кочергин // Театр. — 1990. — № 4. — С. 54-62.
  11. Михайлова, А. Кочергин ставил Чехова / А. Михайлова // Театр. — 1985. — № 2. — С. 155-163.

Андрей Геласимов — лауреат премии 2009 года

Геласимов Андрей Валерьевич родился 7 октября 1966 года в Иркутске. В 1987 году окончил Якутский государственный университет факультет иностранных языков. В 1992 получил второе высшее образование по специальности театральный режиссёр, окончив режиссёрский факультет ГИТИСА (мастерская Анатолия Васильева). В 1996-1997 годах стажировался в Халльском университете в Великобритании. В 1997 году защитил кандидатскую диссертацию по английской литературе в Московском педагогическом государственном университете по теме «Ориентальные мотивы в творчестве Оскара Уайльда». Работал доцентом кафедры английской филологии Якутского университета, преподавал стилистику английского языка и анализ художественного текста. Перевел роман «Сфинкс» американского писателя Робина Кука.

Первые произведения поместил в Интернете и стал лауреатом премии «Русский переплет» в 2001 году.

Геласимов заявил о себе несколько лет назад, опубликовавшись в «Октябре» и очутившись в коротком списке нескольких солидных премий. Пара рассказов и повесть, объединённые под заголовком «Фокс Малдер похож на свинью», привлекли к приехавшему из Якутии внимание. Школа, влюбленность в учительницу, обиды, сюрпризы, выскакивающие из-за углов... Этой прозе свойственны кинематографичность, обилие разговоров «за жизнь», мелодраматизм, сосредоточенность на частном, на бедах и праздниках маленького человека, выпуклость характеров. Реалисту Геласимову ставят в укор стремление свести искусство исключительно к заготовленной форме, накидать диалогов, выдержать, где надо, паузу, и это при языковом аскетизме, демонстративном уходе в комфортно-жалостные заботы и отсутствии «глобального».

Геласимов — прозаик, влюблённый в западное кино, читающий западную литературу в подлиннике, жаждущий, по его собственному признанию, главного — «чувства ритма».

Андрей Геласимов. Степные боги : роман.

Забайкалье накануне Хиросимы и Нагасаки. Маленькая деревня, форпост на восточных рубежах России. Мужчины на фронте, старики, женщины, дети ведут патриархальный образ жизни. Десятилетние голодные нахалята играют в войнушку и мечтают стать героями, взрослые заботятся о хлебе насущном. Будничные отношения складываются у местных жителей с охранниками из близлежащего лагеря для военнопленных для военных японцев: дед Артем доставляет охранникам контрабандный спирт ид Китая, жена фронтовика заводит роман с ефрейтором. Сои страсти, уходящие в довоенное прошлое, кипят среди военнопленных. Что-то нехорошее таится в природе. Один за другим умирают пленные, работающие на Разгуляевской шахте, неизвестной болезнью болен мальчик, чья мать беременной работала на ней. Коренные жители, буряты, давно покинули эти проклятые места, лишь кое-где остались их старинные обереги. Врач Хиротаро день за днем наблюдает за мутациями степных трав, постепенно приближаясь к страшной разгадке. Роман безукоризненно выстроен — сюжетно, композиционно. Две линии. Одна — прочный, давно сбалансированный в восприятии ребенка, маленького Петьки, жизнь которого «состояла из абсолютно ясных для него вещей, людей и событий... Валерка с его болезнью, вечно молчаливая мамка, деде Артем с контрабандным спиртом, и Ленька со своей шпаной». Другая — записки доктора Хиротаро: предания рода самураев из Нагасаки, семейные истории харакири, воспоминания о собственной жизни, о Халкин-Голе, заметки о местно природе. Две эти линии обязательно пересекутся, кульминацией отношений забайкальского мальчишки и пленного врача станет эпизод, когда упрямый русский мальчик потребует, чтобы потомок павшего самурайского рода, доктор медицины Миянага Хиротаро изгонял злых духов из умирающего Валерки. Роман удивительно добрый и светлый. Хотя кажется, о какой доброте может идти речь, если Петька — незаконнорожденный, а потому презираемый, гонимый — и очень жестоко — своими сверстниками. Безотцовщина, в... и наказание бабке Дарье на старости лет. «Если бы ему доступна такая роскошь, как отец, Петька ни за что не взял бы на эту должность Митьку Михайлова (вернувшегося в деревню Героем Советского Союза). Во-первых, потому что тот воевал в штрафной роте; во-вторых, потому что затащил его мамку в кусты, когда ей было четырнадцать лет; и, в-третьих, потому что в отцы себе Петька хотел товарища Сталина. А мамку бы взял. Даже если бы на выбор предлагалось еще пять тысяч мамок». Этот беспокойный и деятельный маленький изгой решительно строит жизнь свою и своих близких, совершает нравственно значимые поступки, защищая себя и тех, кто ему дорог, будь то

выдаваемый им за собаку волчонок, единственный друг Валерка, мать, врач Хиротаро. После очередной жестокой выходки сверстников, «Петька размышлял о справедливости. Впервые в жизни он вдруг задумался о том, чего все-таки было больше на свете — то есть в Разгуляевке, в степи вокруг нее и в лагере для военнопленных — справедливого или наоборот». Свое понимание справедливости он отстаивает порой очень забавно, но эффективно. Как и положено настоящему роману, этот — многоуровневый. Увлекательное, по-доброму доброта — лейтмотив романа) ироничное повествование читается как рассказ о изначально цельной и целеустремленной, открытой миру личности и как история отношений поколений, культур, ценностей. Как удалось автору простыми образами достигнуть потрясающей глубины исторической, родовой и даже генетической памяти? Разгадка, очевидно, не только в мастерстве писателя (ни одной фальшивой ноты), но и в том, что в основе романа устные рассказы и воспоминания родных и близких, истинных хранителей этой самой памяти и подлинной правды о жизни думах рядового человека. благодарность им, тем, кто жил и выжил в те времена, предшествуя роману.

Произведения, имеющиеся в библиотеке

  1. Геласимов, Андрей. Атамановка : рассказы / А. Геласимов // Октябрь. — 2006. — № 10. — С. 3
  2. Геласимов, Андрей. Год обмана : роман / А. Геласимов. — М. : ОГИ, 2005. — 395 с.
  3. Геласимов, Андрей. Дом на Озерной / А. Геласимов. — М. :ЭКСМО, 2010. — 254 с.
  4. Геласимов, Андрей. Жажда : сборник / А. Геласимов. — М. : ЭКСМО, 2009. — 317 с.
  5. Геласимов, Андрей. Жажда : повесть / А. Геласимов // Октябрь. — 2002. — № 5.
  6. Геласимов, Андрей. Зиганшин-буги : рассказ / А. Геласимов // Октябрь. — 2004. — № 2. — С. 139.
  7. Геласимов, Андрей. Нежный возраст : повесть / А. Геласимов // Октябрь. — 2001. — № 12. — С. 29.
  8. Геласимов, Андрей. Обещание : рассказ / А. Геласимов // Октябрь. — 2005. — № 6. — С. 105.
  9. Геласимов, Андрей. Поезд в Швейцарию : рассказ / А. Геласимов // Литературная Россия. — 2006. — № 36. —С.8-9.
  10. Геласимов, Андрей. Рахиль : роман с клеймами / А. Геласимов. — М. : ЭКСМО, 2010. — 318 с.
  11. Геласимов, Андрей. Рахиль : роман / А. Геласимов // Октябрь. — 2003. — № 9. — С. 3.
  12. Геласимов, Андрей. Семейный случай : рассказ / А. Геласимов // Октябрь. — 2010. -№ 8. — С. 75.
  13. Геласимов, Андрей. Степные боги : роман / А. Геласимов. — М. : ЭКСМО, 2010. — 382 с.

Рецензии

  1. Щербинина, Ю. «Правило руки» / Ю. Щербинина // Вопросы литературы. — 2010. — № 2. — С. 23-36.
  2. Скаф, М. Степные боги и духи времени / М. Скаф // Новый мир. — 2009. — № 7. — С. 182-184.
  3. Жизнь в степи // Читаем вместе. — 2009. — № 2. — С. 10.
  4. Наринская, А. Милость богов / А. Наринская // Коммерсантъ Власть. — 2008. — № 46. — С. 59.

Публикации об Андрее Геласимове и его творчестве

  1. Чемпион третьего «Б» // Литературная Россия. — 2012. — № 18/19. — С. 3.
  2. Вперёд к победе реализма // Московский комсомолец. — 2009. — 9 июня. — С. 8.
  3. Рыбакова, Е. По законам бестиария / Е. Рыбакова // Коммерсант власть. — 2009. — № 23. — С. 47.
  4. Творчество — вещь грубая // Читаем вместе. — 2009. — № 5. — С. 8-9.
  5. Москвин, Е. Реализм — новая колея или вынужденные традиции / Е. Москвин // Литературная Россия. — 2006. — № 33-34. — С. 8-9.
  6. Главное не врать себе // Литературная Россия. — 2005. — № 43-44. — С. 3.
  7. Я влюбился в свой текст, а он меня обманул // Культура. — 2004. — № 35. — С. 4.
  8. Жажда новой притчи // Независимая газета. — 2004. — 23 сент. — С. 1, 2 (пр.).
  9. Ремизова, М. Андрей Геласимов / М. Ремизова // Знамя. — 2003. — № 12. — С. 174-178.
  10. Белозёрова, Ю. Будем как дети / Ю. Белозерова // Книжное обозрение. — 2003. — № 41. — С. 5.
  11. Барметова, И. Романтический эгоист / И. Барметова // Октябрь. — 2003. — № 9. — С. 106.
  12. Границы между литературами прозрачны // Книжное обозрение. — 2003. — № 11. — С. 3.
  13. Быков, Д. Андрей Геласимов похож на писателя / Д. Быков // Новый мир. — 2003. — № 1. — С. 178.
  14. Геласимов Андрей // Новый мир. — 2002. — № 6. — С. 168.

Захар Прилепин — лауреат премии 2008 года

Захар Прилепин (настоящее имя Евгений Николаевич Прилепин) родился 7 июля 1975 года в селе Ильинка Рязанской области. Окончил Нижегородский государственный университет имени Лобачевского. Российский писатель и публицист, лауреат премии «Супернацбест» (2011). Известен своими романами «Патологии», «Грех» и «Санькя». В прошлом — командир подразделения ОМОНа, участник чеченских кампаний 1996 и 1999 годов. Член незарегистрированной партии «Другая Россия» (председатель — Эдуард Лимонов).

Проза Прилепина — это проза мужчины, способного действовать. Это порыв выразить активное в жизни (для него и счастливое) как можно больше. Драйв и счастье Захара Прилепина в том, чтобы сияющее-сильное (любовное, мужское и женское, материнское, отцовское и детское) просто продолжалось дальше. За все за это он готов был «биться в кровь». Все вынести и дать прирост, приплод, прибыток — вот задача. Жить, чтоб «мыслить и страдать» (как любил наш солнценосный классик), жить, чтобы рефлексировать (как любила наша русская интеллигенция в периоды упадков и кризисов), — это не для него.

Захар Прилепин. Грех : роман.

Разнородные фрагменты жизни Захара Прилепина, нарушенная хронология, вставка — стихотворная подборка, «иными словами» раскрывающая глубинный внутренний мир героя. «Сюжет? Сюжет — это когда истекает. А у нас все течет и течет». И текут одна за другой сюжетно завершенные истории из жизни молодого человека, зарабатывающего на жизнь «любым способом, находящимся в рамках закона, в том числе и написанием малоумной чепухи, обычно служащей наполнением газет». Могильщик, вышибала, грузчик... Типовые — и самые доступные на сегодня университеты для парня из деревни. Ну, и всякие там сопутствующие «свинцовые мерзости жизни», специфика провинциальных отношений «по понятиям», традиционным и ультрасовременным, дурь и одурь, беспробудное пьянство — застарелая русская болезнь, которую с трудом, но удалось преодолеть главному персонажу романа. Меняя профессии, герой — удивительный — пробует жизнь на вкус. Удивительный, потому что у него есть энергия, храбрость, жизнестойкость, нежность. Он живет с ежеминутным ощущением яркости и полноты бытия, в наши странные времена его переполняет любовь к миру и ко всему окружающему, счастье доставляет сам факт своего существования. «Дни были важными — каждый день. Ничего не происходило, но все было очень важно. Легкость и невесомость были настолько важными, что из них можно было сбить огромные тяжелые перины». Его доброта действенна: он не просто любит свою женщину, детей, братьев наших меньших, но и несет за них ответственность и готов их защитить. У него есть непреходящие ценности: семья, любимая женщина, дети, бабушка и — Родина. «Родина — о ней не думают. О родине не бывает мыслей. Не думаешь же о матери — так, чтоб не случайные картинки из детства, а размышления». Но чрезмерность любви делает слабым душевно обнаженным, и, вопреки любящим и любимым, от этой странной обнаженности чувств он уезжает в Чечню, где чужая земля придавливает, где уходит легкость бытия. Выбор мужчины — право не беречь себя. Фактически перед нами — современный пассионарий, ломающий заданный код бытия.

Характерно, что предложил такого героя писатель родом из рязанской деревни, живущий последние шесть лет в Нижнем Новгороде. В текущей, преимущественно московско-питерской, литературе такой цельный и нравственно ориентированный, нравственно здоровый герой отсутствует. Хотя... Россия всегда была сильна провинцией... И герой Прилепина — родом из деревенского детства, из «безудержно милой жизни», тихой, лирически благостной, дарующей радость повседневного бытия. Оттуда, из детства, он вынес максиму, с которой идет по жизни: «всякий мой грех будет терзать меня... А добро, что я сделал, — оно легче пуха. Его унесет любым сквозняком...» Его выбор добра закономерен. Можно искать у автора стилистические несовершенства, но слово его точно и узнаваемо, фраза энергична, единый сюжет, в который входят разновременные по действию новеллы, логически

верен и оправдан. В финале собрание пестрых историй приобретает завершенность: история счастливого, подчас бравирующего своей силой человека, подчас сентиментального обрывается на пронзительной, трагической ноте.

Герой оказался настоящим.

Произведения, имеющиеся в фонде

  1. Прилепин, Захар. Белый квадрат : рассказы / З. Прилепин // Новый мир. — 2005. — № 5. — С. 106.
  2. Прилепин, Захар. Ботинки, полные горячей водкой : пацанские рассказы / З. прилепин. — М. : Астрель, 2012. — 218 с.
  3. Прилепин, Захар. Ботинки, полные горячей водкой : рассказ / З. Прилепин // Дружба народов. — 2008. — № 8. — С. 54.
  4. Прилепин, Захар. Герой рок-н-ролла : рассказ / З. Прилепин // Роман-газета. — 2009. — № 5. — С. 57.
  5. Прилепин, Захар. Грех : роман в рассказах / З. Прилепин. — М. : Вагриус, 2008. — 255 с.
  6. Прилепин, Захар. Грех / З. Прилепин // Континент. — 2007. — № 132. — С. 88.
  7. Прилепин, Захар. Жилка : рассказ / З. Прилепин // Наш современник. — 2007. — № 10. — С. 7.
  8. Прилепин, Захар. К нам едет Пересвет : отчет за нулевые / З. Прилепин. — М. : Астрель, 2012. — 447 с.
  9. Прилепин, Захар. Какой случится день недели : рассказ / З. Прилепин // Роман-газета. — 2009. -№ 5.—С.31.
  10. Прилепин, Захар. Какой случится день недели : рассказ / З. Прилепин // Дружба народов. — 2004. — № 12.—С. 8.
  11. Прилепин, Захар. Колёса : рассказ / З. Прилепин // Дружба народов. — 2006. — № 10. — С. 41.
  12. Прилепин, Захар. Леонид Леонов. «Игра его была огромна» / З. Прилепин. — М. : Молодая гвардия, 2010. — 569 с. — (Жизнь замечательных людей).
  13. Прилепин, Захар. Ничего не будет : рассказ / З. Прилепин // Роман-газета. — 2009. — № 5. — С. 63.
  14. Прилепин, Захар. Патологии : роман / З. Прилепин. — М. : Астрель ; Минск : Харвест, 2012. — 350 с.
  15. Прилепин, Захар. Патологии : роман / З. Прилепин // Роман-газета. — 2005. — № 3.
  16. Прилепин, Захар. Патологии : роман / З. Прилепин // Искусство кино. — 2005. — № 2. — С. 131.
  17. Прилепин, Захар. Пацанский рассказ : рассказ / З. Прилепин // Роман-газета. — 2009. — № 5. — С. 41.
  18. Прилепин, Захар. Подельник эпохи : Леонид Леонов / З. Прилепин. — М. : Астрель, 2012. — 831 с.
  19. Прилепин, Захар. Сержант : рассказ / З. Прилепин // Новый мир. — 2007. — № 2. — С. 87.
  20. Прилепин, Захар. Санькя : роман / З. Прилепин. — М. : Ад Маргинем Пресс, 2009. — 397 с.
  21. Прилепин, Захар. Славчук : рассказ / З. Прилепин // Литературная газета. — 2007. — № 31. — С. 15.
  22. Прилепин, Захар. Terra Tartarara. Это касается лично меня : эссе / З. Прилепин. — М. : АСТ : Астрель, 2009. — 222 с.
  23. Прилепин, Захар. Убийца и его маленький друг / З. Прилепин // Антология любви. — М., 2008. — С. 70.
  24. Прилепин, Захар. Черная обезьяна : роман / З. Прилепин. — М. : АСТ : Астрель ; Минск : Харвест, 2012. — 285 с.
  25. Прилепин, Захар. Шесть сигарет и так далее : рассказ / З. Прилепин // Роман-газета. — 2009. — № 5. — С.45.
  26. Прилепин, Захар. Шесть сигарет и так далее : рассказы / З. Прилепин // Дружба народов. — 2007. — № 1. — С. 110.
  27. Прилепин, Захар. Я пришел из России : эссе / З. Прилепин. — СПб. ; М. : Лимбус Пресс, 2009. — 254 с.

Рецензии

  1. Крижановский, Н. Куда идет Захар Прилепин / Н. Крижановский // Литературная Россия. — 2008. — № 41. — С. 12-13.
  2. Архангельский, А. Живые и грешные / А. Архангельский // Огонек. — 2007. — № 39. — С. 52.

Публикации о Захаре Прилепине и его творчестве

  1. Арбатова, М. Захар Прилепин : фильм «Восьмерка» / М. Арбатова // Литературная Россия. — 2013. — № 38. — С. 1, 2.
  2. Прилепин, З. Я счастлив 363 дня в году / З. Прилепин // Собеседник. — 2013. — № 35. — С. 24.
  3. Ястребова, Ю. Российская национальная идея — это узаконенное лицемерие : Захар Прилепин / Ю. Ястребова // Учительская газ. — 2013. — № 30. — С. 24.
  4. Малышев, И. Вино и пиво — Быков и Прилепин / И. Малышев // Независимая газ. — 2013. — 14 февр. — С. 4. (Прилож.).
  5. Прилепин, З. Сортировка и отбраковка интеллигенции / З. Прилепин // Наш современник. — 2013. — № 2. — С. 182-186.
  6. Рудалев, А. Письмо писателя вождю. Эпистолярное творчество как скандал / А. рудалев // Литературная учеба. — 2013. — № 1. — С. 70-81.
  7. Шигарева, Ю. Кто подаст руку? / Ю. Шигарева // Аргументы и факты. — 2012. — № 45. — С. 3.
  8. Липовецкий, М. Политическая моторика Захара Прилепина / М. Липовецкий // Знамя. — 2012. — № 10. — С. 167-183.
  9. Травля — совершенно прекрасная вещь : Захар Прилепин и Михаил Веллер // Собеседник. — 2012. — № 37. — С. 14.
  10. Прилепин, З. Вы приватизировали историческую правду : письмо товарищу Сталину / З. Прилепин // Наш современник. — 2012. — № 9. — С. 117-126.
  11. Басинский, П. Давайте успокоимся : о «Письме товарищу Сталину» З. Прилепина / П. Басинский // Российская газ. — 2012. — 16 авг. — С. 1, 3.
  12. Гугу, В. Необыкновенный концерт Прилепина / В. Гугу // Культура. — 2012. — № 24. — С. 1, 15.
  13. Захар Прилепин о детстве, политике, и литературе // Читаем вместе. — 2012. — № 5. — С. 8.
  14. Бахвалова, Е. М. Захар Прилепин в зеркале критики / Е. М. Бахвалова // Русская словесность. — 2012. — № 4. — С. 49-55.
  15. Рубинская, Н. Река по имени истина / Н. Рубинская // Литературная Россия. — 2012. — № 9. — С. 11.
  16. Литовченко, О. На службе у женщины / О. Литовченко // Женские секреты. — 2012. — № 2. — С. 83-84.
  17. Россия может исчезнуть тихо — как льдина тает в теплой воде // Комсомольская правда. — 2011. — 16 нояб. — С. 7.
  18. Прилепин, З. Грядут новые люди / З. Прилепин // Огонек. — 2011. — № 46. — С. 18-19.
  19. Жарова, В. Сейчас ничего не поднимется / В. Жарова // Собеседник. — 2011. — № 43. — С. 12-13.
  20. Прилепин, З. Говорю то, о чем другие молчат / З. Прилепин // Аргументы и факты. — 2011. — № 42. — С. 23.
  21. Евангелие от Захара — писать не получится // Книжное обозрение. — 2011. — № 14. — С. 3.
  22. Захар Прилепин // Комсомольская правда. — 2011. — 3 июня. — С. 1, 17.
  23. Захар Прилепин // Литература. — 2011. — № 12. — С. 6-10.
  24. Щербинина, Ю. Сайт Захара Прилепин : пир витальности / Ю. Щербинина // Литературная Россия. — 2011. — № 11. — С. 16.
  25. Вменяемый русский человек // Литературная газ. — 2011. — № 5. — С. 4.
  26. Гликман, К. Новый, талантливый, но... / К. Гликман // Вопросы литературы. — 2011. — № 2. — С. 184-194.
  27. Прилепин, З. Большая проверка / З. Прилепин // Огонек. — 2010. — № 48. — С. 44-45.
  28. Шабаева, Т. Мы последние в очереди на покаяние / Т. Шабаева // Российская газ. — 2010. — 2 нояб. — С. 21.
  29. Булкина, И. Прилепин : писатель от медиа / И. Булкина // Знамя. — 2010. — № 9. — С. 204-206.
  30. Прилепин, З. Я люблю мир где «Илиада» и «Одиссея» / З. Прилепин // Дружба народов. — 2010. — № 3. — С. 198-206.
  31. Прилепин, З. Бабушки называют моим именем внуков / З. Прилепин // Известия. — 2010. — 19 марта. — С. 6.
  32. Кириллов, И. Излюбленный штукарь : быль и убыль Захара Прилепина / И. Кириллов // Независимая газ. — 2010. — 21 янв. — С. 4 (Прилож.).
  33. Пустовая, В. Пацанские страсти / В. Пустовая // Литературная Россия. — 2009. — № 44/45. — С. 12-13.
  34. Сенчин, Р. Неудобный Прилепин / Р. Сенчин // Литературная Россия. — 2009. — № 41. — С. 8-9.
  35. Наша литература антилиберальна по сути // Культура. — 2009. — № 38. — С. 4.
  36. Копылова, В Демарш несогласного / В. Копылова // Московский комсомолец. — 2009. — 19 июня. — С. 10.
  37. Россия держится на слове // Смена. — 2009. — № 8. — С. 62-64.
  38. Кокменева, К. О войне, любви, свободе... / К. Кокменева // Москва. — 2009. — № 9. — С. 180-186.
  39. Пустовая, В. Матрица бунта / В. Пустовая // Континент. — 2009. — № 140. — С. 433-450.
  40. Феноменология Прилепина // Литературная Россия. — 2009. — № 23. — С. 8-9.
  41. Щербинина, Ю. Ваши тела остынут скорее, чем стволы ваших автоматов / Ю. Щербинина // Знамя. — 2009. — № 5. — С. 189-190.
  42. Рудалев, А. Поедая собственную душу / А. Рудалев // Континент. — 2009. — № 139. — С. 452-464.
  43. Фролов, И. Закон сохранения страха / И. Фролов // Континент. — 2009. — № 139. — С. 435-451.
  44. Коктенёва, К. Стильная жизнь / К. Коктенёва // Литературная Россия. — 2009. — № 10. — С. 8-9.
  45. Фролов, И. Смертный грех Захара Прилепина / И. Фролов // Независимая газета. — 2009. — 26 февр. — С. 4 (пр.).
  46. После встречи с Путиным... // Комсомольская правда. — 2008. — 20 дек. — С. 7.
  47. Крижановский, Н. Куда идёт Захар Прилепин / Н. Крижановский // Литературная газета. — 2008. — № 41. — С. 12-13.
  48. Басинский, П. Не плачь никогда / П. Басинский // Российская газета. — 2008. — 19 сент. — С. 9.
  49. Литературу 1920-х ощущаю физиологически // Книжное обозрение. — 2008. — № 31-32. — С. 3.
  50. Ульянова, Ю. Известность измеряется в деньгах / Ю. Ульянова // Собеседник. — 2008. — № 24. — С. 20.
  51. Счастье Захара Прилепина // Литературная Россия. — 2008. — № 24. — С. 2.
  52. В эстетическом смысле я экстремист // Читаем вместе. — 2008. — № 10. — С. 8-9.
  53. Басинский, П. Прощай, молодость / П. Басинский // Москва. — 2008. — № 10. — С. 218-220.
  54. Безрукова, Л. «Грех» оценили по достоинству / Л. Безрукова // Российская газета. — 2008. — 10 июня. — С. 15.
  55. Латынина. Алла. Вижу сплошное счастье / А. Латынина // Новый мир. — 2007. — № 12. — С. 165-171.
  56. Писатель бьёт наотмашь // независимая газета. — 2007. — 13 дек. -С.2(пр.).
  57. Всему своё время // Литературная Россия. — 2007. — № 36. — С. 1, 3.
  58. Будет ярко и жарко! // Литературная газета. — 2007. — № 28. — С. 14.
  59. Козлова, А. Дорогому Достоевскому с любовью и всякой мерзостью / А. Козлова // Юность. — 2007. — № 3. — С. 4-6.
  60. Щербак-Жуков, А. До ужаса наглядно / А. Щербак-Жуков // Независимая газета. — 2007. — 22 март. — С. 66 (пр.).
  61. Писать много — это дурной вкус // Культура. — 2006. — № 48. — С. 5.
  62. Для меня война — это важный мужской опыт // Культура. — 2005. — № 26. — С. 4.

Илья Бояшов — лауреат премии 2007 года

Илья Владимирович Бояшов родился в 1961 году в Санкт-Петербурге. Окончил исторический факультет Ленинградского педагогического института имени А. И. Герцена. Работал сотрудником Центрального военно-морского музея и уже почти 20 лет преподает историю в Нахимовском училище. Первый сборник рассказов «Играй свою мелодию» вышел в 1989 году, после него были «Безумец и его сыновья», «Армада», «Путь Мури», детский путеводитель по Центральному военно-морскому музею Петербурга.

Бояшов, Илья Владимирович. Путь Мури / И. В. Бояшов. — СПб. : Лимбус Пресс : Изд-во К. Тублина, 2007.

Рецензия на роман «Путь Мури»

Лебедушкина, О. Воспеть гимн движению / О. Лебедушкина // Первое сентября. — 2007. — № 24. — С. 21

А награда досталась тёмной лошадке — роману-притче «Путь Мури» ; питерского преподавателя Ильи Бояшова (р. 1961), чьё имя многие читатели услышали впервые (хотя у него выходили сборники «Играй свою мелодию» и «Безумец и его сыновья»). Точнее, не тёмной лошадке, а тёмной кошке. А ещё точнее, коту — главному персонажу романа. На обложке кот действительно тёмный, почти чёрный, хотя по тексту он полосатый.

Книга увлекательна и кинематографична, недаром автора уже называют Кустурицей в прозе. Мури, «молодой наглый кот из боснийской деревушки», обитал в крестьянской семье, чувствуя себя «царём здешних мест, властелином мужчины, женщины и детей, повелителем сада, амбарника и коровника» и приятелем местных эльфов и домовых. Однако гражданская война 1992 года разметала привычную жизнь: от дома осталось пепелище, хозяева бежали в неизвестность. «Всё кончено. Жизнь ушла, и её не будет больше», — охает деморализованный домовой. Но Мури не из тех, кто поддаётся отчаянию. «Мне нужны миска, плед и двуногие, которые бы мне прислуживали... Возвратить потерянное!» — с такой целью он отправляется в путешествие по Европе.

И не он один: весь мир полон странников. Из Сараево бегут от войны местные евреи во главе со старым Яковом. Совершает беспосадочный перелёт вокруг Земли арабский шейх Абдулла — «любимец Аллаха, владелец тридцати красавиц жён и пятнадцати месторождений, двух портов и пяти нефтеналивных танкеров». Юная гребчиха из Гавра Жюльетт Лорейн на утлой лодочке покоряет Атлантику. В океанских водах мелькает кашалот Дик, нарезающий по земному шару круг за кругом. Бороздят глади речные и морские армады лососей, тунцов, камбалы... Все идут своим путём — кто с ясной целью, а кто и без неё. «Глупо болтаться по миру ради какой-то там шкурной цели или, что ещё хуже, дурацкой известности... В великом походе от пространства к пространству, от галактики к галактике обретём мы счастье своё!..» — утверждают одни. Другие считают таких вечных бродяг потерянными людьми. «Лично для меня путь просто обязан завершиться истинным домом, без которого человек ничто и вся жизнь его — пшик... Таков конец любого странствия — если не имеешь цели, лучше не начинать, не так ли?» — уверен серб Болислав Зонжич, потерявший в войну и семью, и дом, и родину. Третьи, как польский пёс Адольф, вообще не трогаются с места: «Отправиться по всем... дорогам одновременно и одновременно выбрать себе тысячу судеб попросту невозможно! Это значит, что я буду вынужден разорваться на миллионы „я“. Поэтому предпочитаю полное бездействие».

Кто из них прав? Вопрос, на который нет ответа. Вернее, у каждого человека, кота, кашалота, тунца и прочей божьей твари он свой. Ясно одно: Sоllucetomnibus! — Солнце светит для всех!

Интервью с Ильей Бояшовым

— Илья, с чего началось ваше писательство: когда стали сочинять и записывать, и что именно — стихи, прозу, фантастику?

— Сколько себя помню, столько и сочинял. В первом классе выдумывал какие-то рассказики про каких-то коротышек (видно, начитался Носова). Жизнь моя как школьника не особо была веселой — в школе мне откровенно не нравилось, многие предметы не давались (математика, физика). Единственное развлечение — убегать в мир, где я сам себе демиург, сам создаю планеты и населяю их различными существами. Тем более бегать туда очень просто — бери ручку и придвигай чистую тетрадь. Я и сейчас совершенно уверен — любое творчество начинается с жизненной тоски. Когда весело и есть чем заниматься — никогда к подобному времяпровождению не потянет. Вот у меня тогда и пошло, и поехало, потому что до восьмого класса ни друзей особых, ни девушек. Так, приятели... Сам я тоже, конечно, был хорош. И предавал из-за трусости, и избегал драк — чтоб не побили. Хотя иногда приходилось махать кулаками. Охта, на которой я родился и вырос, еще тот райончик! Но писал всегда для себя, в стол. Относить и показывать стал годам к двадцати, когда уже входил в литобъединение при нашем Доме писателей, что на Кутузовской набережной. Там поначалу ругали. Глеб Горышин ко мне хорошо относился. Однако и он откровенно говорил: «Писателем тебе не быть».

— Почему вы выбрали профессию историка, а не, скажем, Литературный институт? И вообще, каковы были ваши «литературные университеты»?

— История — не наука. Такая же литература, зачастую обыкновенная фантастика. В детстве Яна читал, Джованьоли (про благородного Спартака), отец из своей библиотеки (в Доме композиторов была отличная библиотека) приносил Тарле «1812 год. Нашествие Наполеона на Россию», Манфреда, Ключевского. И опять пошло-поехало. А что касается «университетов»... Проза — вещь, которая прежде всего создается на любом жизненном опыте (фронтовом, обывательском, лагерном). Поэт еще может в двадцать лет выдать «Я помню чудное мгновенье...» А вот прозаику нужно обязательно пожить и набраться элементарных знаний. Так что годам к сорока-пятидесяти еще может что-нибудь выйти. Ничего не попишешь — законы жанра.

— Как всё-таки из историка вы превратились в писателя? С чего всё началось? Может быть, ваши родители увлекались литературой?

— Отец у меня композитор, он всю жизнь играл в оркестре народных инструментов имени Андреева в Петербурге. Был учеником Шостаковича, который по первому отцовскому произведению «Конёк-Горбунок» принял его в консерваторию. Вообще, он считается в своём жанре классиком. Сколько будут существовать народные оркестры, столько будут исполнять его произведения. В детстве я, конечно, получил прежде всего хорошее музыкальное образование. А моя мама — инженер-технолог. Работала на заводе «Пластполимер».

— Сами играете на каком-нибудь инструменте?

— В своё время играл на фортепиано, умею играть также на гитаре и баяне. Кстати, мой отец был прекрасным баянистом. Как говорили мои учителя по музыке, было два баяниста — отец и мой недавно умерший троюродный брат Сергей Щураков, который играл в «Аквариуме». Надо сказать, в молодости я довольно серьёзно увлекался музыкой. В 80-е годы я играл в группе «Джунгли». Была такая команда во главе с Андреем Отряскиным, который сейчас живёт в Сиэтле. Туда входили Алексей Мурашов (он потом ушёл в «Секрет»), Игорь Тихомиров (ушёл в «Кино»). Но потом я постепенно как-то от всего этого отошёл и занялся литературой. Сначала писал тексты для песен, потом перешёл на рассказы. Так что можно сказать, что первый толчок был от увлечения музыкой.

— Когда состоялся ваш писательский дебют?

— Первый сборник рассказов о жизни музыкантов «Играй свою мелодию» вышел в 1989 году. Потом был большой перерыв. Следующая книга «Безумец и его сыновья» вышла в «Амфоре» в 2002 году. Было время, когда я писал в стол, подготавливал тексты. Однако я никогда не унывал. Литература для меня — хобби.

— Не было соблазна сделать карьеру по военной части в Нахимовском училище?

— Можно было стать офицером-преподавателем, но я не пожелал, потому что у офицерского состава меньше свободы, чем у гражданского. Была возможность получить офицерское звание также на курсах «Выстрел» от Союза писателей, но я тоже не захотел. А так у меня на случай войны есть звание мичмана запаса.

— Девиз литературной премии «Национальный бестселлер» — «Проснуться знаменитым». В вашем случае так оно и было?

— Не совсем так. В Петербурге достаточно тесный литературный круг. Он состоит, как правило, из людей моего возраста. Все мы прошли через ЛИТО при Союзе писателей и хорошо знаем и понимаем друг друга. Поэтому сенсации не произошло. Хотя для всех питерских писателей, если кто-то из нас получает премию или напечатает книгу, это всегда радостное событие.

— Тем не менее победа на «Нацбесте» была для вас неожиданной?

— Несомненно. Я же пришёл просто поучаствовать, и получить премию было, конечно, приятно. Вообще, это здорово, когда — чего там говорить — безрадостный монотонный труд литератора кто-то отмечает премией.

— Вы, я знаю, ещё увлекаетесь живописью.

— Страшно обожаю. Очень люблю французских импрессионистов и наших пейзажистов-реалистов. Сам я в основном пишу пейзажи. Когда становится на душе тяжело, беру кисть, краски и просто нагло копирую Левитана или Шишкина.

— В питерских журналах «Звезда» и «Нева» печатаетесь?

— Очень давно: на заре юности в «Неве» у меня вышел маленький рассказ. К сожалению, журналы свою роль, которая у них была в 90-е годы, утратили. В Москве они ещё, слава богу, держатся, а в Петербурге «толстые» журналы влачат довольно жалкое существование.

— То есть вы начинали не с журналов, а сразу с книг. За эти годы писательство стало для вас профессией?

— Нет, это хобби. На мой взгляд, серьёзно заниматься литературой нельзя. Нужно иметь какой-то заработок, чтобы кормить семью. Литература обязательно должна быть для души. Я с ужасом представляю, если она станет приносить основной доход. Это кошмар: ни дня без строчки, двадцать страниц в день... Это конец литературе как таковой.

— Что вас больше всего привлекает в писательстве?

— Главное для меня — в литературе и редактуре — процесс. Каждый день что-то новое. Это путь, который никогда не кончается. А написанная книга — это уже след, вчерашний день.

— Писательский образ жизни у многих ассоциируется с богемной вольницей. Как вы совмещали писательство с преподаванием в Нахимовском училище с его военной дисциплиной, и что эта работа дала вам как литератору?

— Так как никогда не занимался литературой профессионально, то отдавал ей время своего отдыха. Все равно писал в стол, особенно в девяностые годы. Поэтому и не торопился. И, честно говоря, особо не переживал, что в стол. После выпуска первой книжки лет пятнадцать вообще нигде не печатался. В свое время многое повыбрасывал. Многое куда-то делось. По этому поводу так же не расстраиваюсь. Мне всегда доставлял радость процесс, а что там будет после, кто знает. Сочинительство прежде всего — хобби, удовольствие, божий дар. А на хлеб нужно зарабатывать совершенно другим видом деятельности: преподавать, редактировать, в конце концов на экскаваторе работать. В противном случае литература становится не радостью, а жизненным проклятием, дамокловым мечом, который всегда над тобой нависает. Что же касается Нахимовского — это обыкновенная жизненная школа, тот самый опыт, о котором я уже упоминал: люди, специфика, свои проблемы. Не больше. Но и не меньше...

— Вы несколько лет были экскурсоводом в Центральном военно-морском музее, а как возник интерес к танкам? В «Танкисте, или «Белом тигре» они становятся самостоятельными персонажами. Получается, Великая Отечественная была войной танков, а не людей?

— Я и корабли люблю. Но корабли — совершенно иное явление. Древнее, как этот мир. Они только совершенствовались. А вот танки! Танки — решительный поворот к мрачному будущему «терминаторов». Прообразы роботов. Бронированные чудовища, воплощение марсианских фантазий Уэллса, ползущие по фронтам Первой мировой. С их появлением окончательно закончилась война людей — началась война моторов. Совершенно иная страница в человеческой истории.

— Судя по «Танкисту...» и другим вещам, вы рассматриваете историю человечества как отражение метафизической борьбы добра со злом?

— Уверен, многие наши поступки есть только проекция каких-то скрытых физических и духовных явлений. Откуда берутся войны, бунты, революции? Кто насылает на человечество такую

ярость? Почему все так переплетено и в межчеловеческих и в межгосударственных отношениях? Отчего бы просто не договориться и не сделать Землю райским садом? Ведь все условия для этого существуют: интеллект, энергия, знания. Остается просто направить потенциал в мирное русло. Однако история катится по совершенно другим, неведомым рельсам. И ее законы неумолимо действуют. Может быть, прав Даниил Андреев? Может быть, стоит прислушаться ко Льву Гумилеву, Вернадскому, русским метафизикам, обратить, наконец, самое пристальное внимание на грандиозные биохимические и космические явления?

— Чем Вас привлекает притчевая манера изложения текста?

— Притчевая манера изложения — самая замечательная. Она позволяет отсеивать все ненужное и оставлять только то, без чего повествование невозможно. По большому счету, притча есть анекдот. А, анекдот, по моему мнению, является самым блестящим образчиком литературы. Ничего лишнего. Только суть.

— Судя по Вашим книгам былины, сказания, саги самые вдохновляющие жанры для Вас. Так ли это?

— Конечно. Ведь они анекдотичны.

— Вы как-то сказали: «Люблю вранье. Чем больше в книжке врешь, тем лучше получается». А как же реалисты? Вообще всегда ли «вранье» уместно в писательстве?

— Все писатели — прежде всего сочинители: и Лев Толстой, и Достоевский, и Гоголь, и Пушкин. Иначе писателями они бы попросту не являлись. Сочинительство, в первую очередь, есть воображение, без которого писательский труд невозможен. Так что «вранье» не только уместно — оно попросту при написании книги необходимо, вне зависимости, реалист ты или откровенный фантаст. Кстати, Пьер Безухов — выдумка. И Андрей Болконский — тоже. И Анна Каренина. И Тарас Бульба.

— Главный герой романа «Путь Мури» — кот из Боснии. Почему именно оттуда?

— Кот бежит от войны. Я подумал — вот была война в Боснии. Почему бы не сделать героя маленькой саги боснийским котом?

— И почему именно кот?

— Кошки — существа мифические и мистические, здесь я не оригинал. Если взять енота или, например, лося — будет слишком экзотично. А кота — удобно. Циник. Философ. Эгоист. А главное — очень упертый тип, у которого всегда есть цель.

— Если отбросить рассуждения о том, что писательство дано свыше, что это такое — быть писателем в современной России?

— Быть литератором в современной России то же самое, что быть водителем, моряком, банкиром. Просто профессия. Это раньше — властитель дум! Прошло то время. К лучшему, к худшему — не знаю. Не задумывался. Наверное, как и на Западе, отечественная литература наконец-то заняла свою нишу. Сверхидеи сейчас никому не нужны. Возможно, пока.

— Вы достаточно часто говорите о мистике, символе и его значении в литературе. Думаете, без них современной литературы быть не может?

— Литература вообще сама по себе есть символ. Она может существовать только как символ. И никак иначе!

— Вы разделяете рассуждения о том, что сейчас время мистического реализма? Или в нынешней литературе главенствует другое направление?

— Сейчас время очень многих направлений, которые развиваются одновременно — и это хорошо! Опять-таки, главное — талант художника. Детектив, «фэнтези» — неважно. Неважно — что. Важно — как!

Писателя Илью Бояшова хвалят за талантливые, умные книги, легкий стиль; в один голос критики благосклонно отмечают рождение и развитие нового таланта. Кто-то намекает на то, что он — будущий автор великого романа, мол, еще не поздно написать вторую «Войну и мир» — о другой великой войне.

Не станем спорить с критиками: Бояшов — писатель талантливый. Но при этом он остается автором маленькой книги.

Маленькая книга — особое явление современной массовой литературы. Высокое качество текста позволяет оценивать ее как истинно художественную. И этим ее роль в литературном процессе не исчерпывается: она становится своеобразным знаком нашей эпохи. Маленькую книгу можно спрятать в

карман — удобно, своего рода карманный компьютер. Она не требует много времени и душевных сил — и того, и другого не достает современному человеку. Она в меру иронична, умна и всегда увлекательна. Но самое главное ее достоинство — легкость, причем во всех возможных смыслах. Ощущая «легкость необыкновенную», читатель съедает ее за один присест, в метро, или в перерыве на работе, или вечером после ужина; не случайны метафоры «поедания», постоянно звучащие из уст критиков: «Путь Мури» для чтения — книга легкая, как безе: отведайте, не пожалеете«. Почти рекламный слоган.

Излюбленный фольклорный образ в творчестве Бояшова — дорога, один из самых древних и укорененных в сознании народа архетипов. Его автор делает основой развития сюжета каждого своего произведения. В «Армаде» боевая махина отправляется в плавание, в «Повести о плуте и монахе» оба героя находятся в непрерывном странствии, в «Пути Мури» само название говорит за себя, в последней книге Бояшова, «Танкисте», духовный путь главного героя также связан с «физической» дорогой — преследованием врага.

В фольклоре функция образа дороги — вести человека к победе над злом. От «нарушения запрета» или «недостачи» — проникновения злых сил в жизнь сказочных героев — до воцарения и вступления в брак. Путь куда-либо в сказках всегда сопрягается с духовной победой. Почти по этой схеме развивается сюжет «Пути Мури», но изменение характера Пути оказывается очень существенным.

В этот раз путь главного героя пролегает через пространство современной войны, но к вполне определенной цели — к пледу и миске с молоком. Целеустремленный кот Мури гораздо более успешен в реализации своих земных целей. Святость и далекое, неведомое не приносят человеку успеха в жизни, они недостижимы, потому что далеки и неопределенны. Достичь можно кормушки — миски с молоком. Такова нехитрая бытовая правда пути Мури, и читатель ее с легкостью и доверием принимает — в жизни с этим сталкивался каждый.

Само появление кота в качестве литературного персонажа неизбежно вызывает в сознании читателя литературные ассоциации. Критики романа Бояшова сразу обратились к Гофману и «Житейским воззрениям» его знаменитого кота. Но у Гофмана «мурриана» — иронический пласт текста, изображающий перевернутый с ног на голову, спародированный мир людей. Бояшов же, наоборот, делает мир и сознание множества глупых людей пародией на жизнь мудрого, постигшего мир кота Мури.

Кот становится самым колоритным персонажем романа да и едва ли не всего творчества писателя, если не считать «Танкиста». Ему подвластны люди, которые наивно считают себя его хозяевами, он умеет разговаривать с духами и видеть то, что никогда не заметит глупый и слабый человек. В то время как ученые мужи сотрясают воздух высокопарной латынью, рассуждая о том, каким должен быть Путь (пародия, по справедливости, по остроте замысла приближающаяся к свифтовской), кот проходит тысячи километров. В хаотичном, разобщенном, раздробленном мире Мури пытается вернуться к простым, но таким необходимым ценностям, несущим гарантию защищенности, сохранности самой жизни, среди которых дом и миска с молоком — наипервейшие.

Кот Мури видит тысячи трагедий, тысячи несчастий и бед, многие страдальцы ему помогают, но он ни к кому не привязывается сердцем, не чувствует благодарности. Ему нужно лишь его собственное благо, лишь его благополучие, его плед, его тарелка, его дом. За это он готов преодолеть тысячи миль. Это кот-властелин, воплотивший в себе черты не животные, а человеческие: с одной стороны, черты страдающего человека-путника с его неизбывной тоской по дому, с другой — черты человека-потребителя, идущего только вослед тому, что нужно для его благоденствия.

Ирония в бояшовских романах — это дань современному bonnetoneпишущих людей. Они страшатся опуститься до пафоса серьезного разговора о чем-либо, поэтому все растворяют в иронии, всепроникающей, всепоглощающей, иронии самых разных цветов и калибров — от легкой до издевательской. Бояшов держит марку — его ирония легка и ненавязчива.

Произведения, имеющиеся в библиотеке

  1. Бояшов, Илья. Каменная баба : повесть / И. Бояшов // Октябрь. — 2010. — № 7.
  2. Бояшов, Илья. Кокон : история одной болезни / И. Бояшов // Октябрь. — 2013. — № 5. — С. 3.
  3. Бояшов, Илья. Конунг : роман / И. В. Бояшов. — СПб. : Лимбус Пресс, 2008. — 268 с.
  1. Бояшов, Илья. Кто не знает братца Кролика : петербургская быль / И. В. Бояшов. СПб. : М. : Лимбус Пресс : Изд-во К. Тублина, 2010. — 205 с.
  2. Бояшов, Илья. Кто не знает братца Кролика : повесть / И. Бояшов // Октябрь. — 2009. — № 8.
  3. Бояшов, Илья Владимирович. Путь Мури : роман / И. В. Бояшов. СПб. : М. : Лимбус Пресс: СПб. : Изд-во К. Тублина, 2009. — 226 с.
  4. Бояшов, Илья. Роковой перевал : отрывок из романа «Господа офицеры» / И. Бояшов // Книжное обозрение. — 2007. — № 39. — С. 23.
  5. Бояшов, Илья. Сотрудник рая : отрывок из романа «Эдем» / И. Бояшов // Книжное обозрение. — 2012. — № 18. — С. 18.
  6. Бояшов, Илья. Танкист, или «Белый тигр» : роман / И. В. Бояшов. СПб. : Лиьбус Пресс, 2008. — 222 с.

Публикации об Илье Бояшове и его творчестве

  1. Живаева, В. Компактные мифы и малые смыслы : проза Ильи Бояшова / В. Живаева // Октябрь. — 2012. — № 10. — С. 176-180.
  2. Болотной затхлости в прозе не предвидится // Вопросы литературы. — 2012. — № 4. — С. 202-215.
  3. Россия завоевана женщиной // Лит. газ. — 2011. — № 21. — С. 4.
  4. Амусин, М. ...Чем сердце успокоится / М. Амусин // Вопросы литературы. — 2009. — № 3. — С. 30-32.
  5. Бояшов, И. Быть писателем в современной России то же самое, что быть водителем... / И. Бояшов // Читаем вместе. — 2009. — № 2. — С. 6-7.
  6. Кисель, А. Маленькая книга / А. Кисель // Октябрь. — 2008. — № 11. — С. 179-184.
  7. Удовольствие сочинительства // Российская газ. — 2008. — 8 авг. — С. 14.
  8. Где дуют мировые ветры // Литературная Россия. — 2008. — № 23. — С. 1,3.

Дмитрий Быков — лауреат премии 2006 года

Дмитрий Львович Быков (род. 20 декабря1967, Москва) — русский писатель и поэт, журналист, кинокритик, сценарист, биограф Бориса Пастернака и Булата Окуджавы.

Быков, Дмитрий. Борис Пастернак / Д. Быков. — М. : Молодая гвардия, 2010. — 893 с. — (ЖЗЛ : серия биографий).

Знаменитой серии «ЖЗЛ» недавно исполнилось 115 лет. Свой вклад в стройный ряд всем знакомых серых корешков внес и Дмитрий Быков — своей книгой «Борис Пастернак». За разложенного по косточкам и препарированного Пастернака Быков получил премию «Национальный бестселлер — 2006».

Предмет наших размышлений — 881 страница о Борисе Пастернаке, написанные известным общественным и литературным активистом, поэтом, прозаиком и публицистом Дмитрием Быковым. В этой книге, как в папке великого комбинатора с ботиночными тесемками, есть все. Судьба Пастернака, биография, пращуры, любимые женщины, революция, быт и бытие.

Очень любопытное начало книги, где даны выдержки из газет в день рождения Пастернака в 1890 году и в день, его смерти в 1960 году. Сравнить хотя бы одни заголовки: «Придворные известия», «Детский бал», «Новый настоятель Сретенского монастыря», «Шестая лекция профессора И.М.Сеченова» и «Партия — наш рулевой!», «Мы не желаем иметь ничего общего с провокаторами», «Праздник юных москвичей». Между этими двумя выхваченными из времени днями пройдет жизнь Пастернака.

В книгу местами вклиниваются нежно-поэтические моменты: «Стихия Пастернака — летний дождь с его ликующей щедростью, обжигающее солнце, цветение и созревание; на лето приходились и все главные события в его жизни — встречи с возлюбленными, возникновение лучших замыслов, духовные переломы. Мы применили эту метафору для его жизнеописания». Так, с помощью метафоры, жизнеописание состоит из трех частей: «Июнь. Сестра», «Июль. Соблазн» и «Август. Преображение». На три части поделена жизнь человека-легенды, высокого человека с суровыми чертами лица и резко очерченными скулами, который когда-то написал: «...свеча горела на столе, свеча горела». Здесь нет дотошной раскладки жизни Пастернака по дням, часам и минутам его жизни, что не может не радовать.

Нет, любые предположения Быкова о том, что могло быть важным во внутреннем мире писателя, основаны только на произведениях Пастернака и высказываниях в письмах. Быков изучил массу материала, переписку, отлично знаком с творчеством Пастернака и умеет это свое знание до читателя донести. Наконец, биография несоветско-советского писателя Пастернака, изложенная современным писателем, — это действительно важно и интересно.

Книга Быкова «Борис Пастернак» — большой труд, требующий очень серьезных знаний.

Михаил Шишкин — лауреат премии 2005 года

Михаил Шишкин родился в Москве в 1961 году. Учился в пятьдесят девятой школе. После школы поступил на романо-германский факультет Московского государственного педагогического института им. Ленина, а после института работал школьным учителем, журналистом. Как прозаик он дебютировал в 1993 году, когда напечатал в журнале «Знамя» рассказ «Урок каллиграфии». С тех пор он стал постоянным автором журнала, в котором были впервые опубликованы роман «Всех ожидает одна ночь», повесть «Слепой музыкант» и роман «Взятие Измаила». С 1995 года писатель с женой живет в Швейцарии.

Шишкин, Михаил. Венерин волос : роман / М. Шишкин // Знамя. — 2005. — № 4, 5.

Читать в метро Шишкина, к сожалению, не получится. Букеровский лауреат, зарекомендовавший себя как мастер эзотерических сложных текстов, не подвел и на этот раз. «Венерин волос» — это многостраничный роман, смонтированный автором из документальных историй беженцев, дневников, писем героев. Сами герои сменяют друг друга так быстро, что не успеваешь разглядеть, кто же это — эллин? эфиоп? старый еврей? прокурор? В хаосе времени мать Дафниса работает на судоремонтном заводе, а в Хлою влюбляется отставной капитан. Но абсурдность новорожденной реальности не смущает Шишкина. В конце концов, все равно всех подменили.

Между тем, такого острого наслаждения и восторга от чтения лично мне не приходилось испытывать не помню уже сколько лет. Перед нами мастер уровня Михаила Булгакова и Владимира Набокова. В том, что это не восторженое преувеличение, убедится каждый, кто раскроет роман. Конечно, для чтения его нужны терпение и время, как говорил один толстовский герой. Потому что никакого захватывающего и закрученного (как любят писать те же критики) сюжета здесь нет как нет. Хотя центральная сюжетная линия присутствует: переводчик, он же толмач, переводит в Швейцарии собеседования полиции с русскими, желающими получить статус беженцев. Жуткие жизненные истории, трагедии, драмы, перебивающие друг друга: афганская война, чеченская война, растаптывание человека в русской тюрьме, в детском доме, в СССР, в России, кровь и насилие, зло и вдруг смягчающая все дикости и боль и любовь. Интервью с беженцами сбиваются на воспоминания толмача о покинутой жене, сыне, о любимой еще в юности девушке. Прослаиваются дневником Белы, в которой легко узнается знаменитая певица Изабелла Юрьева, прожившая реальные сто лет — ее вымышленные дневники придают роману особую историческую перспективу. А цитаты из Ксенофонтова «Анабасиса» про поход греческого войска в Азию углубляют и уводят в беспредельность.

Пространство, в котором идет действие, тоже бесконечно — это и снежная Москва, и туманный осенний Питер, и дождливый Париж, и царственный Рим. Описание путешествия толмача в Рим — одно из самых зачаровывающих в книге, с особой остротой передающее ключевое ощущение рассказчика: искреннее удивление волшебством мира. «Казалось, что идет снег, потому что к ночи на улицы Рима высыпали, как из распоротой подушки, ворохи каких-то ночных бабочек, и они вспыхивали в свете фонарей, окон, фар, прожекторов. Мотыльки кружились вокруг, все норовили угодить в свечку, Изольда отгоняла их от огня книжкой».

Финал романа размыт, конца у него собственно нет. Потому что, согласно Шишкину, его нет вообще, как и смерти. И главное орудие, которое противостоит умиранию и забвению, совсем простое: слово. Ибо об этом собственно весь роман — то, что однажды сказано, запечатлено в слове, остается в вечности навсегда.

Рецензии на роман «Венерин волос»

  1. Коробейников, А. На волосок от истины / А. Коробейников // Вопросы литературы. — 2006. — № 2. — С. 129-131.
  2. Дробязко, Е. «Венерин волос» / Е. Дробязко // Новое время. — 2005. — № 52. — С. 39.
  3. Лазутин, В. ...Вместо важных слов / В. Лазутин // Октябрь. — 2005. — № 11. — С. 177-178.
  1. Каспэ, И. Кому таторы, а кому ляторы / И. Каспэ // Книжное обозрение. — 2005. — № 36/37. — С. 13.
  2. Березин, В. Песчинка в водовороте / В. Березин // Книжное обозрение. — 2005. — № 31/32. —С. 5.
  3. Елисеев, Н. Тертуллиан и грешники / Н. Елисеев // Новый мир. — 2005. — № 9. — С. 168-172.
  4. Гедройц, С. [Без названия] / С. Гедройц // Звезда. — 2005. — № 8. — С. 233.
  5. Иваницкая, Е. Только любовь побеждает все напасти / Е. Иваницкая // Первое сентября. — 2005. — 27 авг. — С. 8.
  6. Яранцев, В. Любезный навуходонозавр / В. Яранцев // Лит. газ. — 2005. — № 38. — С. 8.

Произведения, имеющиеся в фонде

  1. Шишкин, Михаил. Венерин волос : роман / М. Шишкин // Знамя. — 2005. — № 4, 5.
  2. Шишкин, Михаил. Взятие Исмаила : роман / М. Шишкин. — М. : АСТ : Астрель, 2011. — 477 с.
  3. Шишкин, Михаил. Взятие Исмаила : роман / М. Шишкин // Знамя. — 1999. — № 10, 11.
  4. Шишкин, Михаил. Всех ожидает ночь : роман / М. Шишкин // Знамя. — 1993. — № 7. — С. 8.
  5. Шишкин, Михаил. Как сделан рай : отрывок из книги «Монтрё — Миссолнги — Астапово...» / М. Шишкин // Иностранная литература. — 2008. — № 7. — С. 237.
  6. Шишкин, Михаил. Камень святого Антония : рассказ / М. Шишкин // Огонек. — 2005. — № 15. — С. 50-52.
  7. Шишкин, Михаил. Письмовник : роман / М. Шишкин. — М. : АСТ : Астрель, 2011. — 413 с.
  8. Шишкин, Михаил. Письмовник : роман / М. Шишкин // Знамя. — 2010. — № 7, 8.
  9. Шишкин, Михаил. Слепой музыкант : повесть / М. Шишкин // Знамя. — 1994. -№ 1. — С. 62-79.
  10. Шишкин, Михаил. Три прозы : романы / М. Шишкин. — М. : Астрель, 2012. — 1087 с.
  11. Шишкин, Михаил. Урок каллиграфии : рассказ / М. Шишкин // Знамя. — 1993. — № 1. — С. 124-133.

Публикации о Михаиле Шишкине и его творчестве

  1. Иванов, Н. Мятежный сын АГЕНПОПа / Н. Иванов // Литературная газета. — 2013. — № 12. — С. 1, 4.
  2. Вопрос в лоб // Литературная Россия. — 2013. — № 11. — С. 1, 3.
  3. Соколов, М. Шишкин в Цюрихе / М. Соколов // Известия. — 13 марта. — С. 6.
  4. Ганиева, А. Не едет! / А. Ганиева // Независимая газ. — 2013. — 12 марта. — С. 1, 3.
  5. Ростовский, М. Случай с писателем Шишкиным, или Нищета красивых жестов / М. Ростовский // Московский комсомолец. — 2013. — 11 марта. — С. 1, 2.
  6. Соколов, М. Шишкин в Цюрихе / М. Соколов //Культура. — 2013. — № 9. — С. 9.
  7. Оробий, С.История одного ученичества : Владимир Набоков — Саша Соколов — Михаил Шишкин / С. Оробий // Новое литературное обозрение. — 2012. — № 118. — С. 293-308.
  8. Что делать с этой свободой, что делать со своей жизнью? Жить // Дружба народов. — 2012. — № 6. — С. 233-242.
  9. Стародубес, А. Лучше поздно, чем никогда / А. Стародубес // Эхо планеты. — 2011. — № 47/48. — С. 39.
  10. Я — счастливый молодожен // Комсомольская правда. — 2011. — 7 дек. — С. 14.

Виктор Пелевин — лауреат премии 2004 года

Виктор Пелевин родился в Москве 22 ноября 1962 года. В 1979 году окончил московскую среднюю английскую спецшколу № 31. В 1985 году В. Пелевин окончил Московский энергетический институт по специальности инженер-электромеханик, учился в Литинституте. Несколько лет являлся сотрудником журнала «Наука и религия», где готовил публикации по восточному мистицизму. Первое опубликованное произведение — сказка «Колдун Игнат и люди» (1989). Пьесы по его рассказам с успехом идут в театрах Москвы.

В конце 2009 года по результатам опроса на сайте OpenSpace.ru был признан самым влиятельным интеллектуалом России.

Пелевин, Виктор Олегович. Диалектика Переходного Периода из Ниоткуда в Никуда : избранные произведения / В. Пелевин. — М. : ЭКСМО, 2003. — 384 с.

Творчество Виктора Пелевина можно сравнить с отечественной космической программой. Началось все с запуска серии маленьких сверкающих спутников, с вымпелами, радиомаяками и забавными надписями вроде «Ухряб» на пухлых боках. Потом состоялся полет первого космонавта Омона Кривомазова (позывной Ра). Дальше были уникальный энтомологический эксперимент (каждый из скафандров, в которых насекомые отправились в космос, стал настоящим чудом техники), запуск в абсолютную пустоту названного в честь красного комдива корабля многоразового использования и, наконец, строительство орбитальной станции с лабораторией по производству рекламы в условиях невесомости.

«ДПП [NN]» мыслится в этом ряду как реализация программы по отправке первого космического туриста.

В качестве объекта этого опыта Пелевин тоже выбрал миллионера, только не американского, а отечественного, простого русского банкира Степу Михайлова.

Главный герой романа «Числа» кардинально отличается от центральных фигур всех предыдущих произведений автора.

Впрочем, без предполетной подготовки не обошлось. Автор украшает убогий психический процесс Степы Михайлова странным увлечением, которое в конечном итоге становится безобидной, но все же слегка пугающей манией. Заменив мучительную, почти мазохистскую рефлексию мистической погремушкой, Пелевин, как мне кажется, попал в точку, ведь все еще со школьной скамьи знают, что мистика — удел как раз «темных» душ.

«Идея заключить с семеркой пакт созрела у Степы Михайлова тогда, когда он начинал понемногу читать и задумываться о различиях между полами».

С первого предложения Пелевин начинает игру с числами, весьма увлекательную, временами очень убедительную, временами — как это и свойственно реальной нумерологии — становящуюся неестественной.

Вокруг этой игры строится повествование романа, числа становятся скелетом жизни героя, через украшенную арабскими символами призму он рассматривает все события, происходящие с ним, будь то выбор высшего учебного заведения, продажа партии компьютеров, покупка пакета акций, кровавая разборка в японском ресторане или выбор спутницы жизни (недоброжелатели, наверное, ехидно заметят, что Пелевин всерьез задумался о различиях между полами намного поздней Степы Михайлова)

В целом «Числа» можно оценить как определенную художественную удачу в рамках выбранной автором темы. Большинству из нас трудно судить о происходящем в душах «олигархов» — счастливое исключение составляют, пожалуй, только следователи прокуратуры, — и то, что Пелевин, со свойственным ему любопытством, попытался заглянуть в самые мрачные глубины такой души, заслуживает уважения.

Остальные произведения, вошедшие в книгу, весьма неоднородны.

Открывающая сборник «Элегия 2» — пример откровенно бестолкового и лишенного стержневой

эмоции жонглирования словами. Причем, как представляется, в этом стихотворении зашифрована общая концепция книги: Пелевин, похоже, пытался создать набор ни к чему не обязывающих, но при этом довольно забавных текстов.

Ярким примером такого подхода служит повесть «Македонская критика французской мысли», выдержанная в давно полюбившемся автору («Мардонги», «Реконструктор», «Оружие возмездия») стиле: сухим публицистическим языком описываются жизнь и «научное творчество» героя, сформулировавшего явно не нуждающуюся в анализе теорию. Попросту говоря, это откровенно несерьезная наукообразная болтовня, но лично мне она всегда была симпатична: многие из нас любят поболтать на отвлеченные темы, подобный разговор обычно заменяет партию в шахматы, разгадывание кроссворда или просмотр передачи «Что? Где? Когда?».

Следующие за повестью миниатюра «Один Вог» и рассказ «Акико» представляют собой импровизации на заданную тему, причем качество текста во многом этой самой темой и определяется. (Хотя фотография поправляющих макияж в женском туалете девушек с поведением, которое немного легче стандартных моральных устоев («Один Вог»), выполнена мастерски).

В несколько иной стилистике выдержаны три других рассказа — «Фокус-группа», «Гость на празднике Бон» и «Запись о поиске ветра». Здесь уже присутствуют и идея, и эмоции, и стиль, характерные для того Пелевина, которого мы знаем. Однако напуганный злой иронией предыдущих текстов читатель может и не поверить автору, восприняв эти рассказы как более изощренную шутку, своего рода плевок на купленный в духовном фаст-фуде (как Пелевин окрестил модное увлечение восточной философией) гамбургер.

Новая книга Виктора Пелевина получилась неоднозначной. Вне всякого сомнения, она не дотягивает до уровня предыдущих произведений этого талантливого автора. Но, как мне кажется, Пелевин и не ставил перед собой задачу создать что-то «серьезное». Это был творческий эксперимент, призванный развлечь как читателя, так и самого автора, что «сдвигает» книгу в сторону масскультуры.

Рецензии

  1. Данилов, А. Пятое колесо / А. Данилов // Знамя. — 2004. — № 3. — С. 218-220.
  2. Латынина, А. Потом опять теперь / А. Латынина // Новый мир. — 2004. — № 2. — С. 137-143.
  3. Гедройц, С. Виктор Пелевин ДПП [NN] / С. Гедройц // Звезда. — 2003. — № 11. — С. 236-237.

Произведения, имеющиеся в библиотеке

  1. Пелевин, Виктор. Ампир V : Vампир / В. Пелевин. — М. : ЭКСМО, 2011. — 408 с.
  2. Пелевин, Виктор. Анастасная вода для прекрасной дамы : Войн@ и мiр / В. Пелевин. — М. : ЭКСМО, 2011. — 350 с.
  3. Пелевин, Виктор. Ассасин : отрывок из повести / В. Пелевин // Независимая газ. — 2008. — 18 сент. — С. 4 (Прилож.).
  4. Пелевин, Виктор. Бубен верхнего мира : рассказ / В. Пелевин // Октябрь. — 1993. — № 2. — С. 103.
  5. Пелевин, Виктор. Щит Родины : отрывок из романа «Бэтман Аполло» / В. Пелевин // Огонек. — 2013. — № 10. — С. 46-47.
  6. Пелевин, Виктор. Щит Родины : отрывок из романа «Бэтман Аполло» / В. Пелевин // Литературная Россия. — 2013. — № 12. — С. 16.
  7. Пелевин, Виктор. Все рассказы / В. Пелевин. — М. : ЭКСМО, 2008. — 511 с.
  8. Пелевин, Виктор. Встроенный напоминатель / В. Пелевин. — М. : Вагриус, 2002. — 256 с.
  9. Пелевин, Виктор. Generation «П» : роман / В. Пелевин. — М. : ЭКСМО, 2009. — 382 с.
  10. Пелевин, Виктор. Диалектика Переходного Периода из Ниоткуда в Никуда : избранные произведения / В. Пелевин. — М. : ЭКСМО, 2005. — 352 с.
  11. Пелевин, Виктор. Желтая стрела / В. Пелевин. — М. : ВАГРИУС, 2003. — 239 с.
  12. Пелевин, Виктор. Желтая стрела : повесть / В. Пелевин // Новый мир. — 1993. — № 7. — С. 96.
  13. Пелевин, Виктор. Жизнь насекомых : повесть / В. Пелевин. — М. : ЭКСМО, 2008. — 287 с.
  14. Пелевин, Виктор. Жизнь насекомых : роман / В. Пелевин // Знамя. — 1993. — № 4. —С. 6.
  15. Пелевин, Виктор. Затворник и шестипалый : повести / В. Пелевин. — М. : Вагриус, 2001. — 223 с.
  16. Пелевин, Виктор. Колдун Игнат и люди : повести и рассказы / В. Пелевин. — М. : ЭКСМО, 2011. — 317 с.
  17. Пелевин, Виктор. Македонская критика французкой мысли : повести и рассказы / В. Пелевин. — М. : ЭКСМО, 2012. — 316 с.
  18. Пелевин, Виктор. Омон Ра : повесть / В. Пелевин. — М. : ЭКСМО, 2013. — 221 с.
  19. Пелевин, Виктор. Омон Ра : повесть / В. Пелевин // Знамя. — 1992. — № 5. —С. 11-63.
  20. Пелевин, Виктор. П5 : Прощальные песни политических пигмеев Пиндостана / В. Пелевин. — М. : ЭКСМО, 2008. — 287 с.
  21. Пелевин, Виктор. Папахи на башнях / В. Пелевин // Огонек. — 1995. — № 42. — С. 63.
  22. Пелевин, Виктор. Святочный кибернетик, или «Рождественская ночь — 117 DIR» : рассказ / В. Пелевин // Огонек. — 1996. — № 1. — С. 61.
  23. Пелевин, Виктор. Священная книга оборотня / В. Пелевин. — М. : ЭКСМО, 2010. — 414 с.
  24. Пелевин, Виктор. Синий фонарь : сборник / В. Пелевин. — М. : Текст, 1991. — 242 с.
  25. Пелевин, Виктор. S.N.U.F.F. : утопiя / В. Пелевин. — М. : ЭКСМО, 2012. — 478 с.
  26. Пелевин, Виктор. Т / В. Пелевин. — М. : ЭКСМО, 2009. — 383 с.
  27. Пелевин, Виктор. Фокус-группа : рассказы и эссе / В. Пелевин. — М. : ЭКСМО, 2011. — 318 с.
  28. Пелевин, Виктор. Чапаев и Пустота : роман / В. Пелевин. — М. : ЭКСМО, 2008. — 447 с.
  29. Пелевин, Виктор. Чапаев и Пустота : повесть / В. Пелевин // Знамя. — 1996. — № 4, 5.
  30. Пелевин, Виктор. Числа : роман / В. Пелевин. — М. : ЭКСМО, 2009. — 317 с.
  31. Пелевин, Виктор. Шлем ужаса : Миф о Тисее и Минотавре / В. Пелевин. — М. : ЭКСМО, 2010. — 222 с.

Публикации о Викторе Пелевине и его творчестве

  1. Галина, М. Нежить, которая нас выбирает : о «вампирских» романах Виктора Пелевина / М. Галина // Новый мир. — 2013. — № 8. — С. 222-229.
  2. Басинский, П. Утомленный Луной-2 : Виктор Пелевин и роман «Бэтман Аполло» / П. Басинский // Российская газ. — 2013. — 8 апр. — С. 7.
  3. Жарова, В. Черные розовые очки Пелевина / В. Жарова // Собеседник. — 2012. — № 43. — С. 16.
  4. Иванова, Е. Е. Языковая игра В. Пелевина / Е. Е. Иванова // Проблема жанра и стиля в литературе и фольклоре : сборник. — Курган, 2011. — С. 21-29.
  5. Филатова, Н. Мизинец Будды / Н. Филатова // Независимая газ. — 2012. — 22 нояб. — С. 4 (Прилож.).
  6. Лестева, Т. Мой Пелевин. За или против? / Т. Лестева // Литературная учеба. — 2011. — № 5. — С. 148-177.
  7. Велигжанина, А. Виктор Пелевин стал отшельником из-за несчастной любви? / А. Велигжанина // Комсомольская правда. — 2011. — 26 мая. — С. 8-9.
  8. Кочеткова, Н. Мысль во плоти : В. Пелевин и его «Анастасная вода для прекрасной дамы» / Н. Кочеткова // Известия. — 2010. — 13 дек. — С. 6.
  9. Пустовая, В. Ничё о ником : апофатик Пелевин / В. Пелевин // Октябрь. — 2010. — № 6. —С. 166-172.
  10. Щербинина, Ю. Who is mr. Пелевин? / Ю. Щербинина // Континент. — 2010. — № 143. — С. 437-448.
  11. Пирогов, Л. Окончательный Пелевин / Л. Пирогов // Литературная газ. — 2009. — № 50. — С. 5.
  12. Пелевин, В. 12 стульев были для меня книгой о героических и обреченных людях / В. Пелевин // Известия. — 2009. — 30 окт. — С. 9.
  13. Фрумкин, К. Пелевин : от мистики к социологии / К. Фрумкин // Свободная мысль. — 2009. — № 9. — С. 184-192.
  14. Амусин, М. ...Чем сердце успокоится / М. Амусин // Вопросы литературы. — 2009. — № 3. — С. 27-30.
  15. Володихин, Д. Река в Луна-парке / Д. Володихин // Москва. — 2009. — № 1. — С. 193-195.
  16. Березкин, В. Острослов — летописец / В. Березин // Книжное обозрение. — 2008. — № 42. — С. 8.
  17. Пелевин, В. Олигархи работают героями моих книг / В. Пелевин // Известия. — 2008. — 21 окт. — С. 1, 9.
  18. Потапова, П. Богиней Пелевина станет Кейт Мосс : экранизация романа «Generation «П» / П. Потапова // Известия. — 2008. — 11 авг. — С. 13.
  19. Сфера сознания и бессознательного в произведениях Виктора Пелевина // Скоропанова, И. С. Русская постмодернистская литература / И. С. Скоропанова. — М., 2007. — С. 433-441.
  20. Быков, Д. Победный 45-й / Д. Быков // Огонек. — 2007. — № 47. — С. 48.
  21. Быков, Д. За пять минут до смысла / Д. Быков // Огонек. — 2006. — № 43. — С. 48-49.
  22. Циплаков, Г. Царь горы / Г. Циплаков // Знамя. — 2006. — № 8. — С. 185-187.
  23. Самый загадочный писатель // Литературная Россия. — 2005. — № 42. — С. 12-13.
  24. Маркова, Т. Н. «Особый язык» прозы В. Пелевина / Т. Н. Маркова // Русская речь. — 2005. — № 1. — С. 46.
  25. Быков, Д. Вот, новый оборот : о новом романе Виктора Пелевина «Священная книга оборотня» / Д. Быков // Огонек. — 2004. — № 46. — С. 54.
  26. Шаргунов, С. Удава проглотили кролики : кое-что о новом романе Пелевина / С. Шаргунов // Вопросы литературы. — 2004. — № 5. — С. 43.
  27. Маркова, Т. Н. Метафорическое пространство в прозе В. Пелевина / Т. Н. Маркова // Русская речь. — 2004. — № 5. — С. 44.
  28. Окулов, В. современные сущности / В. Окулдов // Литературная Россия. — 2003. — № 35. — С. 15.
  29. Гаврилов, А. Диалектика пустоты / А. Гаврилов // Книжное обозрение. — 2003. — № 35/36. — С. 2, 15.
  30. Мнацаканян, С. Пелевин & пустота, или Как продать слона / С. Мнацаканян // Литературная газ. — 2003. — № 37. — С. 2.
  31. Новое поколение выбирает «П» // Тух, Б. Первая десятка современной русской литературы / Б. Тух. — М., 2002. — С. 193-232.
  32. Пронина, Е. Фрактальная логика Виктора Пелевина / Е. Пронина // Вопросы литературы. — 2003. — № 4. — С. 5.
  33. Свердлов, М. Технология писательской власти : о романах В. пелевина / М. Свердлов // Вопросы литературы. — 2003. — № 4. — С. 31.
  34. Нагорная. Н. Сновидения и реальность в постмодернистской прозе В. Пелевина / Н. нагорная // Филологические науки. — 2003. — № 2. — С. 44-51.
  35. Репина, М. В. Новая баллада о Востоке и Западе / М. В. Репина // Экология и жизнь. — 2002. -№ 6. — С. 7-9.
  36. Пелевин Виктор // Литературная Россия. — 2002. — № 50. — С. 11.
  37. Адамович, М. Соблазненные смертью / М. Адамович // Континент. — 2002. — № 114. — С. 405-419.
  38. Чалмаев, В. А. Экспериментв Виктора Пелевина / В. А. Чалмаев // Литература в школе. — 2002. — № 5. — С. 23-25.
  39. Басинский, П. Писатель нашего времени / П. Басинский // Нева. — 2002. — № 2. — С. 188-192.
  40. Быков, Д. ПВО / Д. Быков // Огонек. — 2002. — № 22. — С. 50-52.
  41. Аннинский, Л. Песнь пепси в утробе поколения, которое, смеясь, рассталось со своим будущим / Л. Аннинский // Литературная учеба. — 2001. — № 2. — С. 53-60.
  42. Гетманский, И. Загадки и отгадки Виктора Пелевина / И. Гетманский // Литературная Россия. — 2000. — № 27. — С. 6.
  43. Ермолин, Е. Варварская лира / Е. Ермолин // Континент. — 1999. — № 101. — С. 328-345.
  44. Басинский, П. Синдром Пелевина / П. Басинский // Литературная газ. — 1999. — № 45. — С. 11.
  45. Некрасов, С. В. Мечты, мечты, где ваша сладость? / С. В. Некрасов // Библиография. — 1999. — № 3. —С. 67-76.
  46. Филиппов, Л. Полеты с затворником / Л. Филиппов // Звезда. — 1999. — № 5. — С. 205-213.
  47. Филиппов, Л. Honnor vaculi (Боязнь пустоты) / Л. Филиппов // Знамя. — 1998. — № 10. — С. 204.
  48. Генис, А. Виктор Пелевин / А. Генис // Континент. — 1997. — № 94. — С.292.
  49. Генис, а. Поле чудес / А. Генис // Звезда. — 1997. — № 12. — С. 230-233.
  50. Басинский, П. Новейшие беллетристы / П. Басинский // Литературная газ. — 1997. — № 22. — С. 11.
  51. На провокационные вопросы не отвечаем // Литературная газ. — 1997. — № 18\19. — С. 10.
  52. Курицын, В. Великие мифы и скромные деконструкции / В. Курицын // Октябрь. — 1996. — № 8. — С. 187.
  53. Пелевин Виктор. Зомби по-советски // Общественные науки и современность. — 1993. — № 6. — С. 157.

Гаррос Александр, Евдокимов Алексей — лауреаты премии 2003 года

Александр Гаррос и Алексей Евдокимов — молодые (оба — 1975 года рождения) журналисты. Вместе работали в Риге в отделе культуры ежедневной русской газеты «Час».

Сейчас Александр Гаррос живет в Москве, работает в «Новой газете». Алексей Евдокимов по-прежнему рижанин.

Гаррос Александр, Евдокимов Алексей. [голово]ломка.

Предуведомление:

Большинство персонажей романа имеют реальных прототипов. Большинство мест, где происходят события романа, реальны. Все процитированные в романе фрагменты бизнес-текстов, а также принадлежащие перу героя тексты с жесткого диска не являются плодом авторского вымысла, а взяты из жизни.

В «[голово]ломке» союзницей «высокой» культуры выступает пересаженная на русскую почву субкультура западного бизнеса — бесчеловечная, лживая, снобистская и, в конечном счете, тоталитарная. Бунт героя оказывается, в конечном счете, бунтом стихии, естественного начала мира. Однако начало это не менее страшно, нежели псевдокультура. Руссоистского и романтического благодушия в отношении к природе ожидать не приходится. Речь идет о пробуждении не природы, а именно стихии, то есть неуправляемой и страшной естественности.

Что это? История о том, как мелкий банковский пиар-менеджер превращается в безжалостного супермена? Или — история обыкновенного безумия? Или — история конца света, наступающего для одного отдельно взятого человека? Или — русскоязычная версия «Бойцовского клуба» и «Американского психопата»? Или, может быть, пересказ модной компьютерной игры? Это — головоломка, шокирующая литературная провокация, крепко замешанная на жестком триллерном сюжете.

Все лексические и синтаксические вольности данного текста, включая случаи употребления и варианты написания слов из различных профессиональных, национальных, криминальных и молодежных арго, — на совести авторов. Точнее, на совести той взбаламученной языковой реальности, которой они старались следовать и которая не успела пока что осесть в орфоэпических словарях и университетских учебниках.

Интервью с Александром Гарросом и Алексеем Евдокимовым

— Как вы нашли друг друга?

Гаррос: Мы познакомились в восьмом классе средней школы, придя из двух разных школ в одну. Сначала просто дружили, потом стали вместе писать в газету периодически, а потом еще решили и с книжками попробовать. Что-то получилось.

— Вот мне всегда интересно, как люди вдвоем пишут? Какой первый текст вы написали вместе?

Гаррос: Вообще первый текст? Это в пучинах истории похоронено, какая-то газетная статейка. Понятно, что когда люди плотно общаются и у них более-менее схожие взгляды на жизнь, на происходящее вокруг, на книги, фильмы и так далее, они привыкают все обсуждать и им гораздо проще что-то писать вместе, потому что нет ни особого личностного барьера, ни идеологического. Если убеждения схожи, подходы схожи, опыт схож, тогда это не так сложно, можно договариваться и организовывать процесс.

— Вы наверняка же списываете персонажей каким-то образом с друзей. Друзья вас за это бьют или что?

Евдокимов: Плохи были бы наши дела, если б нас так легко было побить.

Гаррос: Друзья нормально к этому относятся.

— Вы их предупреждаете?

Гаррос: Иногда предупреждаем. Но не всегда. Все-таки обычно с друзей мы списываем не каких-то жутких отрицательных персонажей... Хотя бывало по-разному. Нормально относятся. Все-таки наши друзья — это люди с маломальским чувством юмора. Понимают.

— После «Головоломки» было много сообщений, что банк Риги возмутился, еще кто-то возмутился... Вы сами преследованию подвергались?

Гаррос: Нет, преследованию мы не подвергались.

Евдокимов: Это был президент банка, мы не вполне с него списывали главного урода в «Головоломке», но он узнал себя в этом уроде, по собственной инициативе, очень много нас крыл. Он сделал совершенно шикарную рекламу, спасибо ему за это еще раз.

— Кем вы мечтали быть?

Гаррос: Стандартный набор советского мальчика — начиная от космонавта и далее везде.

— А почему журналистика?

Гаррос: Некоторым образом это даже не мы решили, а жизнь за нас решила, потому что началось все с гуманитарного лицея, в котором мы познакомились. Пришли туда после восьмого класса, причем ни я, ни Леха не были такими уж убежденными гуманитариями, юными гениями, вундеркиндами. Ничего подобного.

Евдокимов: Это было очень специфическое учебное заведение. Нас там сориентировали на гуманитарную сферу. Нам совершенно не преподавали естественных наук. У нас преподавали всяческую филологию.

— А много ли вы работаете?

Гаррос: Я, живя здесь, активно работаю по своей главной специальности журналистом. Я работаю не то чтобы очень много и не умираю на работе, но каждый день регулярно...

Евдокимов: Я сейчас живу в Риге, веду нормальную жизнь безработного. Я не работаю нигде. Что положено делать безработному? Ну, пьянствовать. Вот пьянствуешь, пьянствуешь, потом смотришь — чего-то там в компьютере зародилось... Я сам себе поражаюсь, какой я молодец.

— Литература — это работа?

Гаррос: Конечно работа. Это труд.

— Но это труд, который в радость?

Гаррос: В конечном итоге — да. А в некоторые моменты, вот Леха не даст соврать, бывает, думаешь, «какого хрена я этим занимаюсь, как меня это все достало».

Евдокимов: Работа сложная достаточно, кропотливая. Когда у тебя получается хорошо и когда тебе кажется, что у тебя получилось, ты испытываешь удовольствие. Бывает, что не получается, и тогда ты испытываешь отрицательные эмоции. Но это те же эмоции, что и в любой другой работе.

— Вы видите ошибки в своей работе?

Гаррос: Постфактум, конечно, видим, иначе бы сразу это исправили. По прошествии некоторого времени иногда думаешь, что ряд вещей сделал бы иначе, а чего-то вообще бы не сделал. Пока до того, чтобы посмотреть на свой текст и сказать: «Боже, какой бред я написал!», не доходило. Не исключено, конечно, что и дойдет.

— Бывали ли ситуации, когда один исправлял ошибки другого?

Гаррос: Конечно, бывали ситуации, когда один пытается что-то предлагать и не замечает, что в этом скрыт изначальный изъян, а соавтор, соответственно, говорит: «Погоди, так не сходится, не складывается».

— Не бывает в этот момент ревности: «ведь это мое, это я сделал»?

Гаррос: Я думаю, что все-таки не возникает, по той причине, что никто из нас не пытается выворачивать самые глубинные слои себя и вкладывать в это.

Евдокимов:Да. Наша литература достаточно технологична, это не какой-то психоаналитический процесс. Вот пишут люди вдвоем на социальную тему. Они вырабатывают какую-то технологию совместного писания, выбирают определенную тему, обсуждают ее между собой, приходят к каким-то общим выводам, пытаются эти выводы воплотить либо в эссеистику, либо в литературу. Технология чуть-чуть разная, но подход один.

В наших литературных произведениях очень много журналистики. В них очень много реальных людей. В них полно реальных коллизий. В них велик элемент памфлета.

Использованный источник http://www.razgovorchiki.ru/arkhiv/evokimovandgarros.htm

Александр Проханов — лауреат премии 2002 года

Александр Андреевич Проханов (р. 1938) — советский и российский политический деятель, писатель, публицист. Член секретариата Союза писателей России, главный редактор газеты «Завтра».

Проханов, Александр. Господин Гексоген : роман / А. Проханов. — М. : Ад Маргенем, 2002. — 474 с.

Роман Александра Проханова «Господин Гексоген» вновь, совершенно неожиданно, поднял литературу до уровня политики — первый раз с диссидентских времен. Даже история его публикации своеобразна. Он был напечатан в сентябре 2001 года специальным выпуском при руководимой самим Прохановым газете «Завтра» и дружественной «Советской России» — то ли в качестве акции, вроде: «Всем, всем, всем!», то ли потому, что журнал «Наш современник», где Проханов постоянно печатается, на этот раз перепугался нового нестандартного откровения своего автора.

Его хвалят (по слухам) либеральные политики и бывшие либеральные же критики. А прочие не ругают (из тех, кто читал), а, скорее, иронизируют. Пророчат получение премии «Национальный бестселлер». Одиозный писатель написал своеобразный шедевр.

Свершилось... Народный трибун, бичеватель пороков постсоветской власти и не скрывающий своих убеждений антисемит увенчан лаврами «Национального бестселлера».

Само название рассчитано на то, чтобы сразу привлечь внимание: что-что, а взрывы домов в Москве и Волгодонске, после которых слово «гексоген» вошло в речевой обиход, — тема, безусловно, горячая, и массовый читатель просто обязан рефлекторно отреагировать на ключевое слово. Другой вопрос, что ничего особенно нового Проханов по этому пункту не сообщил — версию о причастности ФСБ мусолили все, кому не лень, к тому же собственно господину гексогену места в тексте отведено очень мало. Но — дорога ложка к обеду. Выходу ад-маргиновской книжки сопутствовал взрыв либерального возмущения по поводу возвращения к тоталитарным методам управления, введения цензуры и прочего закручивания гаек, кроме того, он практически совпал с антипутинской акцией Березовского — когда в Лондоне шумно демонстрировался фильм, обещавший изобличить ФСБ, в том числе и в причастности к означенным взрывам, — но так, по существу, ничего и никого не изобличивший.

Так что роман Проханова был прямо-таки обречен на успех.

Роман можно назвать продолжением его «Красно-коричневого», напечатанного в «Нашем современнике» в 1999 году. Герой, на этот раз его фамилия Белосельцев, как и в «Красно-коричневом», много лет провел в «горячих точках», служа Родине (под личиной советской власти и партии). Теперь он всеми покинут, разочарован в жизни, в ужасе от того, во что, гады, страну превратили за последние восемь лет (время действия на этот раз — 1999 год). Герой снова ходячий визионер, этакий Сведенборг или Беме, за повседневной действительностью улавливающий борьбу космических сил добра и зла, то и депо грезящий наяву, раскрывая потаенные сущности объектов и явлений. Он — как и в «Красно-коричневом» — вовремя оказывается в местах наибольшей концентрации событий, свидетель-разведчик и участник борьбы таинственных сил, одни из которых хотят погубить Россию окончательно, другие — ее посильно спасают. Россия по-прежнему место онтологического добра, которую за это ненавидит весь мир, во зле лежащий. И, как истинный разведчик в стане врагов, он должен опять идти на зло ради последующего торжества добра. Вообще, набор сюжетных ходов и идей у Проханова традиционен.

Непонятно, за что, собственно, герой борется? Сумбурность идеалов и есть главная слабость «патриотического» лагеря. Генерал КГБ раздавлен поражением в августе 91-го, не может прийти в себя от «остановки сердца Красной империи», демонтажа памятника Дзержинскому — и при этом цитирует Гумилева, этим самым Дзержинским расстрелянного, идет в церковь на отпевание друга и учителя по КГБ, незадолго до смерти крестившегося, который был вхож к Патриарху и к которому самому ездили нынешние банкиры и политики. Герой кладет огненные кресты себе на грудь, от которых Дзержинский должен был бы в гробу ворочаться, любуется на храмы, в том числе восстановленные ненавистными демократами, восхищается Лентуловым и Гончаровой, возвращенными при ненавистном Горбачеве,

радует себя пивком в приличной современной пивной, что с «развитым социализмом», как мы помним, несовместимо, и ностальгирует по прежней России, где все было благородно и благостно, а евреи сидели в черте оседлости.

Нет той России, идеальной России, которую он потерял и которую хочет воскресить. Одна «Россия» отменяет другую или противоречит другой.

Белосельцев клянется в верности Ленину. В церкви (к которой Ленин относился известно как) он встречает юродивого Николай Николаевича, впоследствии играющего очень большую роль в романе, тот проповедует герою о метро, чреве Змея, который хочет погубить Россию, и Ленине в Мавзолее, который бережет Кремль и Россию, и как только его уберут — России конец. Того самого Ленина, который проповедовал пораженчество в Первую мировую войну. Куда более умеренная позиция «либеральной прессы» в Первую чеченскую войну вызывает у героя нескрываемое отвращение.

Вообще, эта непоследовательность, нелогичность, наивный синкретизм — очень русская черта, присущая простым людям. Соединить Богородицу и Сталина — и считать, что установил последнюю истину.

Роман начинается классически — с совпадений, вроде как в «Мастере и Маргарите». Герой вспоминает гумилевский стих об Африке, созерцая коллекцию бабочек, собранных в разных странах мира, где в прежние годы ему приходилось «работать» (воевать и разведывать). И тут же раздается звонок старого приятеля по органам, сообщающего о кончине бывшего начальника, в эту самую Африку его посылавшего, к тому же носившего прозвище Суахили.

Его бывшие коллеги по КГБ, приехавшие на отпевание в храм, — ныне советники новых магнатов (Астроса и Зарецкого, то бишь Гусинского с Березовским), неплохо устроившиеся в новой жизни.

После похорон генерала Белосельцев, уже получивший в церкви мистический знак, посвящается в страшную тайну. Некие честные патриоты из бывших сотрудников КГБ организуют заговор с целью замены Президента (который фигурирует в романе под изящной кличкой Истукан) своим человеком под именем Избранник (с чертами нынешнего президента), стремясь обрести власть, восстановить Империю, вернуть России величие, которое было у нее при Сталине. Причем в своей деятельности они видят христианскую миссию, так что бывшие сотрудники КГБ становятся и новыми крестоносцами, и даже новыми апостолами! Пока Белосельцев фантазировал, переживал, любовался бабочками, бессмысленно бегал защищать Дом Советов в 93-м, его друзья работали: то есть «на пользу общего дела» организовывали покушения, прослушивания, сливали компромат, устраивали перестановки в правительстве, изменяли направление денежных потоков, подтачивая демократию и деморализуя страну, по принципу: чем хуже — тем ближе падение ненавистного строя.

Основная сила, которой располагает Центр, заимствованная из арсенала старого КГБ, — «умение искусственно создавать конфликты и управлять ими». Читателю должно стать ясно, кому мы обязаны всеми своими бедами и конфликтами.

Герои Проханова довольно откровенно разглагольствуют о тактике бывшего КГБ, например об идейной торговле наркотиками — дабы отравить ненавистную Америку, об искусстве управлять пороками и слабостями, «разработанном в иудейских молельнях» и взятом на вооружение Сталиным, стравившим и уничтожившим всех своих врагов, ставшим единовластным правителем «Красной империи», которую он сделал мировой и космической. Метод, которым в совершенстве владели Дзержинский и Берия, и теперь успешно используется Центром. Все сгодится ради благой цели — величия Родины.

Старик-генерал вдруг видится Белосельцеву в виде Распятого. Кощунственно, но, с другой стороны, почему нет: они распинали — их распинают. Однако, они и «распятые» жрут семгу и запивают французским вином. Они постоянно рассекают по городу на «мерседесах», пренебрегая правилами уличного движения, в то время как постовые отдают им честь, организуют скромные застолья в закрытых фондах, охотничьих хозяйствах и пр. Ничего не изменилось, все по-прежнему принадлежит им, хоть и под другими марками и крышами. То есть добросердечные либералы, как и в 17-м, были не правы, не пересажав, не перестреляв их всех, что те непременно сделают с либералами; придя к власти. «Сберегите себя для будущего... Когда можно их будет стрелять безнаказанно...» — говорит генерал Авдеев, по прозвищу Суахили, глава заговора, духовный учитель и наставник главного героя — в трагические дни 91-го. «Мы вернем тебя на площадь», — клянутся они памятнику Дзержинскому в 99-м. «И те, кто пачкал тебя, подвешивал в петле, повезут тебя обратно на своих горбах. Впряжем их в

платформу, и они, с надутыми пупками и выпавшими грыжами, повезут тебя на Лубянку...» Красноречивое признание.

Своеобразным достоинством текста является его абсолютная неполиткорректность. Проханов не боится, что подставляет себя под упреки в разжигании национальной розни. Он откровенно высказывает мнение улицы, какое бы грубое оно ни было. Роман дышит прямо толстовской гипнотически-навязчивой правдолюбивой ненавистью. Пусть сами объекты ненависти часто или ошибочны, или того не стоят.

Ненависть делает Проханова поэтом: своим врагам по демократическому лагерю он навыдумывал изощреннейшие казни, уничтожил их под видом монстров в компьютерной игре, которой и является «Господин Гексоген». И, словно на дисплее, все предметы у автора имеют грубую, сомнительную натуральность и очень яркие, довольно отличные от реальных цвета. Это особенность авторского зрения, такой специальный дальтонизм. Фиолетовый цвет — вообще любимый и доминирующий.

Но, в конце концов, это и есть его стиль, такой а-ля рюс, щедро-матрешечный, как на какой-нибудь русской ярмарке, приторно-избыточный, с перебором вплоть до дурновкусия и смешения всего в одну кучу. Та же история и с идеями.

Важным моментом романа является эволюция героя из разведчика в стане врагов-демократов, в контрразведчика, причем контрразведку он ведет ни для кого, ибо не знает, кому он мог бы передать известную ему информацию. Он хочет понять, кто реальна управляет «Проектом Суахили» и в чем по-настоящему он состоит?

Ближе к концу романа автор теряет скромность. Умеренно-авантюрный сюжет о заговоре патриотов с целью провести в президенты своего человека (Избранника), который в будущем спасет Россию, он заменяет сюжетом о некоем глобальном заговоре, цель которого — мировое господство ни больше ни меньше, в котором и России и Избраннику уготована служебная роль. Вот в чем настоящая цель «Проекта Суахили» — создание однополярного мира, утверждение мировой власти, которая исключит конфликты и войны. Этот заговор, мечта о мировом господстве, тянется аж с доисторических времен, а если быть мистически точным, то с сатанинского бунта. И ясно, на чьей стороне КГБ. С точки зрения этой глобальной задачи — взрыв дома в Москве, на который Белосельцева заставляют смотреть, — полный пустяк.

Однако обнаруживается и третья сила, помимо лживых либералов и коварного КГБ, принимающая участие в борьбе. Оказывается, кроме «еврейского ордена КГБ» еще при Сталине был якобы образован тайный «русский орден ГРУ», военной разведки, также борющийся за Избранника и конкурирующий с КГБ, сокровенная цель которого, оказывается, была развалить Советский Союз и сдать его американцам, превратив Россию в сырьевой придаток.

...Очевидно, по сей день продолжается конкуренция и жива ненависть старых контор: КГБ и военной разведки. Проханов, очевидно, на стороне последней. Поэтому основные участники «Проекта Суахили» погибают в конце романа от рук «ордена ГРУ». Но стоит ли ставить теперь на этот «орден»? Герой не знает, читатель и подавно. Проханов хочет говорить о серьезных вещах, но для решения задачи вводит выдуманные коэффициенты и непроверяемые формулы, уместные в его мифо-поэтических детективах, но не более того.

А если к этому добавить постоянные психоделические галлюцинации героя, вещие сны, контакты с Богом, озарения, провалы во временные тоннели и существование в параллельной действительности, то и правда кажется, что перед нами не разоблачительный роман-памфлет, а неизвестный текст Пелевина.

Надо ли пояснять, что это абсолютно пессимистическое произведение: герой разочаровывается в друзьях, во врагах, утрачивает дорогие мифы. Более того, он не дает России ни единого шанса, ни на что не надеется, признает безнадежной любую борьбу, оставляя некую настоящую Россию лишь в своей душе, нетронутую никакой, в том числе идеологической порчей. Отказ от борьбы за нее, а просто существование в ней и с ней — и есть важнейшее открытие героя, как я его понимаю. В меру и грустное и здоровое.

Не исключаю, что Проханов хотел сказать что-то совсем иное. И еще скажет. А этот роман автору словно не подчинился — и слава Богу, продемонстрировав свободу от автора, что является отрадным свойством литературы.

Кто такой Александр Проханов?

Скорее всего, человек оркестр;

трубадур красной империи;

последний солдат декаданса;

прикольный динозавр;

кочующий теплоход «Александр Проханов»;

монархист советского строя...

И это все о нем

Проханов — независимая и гордая личность: не был ни комсомольцем, никогда не состоял в КПСС или в других партиях. Он имеет множество советских орденов и наград. Его роман «Господин Гексоген» в 2002 году провозглашен «Национальным бестселлером». Недавно Проханов стал лауреатом Большой Бунинской премии в номинации «Публицистика». Захотелось увидеть его в домашней обстановке. Александр Андреевич согласился. И в нерабочий день — в праздник иконы Казанской Божией Матери — он встречал машину «МК» у ворот дачного поселка. Просторный его дом по внутреннему убранству — скромное жилище поселкового типа... Главная радость этого дома — жена и дети. У Александра и Людмилы двое сыновей и дочь. И восемь внуков.

По узкой деревянной лестнице поднимаемся на второй этаж, в его кабинет, и сразу оказываемся в окружении его акварельных работ на старорусскую тему. Увлеченно автор изобразил акварелью Русский Рай, словно он искал в нем свое духовное спасение. Жестокий человек никогда не вообразит Россию такой праздничной — с зелеными, красными, белыми и сиреневыми лошадками, с петухами и индейками она возносится в небо.

— Что побудило вас взять в руки кисть?

— После множества скитаний по деревням и весям я написал первую свою книжку, самую любимую. Издали ее, скажу откровенно, бездарно. И я решился ее проиллюстрировать. Открыл акварельные краски... Рисовал полтора года, увлеченно, как будто у меня за плечами стоял ангел и диктовал свои откровения. А потом вдруг все видения исчезли. Закончились, словно ангел улетел.

— Когда-нибудь их выставляли?

— Перед изданием «Крейсеровой сонаты» я устроил выставку этих акварелей. Корреспондент «МК» написал о ней, что эти картины пахнут медом.

В кабинете полстены занимают старинные храмовые иконы со следами давних церковных погромов. Краски потускнели, местами облупились, грунтовка кое-где вспухла...

— Александр Андреевич, иконы находили среди щебня и развалин?

— У этих икон самые разные истории. От некоторых люди просто хотели избавиться. Вот эта валялась в развалинах храма без кровли, поливалась дождями, чудом сохранилась. Она часть Каргопольского иконостаса. А эту икону Александра Невского, моего святого, мне подарил Илюша Глазунов.

— Александр Андреевич, расскажите о вашей семье.

— Во мне две родные ветви — прохановская и фефеловская. С одной стороны ветвь модернистского баптизма — дед Проханов был евангелистом. Двоюродный мой дедушка Иван Степанович Проханов решил стать лидером этого направления. Родной дед занимался философией, теософией. Сам про себя я не могу сказать, имею ли я глубокие корни философского умонастроения. Мне дороже молоканская вера. Мы из молокан, люди замкнутые, своенравные, ходим в таких длинных зипунах, готовим молоканскую лапшу. С вами, православными, мы очень осторожничаем. Когда-то все православные иконы, книги мои предки погрузили на телеги, передали православным батюшкам и уехали на Кавказ.

— Ваш отец участвовал в Великой Отечественной войне?

— Папа, царствие ему небесное, погиб под Сталинградом в 43-м году. Это еще одна жертва на алтарь любимой мной империи. Я был единственным сыном у мамы. Меня воспитали женщины, мама и бабка. Я очень высоко думаю о женщинах. У меня ко всем женщинам — и молодым, и среднего возраста, и пожилым, — ко всем чувство поклонения.

— Александр Андреевич, почему из множества институтов вы выбрали МАИ?

— Когда начинаешь об этом размышлять, в голову лезет какая-то мифология. Если продолжать

тонко и неизысканно лгать о себе, скажу: я не был технарем. Рос гуманитарием. Мама — архитектор, бабка — тоже гуманитарный человек. Я был воспитан не на ревущих моторах. Но моей молодости досталось удивительное время, когда Советы рвались в небо. Я жил в Москве, в Тихвинском переулке. Казалось, прямо в форточку врывались эскадрильи самолетов. Стремительно, как мерцающие звезды, пролетали истребители. Меня это завораживало.

— Влюбился в авиацию. Получил диплом инженера в 61-м. А через два года оказался в Карелии лесником. Искал в лесах тишину, одиночество?

— Я устал от обилия, сверкания люстр в танцевальных залах, устал от офицеров, щелкающих каблуками на паркете перед цветником барышень. Тошнило от эпиграмм, от мадригалов.

— Вас считают чрезмерно политизированным писателем, далёким от жизни простого человека. Вы с этим согласны?

— Я живу в контексте крупных общественно-политических событий, сваливающихся на наши головы. Эти события — две чеченские войны, например. Или государственный переворот 1991 года. Или взрывы домов в Москве. И мимо этих грозных, знаковых явлений, разумеется, не может пройти неравнодушный человек, тем более писатель. Я стараюсь всё это отражать в своих романах, где действуют и самые обычные люди, и крупные, достаточно известные личности. Для меня политика не является запретным плодом, напротив — я живо интересуюсь всеми процессами, происходящими в нашем государстве.

— Вы очень плодовитый прозаик, выпускающий роман за романом. Между тем ваши книги остаются практически незамеченными крупными литературными премиями. Ну разве что присуждение вам «Нацбеста» в 2002 году за роман «Господин Гексоген» можно считать исключением. В чём причина того, что ваши произведения не попадают не только в шорт, но и в лонг-листы литературных премий?

— Может быть, это просто плохие тексты, недостойные рассмотрения? Либеральные критики — существа утончённые, задающие крайне высокие критерии. Если ты не пишешь о каком-нибудь несчастном еврее, о каком-нибудь музыканте, умершем в гетто, то и относиться к тебе будут как к плебейскому романисту. Я объясняю сложившуюся ситуацию именно этим — несовершенством своих произведений и утончённостью вкусов членов жюри премий. Считаю, что присуждение мне «Национального бестселлера» было ошибкой. Дали, что называется, по недогляду. А Бунинская премия, которую я получил совсем недавно, — это вообще недоразумение. За такие тексты, как мои, не дают премий.

— А что вы можете сказать о современном романе? Говорят, что роман в его классическом понимании давно умер. Но многие современные писатели, в том числе и вы,своим творчеством опровергают данное утверждение.

— Мне трудно ответить на этот вопрос. Я мало читаю, практически не слежу за современным литературным процессом и не провожу сравнительного анализа — какой роман считать классическим, а какой модернистским или постмодернистским. Для меня важна в первую очередь реальность. Родина, человек, судьба. И всё это я помещаю в метафоры, которые мне предлагает сама история. Я очень озабочен тем, чтобы не пропустить, не проворонить очередную историческую метафору. Всё, что находится вне этого контекста, мало меня интересует. Да и плохой из меня литературный критик и теоретик, если честно...

— Вас чаще можно увидеть в политических ток-шоу, чем в новостях о культуре...

— Ну и что? Мне это абсолютно не мешает. Во мне, как говорится, живёт дух публицистичности, я полон сил, желания бороться за свои идеалы, у меня немало противников, недругов. И сражаться с этими людьми на широкой авансцене — большая радость. Есть тихие камерные писатели, которые так же яростно любят и ненавидят, но витийствуют, только сидючи в ресторанах. А я стараюсь выступать перед широкой аудиторией. Всё это в русле моих переживаний, деяний, но от этого я вовсе не перестал быть писателем и, как вы заметили, издаю книгу за книгой.

— Почти 20 лет вы являетесь главным редактором газеты «Завтра». А если отсчитывать с момента её основания, когда она называлась «День», то получается, что и больше 20... Вам не надоело?

— Вообще всё когда-то надоедает. Жить, например, надоело. Каждое утро просыпаться, каждую ночь засыпать. Писать надоело. Интервью регулярно давать надоело...

— И политика?

— Ну вот, наверное, нет. Всё-таки давайте понимать политику несколько шире самого термина. Политика для меня — это и жизнь, и литература, и всё, что угодно. Все мы зависим от политики, и хочешь не хочешь, а приходится с этим считаться. Я изначально был «имперцем», патриотом «Красной империи». Теперь, когда её нет, я прогнозирую появление новой, так называемой «Пятой империи». Много размышляю об этом, пишу, говорю. И вот именно сейчас, когда продолжается битва за нашу Родину, я не могу просто так исчезнуть по доброй воле с арены, пойти на какие-то компромиссы... Ради чего? Чтобы получить ещё раз «Национальный бестселлер» или «Большую книгу»? Я — часть этой битвы и продолжаю стоять на позициях русского империализма, нравится это кому-то или нет.

— Как бы вы охарактеризовали свой стиль?

— Я прожил большую жизнь, много бумаги исписал. И много литров чернил опрокинул на свои пиджаки и брюки. И все время боролся за стиль. Русская литература очень жадна до описании. В ней какая-то болезненная страсть все описать, все выразить. И ни одна из литератур мира так восхитительно не описывает природу, как русская. Вторая религия России — это природа. Описание русскими людьми природы, приверженность родине как природе и природе как родине — это, конечно, религиозное чувство. Но русские очень плохо описывают машину. Любовь к природе — причина враждебности к ней. Была попытка у Платонова писать машины, но он писал не о машине как таковой, а о том глубоком рваном следе, который она оставила в народной жизни.

У каждого художника свой стиль, свои отпечатки пальцев в литературе. Каждый новый художник начинает не с ноля. Он читает Пушкина. Державина, Булгакова, Шолохова с детства. Какое-то время он может подражать им, но, когда этапы ученичества пройдены, он выходит в открытое поле, по которому могут в это время ползти танки, и он должен писать сам, без оглядки на «Повести Белкина» и «Записки охотника». И тогда он убеждается, что совсем бессилен. Он карабкается по отвесной скользкой стене, чтобы увеличить высоту своей личной и, может быть, мировой культуры на один миллиметр. Это страшная задача. Попробуйте преодолеть умение своих предшественников и выразить то безымянное, огромное, живое, иногда восхитительное, жуткое, что трепещет перед вашим взором.

В таких непомерных усилиях рождается стиль. В литературу вносишь крупицу того, что еще вчера было безымянным. Уходя, оставишь по себе только кромку стиля. У моего стиля свои особенности. Один из них — метафора. Я не знаю точно, метафорист ли я, но скорее да. Мне плохо удаются психологические отношения, меня они даже мало интересуют. Метафора кажется мне очень экономным способом изображать. Конечно, метафора громоздка. Проще сказать: столб деревянный, а небо синее. Но через метафору можно описать колоссальное количество явлений и одновременно изобразить пространство, время, цвет, звук, прозрачность, жизнь, смерть. Я думаю, что электронный супермозг, который когда-нибудь создаст человечество, будет мыслить метафорами. Сознание, электронное, технотронное, — это сознание метафорическое. Метафора — это лингвистическая притча. Аналогом метафоры в литературе является притча в Священном Писании. Но это все лирика, которая может быть интересна только художнику, а читателю она не важна. Читатель все это пропускает, он смотрит на роман панорамным зрением, он не изучает детали творчества, он помнит прочитанное месяц, а потом все это уходит в никуда. Я не знаю, сложился ли мой стиль до конца, теперь он, может, омертвеет, превратится в каменный барельеф, и ему больше не суждено будет видоизменяться.

— Так как все-таки ваша сверхзадача выражается конкретно, на практике?

— Мне бы хотелось успеть завершить мой безумный замысел. Я хочу через несколько лет издать семь книг, семь романов. Я их вижу стоящими один подле другого на книжной полке, оформленными одним художником. Романы, в которых живет, действует и страдает один и тот же герой — генерал Белосельцев, которому судьба дала уникальный опыт созерцания. Белосельцев, будучи слугой Империи, слугой страны, стратегическим разведчиком, побывал на всех войнах, которые вела империя за пределами своих границ: на афганской, африканской войне, в Никарагуа, Кампучии. Четыре из семи книг посвящены этим войнам. В следующих романах герой, потеряв свою страну, армию, идеологию, традиции, опрокинут в сегодняшнюю реальность и сражается в ней, ищет цель. И сам становится мишенью для непрерывных выстрелов.

Должна быть и книга, которая рассказывает о великой катастрофе, завершившей существование Советского Союза. ГКЧП, август, слом, когда Белосельцев, участник ГКЧП, видит, как улетают духи Красной Империи с Красной площади, провожает этих птиц, которые однажды залетели в Россию,

поселились здесь, прожили 80 лет, а потом снялись со своих гнездовий и красным косяком улетают в небытие, в другой мир, в другую галактику. Здесь же, в этой семерке книг, должен быть роман о 93-м годе. Он написан, это роман «Красно-коричневый». Это сражение вокруг Дома Советов, грандиозная эпопея пылающей Москвы, политическое сопротивление, портреты лидеров, партий, страшный огненный кровавый салют, который был устроен танками Грачева на набережной. И еще — «Господин Гексоген»... Многие из этих семи романов уже готовы. Я мечтаю, чтобы нашлись издатель и художник, который написал бы свою летопись этих явлений. Я думаю, что таким художником мог бы стать мой друг Геннадий Животов, который пишет свои арабески в газете «Завтра».

Эти семь книг — семь скрижалей, в которых я бы написал свою заповедь, геном Советской Империи. Потому что, если я этого не сделаю, не сделает никто. Я одинок, уязвим, ничтожен, задача непомерна. Я один вернулся с поля битвы, у меня ощущение, что вся моя рать полегла там. Красный полк красного князя Игоря полег в половецкой степи, а я, израненный, искусанный, изрезанный, хромой, с выбитым глазом, с отрубленной рукой, с пробитым копьем легким, вернулся в тихий монастырь. Я должен успеть написать свою летопись «Красная Империя». Потому что я разведчик.

Предки Проханова — молоканы. Оба деда писателя были священнослужителями. Один из них потом стал белоэмигрантом и скончался в Берлине.

Когда пришло время выбирать профессию, Проханов без раздумий решил связать себя с нарождающейся технократической цивилизацией. Окончив в 1960 году Московский авиационный институт, он поначалу с азартом включился в разработку управляемых ракет — ПТУРСов, но потом быстро перегорел и подался в лесники.

Ностальгия по патриархальному укладу жизни русской деревни определила настроения первой книги Проханова «Иду в путь мой». Она вышла в 1971 году. Юрий Трифонов, на которого первые прозаические опыты лесника с дипломом МАИ произвели очень даже неплохое впечатление, во вступлении к прохановским рассказам подчеркнул: «Почти физиологическое чувство Родины. Тема России, народа русского для Проханова не дань моде и не выгодное предприятие, а часть души».

Но здесь надо сделать одно отступление. Пока издательство рассматривало первую прохановскую рукопись, автор успел уже остыть от таёжных впечатлений. Он к тому времени успел познать и другие радости. В нём проснулся азарт репортёра, занятого поисками чего-то горячего. Не случайно когда в марте 1969 года на Дальнем Востоке запахло порохом, Проханов первым из московских журналистов добился разрешения посетить остров Даманский, откуда потом продиктовал серию героических очерков о подвигах советских пограничников.

Если же говорить о 1970-х годах, то Проханов в это время как мог воспевал технократическую цивилизацию. Свидетельство тому — романы «Кочующая роза», «Время полдень», «Место действия» и «Вечный город».

Когда начался афганский поход советской армии, Проханов первым из писателей отправился «за речку» и уже в 1982 году по горячим следам написал роман «Дерево в центре Кабула». После этого он сочинил романы практически обо всех последних «отрыжках» мировой революции: «В островах охотник...» (1983) (построен на кампучийском материале), «Африканист» (1984) и «И вот приходит ветер» (1984) — о Никарагуа.

К слову сказать, позже, уже в 2004 году, газета «Патриот» зачислила писателя в кадровый резерв Главного разведуправления Генштаба. Если верить источникам этого издания, романист дослужился до звания генерал-лейтенанта.

Ещё в застойные годы у Проханова появилась мечта возглавить какой-нибудь журнал. Но эти планы сбылись лишь в 1988 году. Союз писателей СССР с одобрения секретаря ЦК КПСС доверил ему журнал «Советская литература».

В политических кругах были уверены, что года через два романист сделает из «Советской литературы» мощный противовес либеральному «Огоньку». Но у самого Проханова возникли иные планы. Он раньше других понял, что дни Советского Союза сочтены и что в новой экономической ситуации писатели могут оказаться на задворках общества. Чтобы литераторы не пропали, романист разработал целый проект. В конце 1990 года он придумал писательский концерн, в который должны были войти Союз писателей России, ежемесячный журнал «Советская литература» и новая ежедневная писательская газета с условным названием «День». Естественно, ему хотелось лично возглавить этот

концерн.

Ведомая же им газета «День» особенно прославилась тем, что 15 июля 1991 года опубликовала манифест «Слово к народу». Подписанный рядом известных писателей и общественных деятелей, этот манифест ультралиберальная часть интеллигенции восприняла как идеологическую программу лидеров августовского ГКЧП.

Всю осень 1991 года сторонники победившего Ельцина как только ни пытались шельмовать Проханова. Но он стойко перенёс все удары. Более того, ему удалось найти надёжные источники достойного финансирования газеты.

А вот кровавой осенью 1993 года всё висело на волоске. После расстрела парламента жизнь Проханова оказалась в опасности. Спасибо отважному Владимиру Личутину, который попытался спрятать писателя в рязанских лесах. Да, сегодня ясно, что если б власть захотела, она, конечно же, разыскала бы опального редактора и на Рязанщине, и никакие б усилия Личугина не помогли. Но тогда, в 1993 году, все нюансы просчитать было невозможно. Кстати, как только опасность миновала, Проханов взялся за создание новой газеты «Завтра», которая продолжила традиции «Дня».

В начале 1990-х годов критик Павел Басинский пришёл к выводу: «Проханов-политик опоздал родиться. В иные времена он с его огромной энергией смог бы стать «буревестником», вести за собой толпу, возбуждая её и насыщаясь её токами. Сегодня его воля (любимое слово Проханова) пульсирует в пустоте... Иногда его просто по-человечески жаль! Дело в том, что Проханов всё-таки талантлив... Очерковый характер его лучшей прозы меня ничуть не смущает. С очерка начиналась почти вся настоящая русская проза... Трудно сказать, что именно заставило его очертя голову насиловать свой скромный талант... Может это и обидно звучит, но Проханов-писатель оказался значительно меньше того Проханова-героя, каким он неожиданно предстал на страницах своей новой беллетристики... Суть в том, что Проханов, не лишённый изобразительного таланта, но бедный воображением писатель, не нашёл ничего лучшего, как выдумать самого себя, представив в позе советского сверхчеловека, мужественного рыцаря современности, геополитического мистика, носителя нового трагического сознания... В то же время в прохановском лирическом герое было что-то странное. Он напоминал, с одной стороны, «маленького человека», вступившего в метафизический бой со своей социальной оболочкой и доведённого своей малостью до апофеоза гордыни («Сегодняшний день — есть день величайшего торжества! В Испании есть король. Он отыскался. Этот король я»), с другой — ницшеанского сверхчеловека, мечтающего «синтезировать в себе исчезающую эпоху и нарождающуюся грандиозную реальность во всей её, пусть устрашающей, красоте».

Тут имеет смысл поподробней поговорить о Проханове как о литераторе. Вот уже лет двадцать критики спорят: обладает ли Проханов художническим даром или он всего лишь ремесленник. Полагаю, что однозначного ответа никто не даст. Я, например, убеждён, что его рассказы «Родненький» и «Мусульманская свадьба» украсят любую антологию русской прозы двадцатого века.

Но ведь прохановский багаж не исчерпывается только двумя этими вещами. Он куда объёмней, потянет томов на пятнадцать. И как о них судить? Не знаю.

«Если в публицистике есть всё: энергия, победительное веселье .и так далее, то основные чувства, испытываемые героями романов Проханова, — это страх перед неизвестностью, точнее, непредсказуемостью будущего, очевидное отчуждение от народа, который каждый раз ведёт себя не так как мудрый, сильный ироничный народ из передовиц „Завтра“, но как толпа, не способная к конструктивным действиям».

Роман есть поиск цвета, вариативность решения, но не политический монолог, который не предполагает ничего революционно нового хотя бы потому, что досконально известен читателю из передовых газеты «Завтра».

Исключение составил роман «Господин Гексоген». Скандал начался с того, что в 2001 году рукопись этого произведения неожиданно для всех отвергла редакция журнала «Наш современник». В конце концов книгу выпустило либеральное издательство «Аdmarginem». Первая реакция либералов была резко отрицательная.

Вообще, многие критики — и левые, и правые — в последнее время всё больше и больше склоняются к мысли о том, что Проханов чересчур увлёкся во вред литературе политическими играми.

Большой, в масштабе 1:1, портрет уже написан Львом Данилкиным, автором самого основательного исследования о Проханове. Но тема далеко не исчерпана. «Человек с яйцом» вышел два

года назад. С тех пор Проханов успел выпустить несколько романов в издательствах «Амфора», «Вагриус», «Эксмо» и уйму передовиц в газете «Завтра». Плодовитость ему свойственна. Трудно сказать, сколько книг написал Проханов, ведь он нередко переиздает один и тот же роман (иногда слегка отредактированный, иногда переписанный) под разными названиями. Так, «Красно-коричневый» стал «Парламентом в огне», а теперь называется «Среди пуль». «И вот приходит ветер...» известен еще как «Бой на Рио-Коко» и «Контрас на глиняных ногах». У «Последнего солдата империи» есть две редакции. Но если даже не считать этих двойных тройных романов, то плодовитость Проханова все равно производит впечатление. Каждый год он выпускает не менее одного (нередко — два-три) романа, кроме того, регулярно сочиняет передовицы для своей газеты.

Проханов не только прозаик, но и политический деятель, журналист, издатель газеты «Завтра», самого успешного периодического издания националистической оппозиции. Между творчеством Проханова-писателя и публицистикой Проханова-журналиста нет четкой границы, ни идейной, ни эстетической. Его поздние (начиная со второй половины 1990-х) романы развивают идеи, выдвинутые в газетных статьях. «Галлюцинаторная» эстетика Проханова впервые появилась в газете «Завтра» и лишь затем перешла на страницы романов.

Дурную репутацию «нерукопожатного» человека Проханов заслужил еще в начале 1980-х. После «репортажного» романа «Дерево в центре Кабула» «он был подвергнут остракизму своими коллегами. С ним демонстративно переставали кланяться <...> его, исключили из круга порядочных людей». Проханов одобрял Афганскую войну, воспевал Советскую Армию в то время, когда для либеральной интеллигенции антисоветская фронда казалась позицией, единственно возможной для «порядочного человека». Абсолютная лояльность государству-империи обеспечила автору «Дерева» репутацию конформиста, «продавшегося с потрохами». Вскоре к нему приклеились ярлыки «соловей Генштаба» и даже «денщик Главпура».

Однако в 90-е государственник Проханов был одним из лидеров непримиримой оппозиции. Власть он клеймил неустанно, изобретательно, талантливо. К либеральному читателю в 2002 году (роман «Господин Гексоген») вернулся Проханов-оппозиционер, а не Проханов-государственник.

Между тем Проханов не вписывается в жесткую систему «конформизм- нонконформизм». Он государственник «не корысти ради». Русское государство, по мнению Проханова, может быть только империей. Империя — цель и смысл русской истории, «путь к Абсолюту, к идеалу, к коммунизму. Абсолютно идеальное трансцендентное бытие» (так сказано в романе «Надпись», 2005). Для Проханова история России едина: киевский, московский, петербургский и советский периоды — этапы развития империи. Каждая из империй достигает все больших успехов, все больше расширяет собственную территорию.

Прохановский идеал России — вовсе не Святая Русь, и даже не позднесталинский Советский Союз, а прекрасное футуристическое государство, основанное на высоких технологиях, мир, где счастье человеку принесут «космические вездеходы и поезда, работающие на энергии Солнца. Межпланетные „челноки“ и паромы с двигателями на фотонах... Агротехника лунных и марсианских садов» (роман «Экстремист», 2007). Именно технологии — основа русской мощи. Показательно название одной из самых известных передовиц Проханова: «Сталин — не бронза, а скорость света».

По мнению Проханова, в российской имперской экспансии заключен не экономический, а мистический и даже эсхатологический смысл: Россия создает Царство Небесное на земле. Сотворенный по образу и подобию Божьему человек стремится к Божественному идеалу, важнейший шаг к идеалу — создание «эликсира бессмертия» и воскрешение отцов (по Николаю Федорову).

Государство призвано осуществить этот грандиозный проект. Если государство не соответствует этому идеалу, значит, оно захвачено врагами, у власти находится временный оккупационный режим (ВОР). Против такого государства необходимо бороться всеми средствами. Внимательный читатель Шарова найдет в этой концепции немало знакомых мыслей.

В 90-е годы Россию, по мнению Проханова, оккупировали враги: «все русское небо было заполнено демократическими нетопырями и ведьмами». К врагам автор «Красно-коричневого» относит в первую очередь Америку, что неудивительно, ведь писатель и журналист Проханов не только сформировался в эпоху Холодной войны, но и был бойцом, солдатом, ветераном этой войны. Другой враг — российские либералы, пособники Америки, подточившие мощь советского государства. В одном из ключевых эпизодов «Последнего солдата империи» космический челнок «Буран», символ советской

технократической цивилизации, изнутри выедают тараканы, которые в данном контексте ассоциируются с либералами, «кухонными философами» (один из героев «Последнего солдата империи», интеллигент, скептик и циник, даже носит фамилию Тараканер). Врагами либералы остались и позднее. В 90-е годы, во время Первой чеченской войны, либералы при помощи СМИ «с тыла громили изможденную Российскую армию». Поэтому Проханов остается последовательным противником российских либералов: «Хороший либерализм — мертвый либерализм», — пишет он.

К врагам империи Проханов относит еврейский народ. Антисемитизм Проханова — тема для особого исследования. Возможно, на формирование антисемитских взглядов Проханова повлияли писатели-почвенники, с которыми он начинает сближаться на рубеже 1980-1990-х. Юдофобия была традиционно сильна в кругу «Нашего современника», где Проханов напечатал многие свои романы.

Отношение Проханова к политической элите 2000-х гораздо сложнее. Интересно посмотреть на эволюцию образа президента в творчестве Проханова. Впервые он возникает в романе «Идущие в ночи» (2000). Избранник, будущий президент, креатура банкира Парусинского (Березовского?), к ужасу последнего выходит из подчинения и поднимает тост «...за победу русского оружия!.. За русского воина!.. За Россию!..» Однако уже в следующем романе «Господин Гексоген» Избранник оказывается искусственно синтезированным андроидом, который после гибели своих создателей распадается, превращаясь в радугу. В «Политологе» и «Крейсеровой сонате» Проханов глумится над образом президента. Счастливчик из «Крейсеровой сонаты» — комический персонаж, игрушка в руках властного Роткопфа (Чубайса?). Ва-Ва из «Политолога» носит женское платье, танцует в кафешантане, превращается то в галактику, то в лобковую вошь.

Однако в 2006 — 2008 годах его отношение к президенту вновь меняется. И вот уже в романе «Теплоход «Иосиф Бродский» появляется светлый образ... нет, не президента, но президентского сановника, интеллектуала-силовика Василия Есаула (помесь Владислава Суркова с Игорем Сечиным и Дмитрием Козаком).

При этом Проханов все-таки остается оппозиционером. Его взгляд на происходящее, по крайней мере начиная с позднеперестроечного романа «Ангел пролетел», достаточно мрачен. Тональность его поздних вещей почти всегда алармистская и даже апокалипсическая: «Россия находилась во власти злодеев, расхищавших ее богатства, обрекавших русский народ на унылое прозябание <...> Обезлюдевшие русские земли заселялись воинственными кавказцами, предприимчивыми и неутомимыми китайцами, а управляющие страной упыри копили миллиардные состояния...» (роман «Холм», 2007).

Очевидно, отношение Проханова к власти колеблется в зависимости от того, возвращается ли власть к «имперской идее» или отказывается от нее.

Проханов не силен в психологической прозе. В его романах нет развивающихся характеров. Герой может до неузнаваемости измениться, но это будет не психологическая эволюция) а сбрасывание маски. Как и положено в конспирологических романах, герои Проханова носят «маски» и «маскхалаты» и снимают их в нужный момент. Русский аристократ Агаев, сбросив свой «непроницаемый хитин», оказывается евреем («Экстремист»), гэбэшник Копейко оборачивается казаком-антисемитом («Господин Гексоген»). В романе «Чеченский блюз» радушные хозяева, заслышав «Аллах Акбар!», преображаются в кровожадных убийц и начинают резать беспечных русских солдат. Не чуждый расизма, Проханов описывает преображение (сброс защитной оболочки) как смену расового типа. Так, в романе «Надпись» Исаков, интеллектуал «с добродушным русским лицом», во время русофобского монолога меняется на глазах: «...рыжеватые волоски на лысеющей голове <...> почернели, погустели, обрели волнистость <...> округлая голова вытянулась, похудела, стала жесткой, горбоносой <...> в нем проступил какой-то иной, ассирийский тип, невозможный в ярославских селениях».

Проханов известен своими метафорами. В русской литературе нет (и не было) другого писателя, способного сочинять разнообразнейшие сравнения и метафоры в «промышленных» масштабах. Впрочем, такое изобилие ведет к неизбежной инфляции слова. Даже самые роскошные метафоры легко теряются в потоках прохановского красноречия, обесцениваются. Избыточность оборачивается против самого писателя. Отсюда и фирменное дурновкусие Проханова.

Не только читатели, но и слушатели Проханова (например, на радиостанции «Эхо Москвы») сталкиваются с непрерывным речевым потоком, который беспрестанно генерирует все новые «перлы». Проханов не сочиняет метафоры, он мыслит и говорит метафорами. Если искусство — «мышление в

образах», то мышление Проханова — образец чистого искусства. Его теле- и радиоэфиры отчасти позволяют приоткрыть «творческую лабораторию». Так, в одной из радиопередач он рассказал о мыслящей ракете: «...я подошел к ракете, говорю — парень, о чем ты думаешь, она говорит — о Вашингтоне думаю <...> Ракета говорит мне, да, задумчивая ракета». Эта импровизация отсылает к эпизоду из «Надписи»: в боеголовках ракет средней дальности «дремали кошмарные сны о сожженном Париже, провалившемся в преисподнюю Риме, расплавленном Лондоне». Одушевление машин — давняя особенность Проханова. Возможно, результат увлечения Платоновым, хотя цитата говорит скорее о природной склонности к технократизму и одухотворению оружия.

Лучше всего Проханову удаются описания разного рода монстров и всего, что связано с насилием. Взгляд Проханова на мир — взгляд неординарного художника, наделенного зрением Брейгеля-старшего или Иеронима Босха.

Проханов демонизирует противника буквально, «враги» русского народа и русского государства предстают омерзительными монстрами. На демонстрации «демократов» в 1991 году сокрушать коммунизм шли колючие ежи, огромные жуки-носороги, «проткнувшие своим острием безжизненные тела прохожих», птицы с пеликаньими клювами, «в которых они держали оторванные детские ручки и ножки». Все небо над «демократами» было «в бесчисленных росчерках птеродактилей, острокрылых демонов, зубастых химер» («Последний солдат Империи», 2003). Образы разрушителей красной империи, Горбачева, Ельцина, Шеварднадзе, парящие в московском небе 1993 года, напоминают уродливые рыбьи эмбрионы («Красно-коричневый»), Вообще, господство демонов-«либералов» в воздухе — один из наиболее распространенных образов у Проханова. В романе «Экстремист», на фуршете русофобов воздушное пространство заполнено летающими демонами, напоминающими то насекомых, то «червеобразные знаки и буквы». В «Крейсеровой сонате» над порабощенной Россией летит американский космический корабль «Колумбия».

Не случайно лучшие произведения Проханова — военные: ранние — «Охотники за караванами», «Мусульманская свадьба», — и написанные не так давно «Идущие в ночи», «Чеченский блюз». Более того, наиболее удачные сцены его «политических» романов также связаны с войной: сражение за дагестанское село в «Гексогене», бой советских пограничников с китайцами в «Надписи». Военная проза несколько дисциплинирует Проханова, умеряет избыточность его метафор, а картины насилия, жестокости отталкивавшие читателя его «политических» романов органично вписываются в кровавый абсурд войны.

Поздний Проханов открыто упивается красотой разрушения. Даже в мирное время его герой мечтает о войне: «К Нью-Йорку примчится раскаленный болид <...> Накроет город огромной ядовитой медузой. Зарябит взрывной волной поверхность океана, оставляя вместо города оплавленную красную яму, гаснущий синий пепел, гнилые зубы обломанных небоскребов» («Надпись»). Журналист Коробейников даже представляет себя авианесущим крейсером, чьи ракеты превратят «авианосец противника в жидкую текучую сталь».

Эстетика насилия у писателя выходит далеко за рамки военной прозы. Позднее творчество Проханова, если не считать его бесконечных лирических отступленнй-«обмо-роков», в значительной степени отвечает принципам этой эстетики. Столкновение лимоновцев с ОМОНом в «Холме» отдает описанием бойни: «Звук был такой, какой бывает при ударе топора в кусок мяса, хлюпающий, брызгающий соком расплющенных хрящей и волокон». Во время дискуссии на телешоу Коробейников сравнивает оппонента-либерала с палачом: «Вы <...> четвертовали страну. Подняли ее на дыбу, выкололи ей глаза, пронзили спицей печень».

Железо и кровь — стихия Проханова. В пространстве насилия он чувствует себя превосходно, как хороший боксер на ринге. Именно ненавистные годы реформ создали нынешнего Проханова. Успешный, но не самый заметный советский писатель, он после 1991 года обрел новую жизнь. Прозаик-технократ, соцреалист и баталист стал «паладином красной империи» и провозвестником «пятой империи». Жизнь непримиримого оппозиционера вдохновляет его. Навязчивый (до патологии) антисемитизм и сталинизм Проханова делают его фигурой одиозной, а своеобразная творческая манера заставляет многих критиков говорить о графомании Проханова. Несмотря на это, он остается одной из немногих ярких, оригинальных, ни на кого не похожих фигур в современной русской литературе.

Захар Прилепин

Недаром последний в босхианской серии роман Проханова называется «Теплоход «Иосиф Бродский». Теплоход везёт по русской реке упырей и подонков, забравшихся с ногами на шею народа. И среди этой нечестивой компании ходит печальный и мудрый Проханов.

Его дорога, начавшаяся в отрочестве с ромашковым венком на голове, перепоясавшая землю в самых разных направлениях, длится и длится.

Проханов хотел бы добраться до Пятой Империи, Индии своего духа, земле Преображённой русской нации — но теплоход «Иосиф Бродский» туда точно не плывёт.

Никто не знает, посчастливится ли нам попасть в эту самую Пятую Империю, увидим ли мы её белокаменные стены, яростные знамёна и гордые полки...

Но зато лично мне выпало счастье услышать сердце этой Империи, которое пронёс сквозь чёрные времена красивый человек Александр Андреевич Проханов.

В конце концов он сам за время своего путешествия превратился в пароход. На носу парохода — царь-пушка, на борту — несколько русалок, небольшая группа спецназа, несколько великих философов, два или три разведчика, эстетствующие либералы, упрямые монархисты, народоволец с бомбой, казачья часть. На пароходе позволено размахивать любыми знамёнами, в том числе белогвардейскими, махновскими, имперскими, торговыми — но главный флаг всё равно красный, советский. Приглядевшись, можно рассмотреть на борту добрую дюжину звёздочек за сбитые вражеские бомбардировщики, протараненные дредноуты, взятые на абордаж эсминцы. Зияет пробоина, полученная у Белого дома в 93-м, есть пулевая очередь в память о боевых действиях на Рио-Коко, капитанская рубка разнесена «мухой», долетевшей то ли с афганской горы, то ли с третьего этажа порушенной высотки на площади Минутка в Грозном. На теплоходе звучит советский гимн, затем чеченский блюз, затем «Красная Армия всех сильней» и потом еще те русские народные песни, которые поёт сам Проханов и ему тихонько подпевает друг Личутин.

Пароход может продолжать курс в любую непогоду, проходить сквозь ураганы, пересекать реки, полные кислоты, и даже высохшие моря.

Я же говорю, всякий сильный русский писатель, то есть, прошу прощения, пароход чувствует себя нормально в любой среде.

Я очень надеюсь, что он достигнет Пятой Империи. Там будет много солнца, там станет окончательно ясно, что Бог есть, а Россия — вечная.

...Пятая Империя наступит Завтра. И снова будет День...

Время повернулось вспять. Время идёт к нам навстречу.

Произведения, имеющиеся в библиотеке

  1. Проханов, Александр. Ангел пролетел : роман / А. Проханов // Наш современник. — 1991. — № 10, 11.
  2. Проханов, Александр. Афган : лучшая проза о девятилетней войне / А. Проханов. — М. : ЭКСМО, 2008. — 638 с.
  3. Проханов, Александр. В островах охотник : романы / А. Проханов. — М. : Молодая гвардия, 1984. — 399 с. : ил.
  4. Проханов, Александр. Вечный город : роман, повести, рассказы / А. Проханов. — М. : Совет. писатель, 1987. — 590 с.
  5. Проханов, Александр. Виртуоз : роман / А. Проханов // Роман-газета. — 2010. — № 3, 4.
  6. Проханов, Александр. Время золотое : роман / А. Проханов // Наш современник. — 2013. — № 6, 7.
  7. Проханов, Александр. Время полдень ; Место действия романы / А. Проханов. — М. : Худож. лит., 1986. — 559 с.
  8. Проханов, Александр. Гибель красных богов : роман / А. Проханов. — М. : ЭКСМО, 2007. — 477 с. — (Последний солдат империи).
  9. Проханов, Александр. Горящие сады : романы / А. Проханов. — М. : Совет. писатель, 1985. — 608 с.
  10. Проханов, Александр. Господин Гексоген : роман / А. Проханов. — М. : Ад Маргинем, 2002. — 474 с.
  11. Проханов, Александр. Дворец : роман / А. Проханов // Наш современник. — 1994. — № 3.
  12. Проханов, Александр. Дерево в центре Кабула : роман / А. Проханов. — М. : Совет. писатель, 1982 . — 240 с.
  13. Проханов, Александр. Желтеет трава : повесть и рассказы / А. Проханов. — М. : Совет. писатель, 1974. — 343 с.
  14. Проханов, Александр. Записки на броне : роман, повести / А. Проханов. — М. : Правда, 1988. — 464 с.
  15. Проханов, Александр. И вот приходит ветер : роман / А. Проханов. — М. : Совет. писатель, 1985. — 288 с.
  16. Проханов, Александр. Идущие в ночи : роман / А. Проханов // Наш современник. — 2001. — № 1, 2.
  17. Проханов, Александр. Кандагарская застава / А. Проханов. — М. : ЭКСМО, 2011. — 350 с. — (Неизвестная война Афган).
  18. Проханов, Александр. Кочующая роза : роман / А. Проханов. — М. : Современник, 1983. — 288 с.
  19. Проханов, Александр. Красно-коричневый : роман / А. Проханов // Наш современник. — 1999. — № 1-7.
  20. Проханов, Александр. Программа «Стоглав» : фрагмент романа «Лжецаревич» / А. Проханов // Независимая газ. — 2009. — 19 марта. — С. 4 (Прилож.).
  21. Проханов, Александр. Место действия : рассказы, роман / А. Проханов. — М. : Моск. рабочий, 1983. — 352 с : ил.
  22. Проханов, Александр. Надпись : роман / А. Проханов // Роман-газета. — 2007. — № 3, 4.
  23. Проханов, Александр. Оружейник : рассказ / А. Проханов // Юность. — 1986. — № 7. — С. 16.
  24. Проханов, Александр. Пепел : роман / А. Проханов. — М. : ЭКСМО, 2011. — 382 с. — (Неизвестная война Афган).
  25. Проханов, Александр. Последний солдат империи : Кремлевский Апокалипсис / А. Проханов. — М. : Ковчег, 1993. — 429 с. — (Русская рулетка).
  26. Проханов, Александр. Последний солдат империи : роман / А. Проханов // Наш современник. — 1993. — № 7-9.
  27. Проханов, Александр. Рисунки баталиста : роман / А. Проханов. — М. : молодая гвардия, 1989. — 270 с.
  28. Проханов, Александр. Русский / А. Проханов. — -М. : ЭКСМО, 2011. — 367 с.
  29. Проханов, Александр. Русский : роман / А. Проханов // Сибирские огни. — 2011. — № 11, 12.
  30. Проханов, Александр. Светлей лазури : повести и рассказы / А. Проханов. — М. : Молодая гвардия, 1986. — 319 с.
  31. Проханов, Александр. Слово, пронесенное сквозь ад / А. Проханов. — М. : ИТРК, 1999. — 271 с.
  32. Проханов, Александр. Сон о Кабуле : роман / А. Проханов // Наш современник. — 2000. — № 3. — С. 33.
  33. Проханов, Александр. Стеклодув. Война страшна покаянием : роман / А. Проханов. — М. ЭКСМО, 2010. — 350 с. — (Неизвестная война Афган).
  34. Проханов, Александр. Стеклодув : роман / А. Проханов // Наш современник. — 2010. — № 8. — С. 7.
  35. Проханов, Александр. Там, в Афганистане...: романы / А. Проханов. — М. : Воениздат, 1988. — 607 с.
  36. Проханов, Александр. Третий тост : новеллы / А. Проханов. — М. : Воениздат, 1991. — 543 с.
  37. Проханов, Александр. Убить отца : рассказ / А. Проханов // Огонек. — 2005. — № 13. — С. 48-52.
  38. Проханов, Александр. Человек Звезды : роман / А. Проханов // Роман-газета. — 2013. — № 1.
  39. Проханов, Александр. Человек Звезды : роман / А. Проханов // Наш современник. — 2012 — № 7. — С. 10.
  40. Проханов, Александр. Чеченский блюз : роман / А. Проханов // Наш современник. — 1998. — № 8, 9.
  41. Проханов, Александр. Шестьсот лет после битвы : роман / А. Проханов. — М. : Совет. писатель, 1990. — 427 с. : ил.
  42. Проханов, Александр. Экстремист : роман-фантасмагория / А. Проханов // Наш современник. — 2007. — № 9, 10.

Публикации об Александре Проханове и его творчестве

  1. Гамов, А. Это я украл и сжег Беловежское соглашение... / А. Гамов // Комсомольская правда. — 2013. — 26 февр. — С. 1, 8-9.
  2. Мельман, А. Красно-коричневый пророк / А. Мельман // Московский комсомолец. — 2013. — 25 февр. — С. 1, 5.
  3. Лесин, Е. Шива в птичьем оперенье / Е. Лесин // Независимая газ. — 2013. — 21 февр. — С. 1 (Прилож.).
  4. Татаринов, А. Воин в стане русских певцов / А. Татаринов // Литературная газ. — 2013. — № 8. — С. 1, 4.
  5. Цепляев, В. Куда летишь, Россия? / В. Цепляев // Аргументы и факты. — 2013. — № 8. — С. 3.
  6. Тюренков, М. Кремлевский ковчег не должен сесть на мель / М. Тюренков // Культура. — 2012. — № 36. — С. 3.
  7. Глушик, Е. Кто на свете всех... / Е. Глушик // Литературная Россия. — 2012. — № 39. — С. 8-9.
  8. Часть битвы : Александр Проханов // Лит. газ. — 2012. — № 25. — С. 5.
  9. Володин, А. Массовые технологии / А. Володин // Аргументы и факты. — 2012. — № 20. — С. 8.
  10. Истомина, Е. Н. Сравнение в художественной речи А. А. Проханова / Е. Н. Истомина, С. С. Кувалина // Проблемы жанра и стиля в литературе и фольклоре : сборник. — Курган, 2011. — С. 29-42.
  11. Дардыкина, Н. Монархий советского строя / Н. Дардыкина // Моск. комсомолец. — 2009. — 3 дек. — С. 7.
  12. Беляков, С. Этюд в красно-коричневых тонах / С. Беляков // Вопросы литературы. — 2009. — № 5. — С. 44-57.
  13. Медиум и хроникер // Независимая газ. — 2009. — 3 сент. — С. 2. (Прилож.)
  14. Исповедь «прикольного динозавра» // Лит. газ. — 2009. — № 3/4. — С. 5.
  15. Беляков, С. Александр Проханов — военкор / С. Беляков // Новый мир. — 2008. — № 9. — С. 172-179.
  16. Прилепин, З. Кочующий теплоход «Александр Проханов» / З. Прилепин // Лит. газ. — 2008. — № 8. — С. 6.
  17. Прилепин, З. Отец Эдуард и деда Саша на фоне космоса / З. Прилепин // Независимая газ. — 2008. — 28 февр. — С. 1 (Прилож.)
  18. Беляков, С. Комната ужаса / С. Беляков // Новый мир. — 2008. — № 1. — С. 162-164.
  19. Данилкин, Л. Командировка на войну / Л. Данилкин // Книжное обозрение. — 2007. — № 40. — С. 23.
  20. Киреев, Р. Александр Проханов / Р. Киреев // Знамя. — 2007. — № 5. — С. 150-153.
  21. Архангельский, А. Лагерная симфония / А. Архангельский // Огонек. — 2006. — № 44. — С. 24-25.
  22. Быков, Д. За меня пишут два безумных негра / Д. Быков // Собеседник. — 2005. — № 41. — С. 16-17.
  23. Огрызко, В. Человек-оркестр / В. Огрызко // Лит. Россия. — 2005. — № 7. — С. 6.
  24. Басинский, П. Последний солдат декаданса / П. Басинский // Лит. газ. — 2004. — № 40. — С. 11.
  25. Проханов Александр // Минералов, Ю. И. История русской литературы 90-е годы ХХ века / Ю. И. Минералов. — М., 2002. — С. 109-113.
  26. Ремизова, М. Ведь вы этого достойны... / М. Ремизова // Континент. — 2002. — № 113. — С. 365-374.
  27. Чупринин, С. После драки / С. Чупринин // Знамя. — 2002. — № 10. — С. 192-197.
  28. Трубадур Красной империи // Лит. газ. — 2002. — № 25. — С. 7.
  29. Пирогов, Л. Дело рук утопающих / Л. Пирогов // Лит. газ. — 2000. — № 38. — С. 10.
  30. Жуков, А. Когда мы умели летать / А. Жуков // Слово. — 1998. — № 1. — С. 95.
  31. Алтунян, А. Проханов и Янов / А. Алтунян // Вопросы литературы. — № 5. — С. 59.
  32. Басинский, П. Случай Проханова / П. Басинский // Лит. газ. — 1992. — № 7. — С. 4.
  33. Личутин, В. Семьдесят лет битвы / В. Личутин // Москва. — 1989. — № 4. — С. 174-183.
  34. Вирен, Г. Когда приходит ветер / Г. Вирен // Октябрь. — 1985. — № 4. — С. 197-202.

Леонид Юзефович — лауреат премии 2001 года

Леонид Юзефович родился в 1947 году в Москве, но детство и юность прожил в Перми. После окончания Пермского университета служил в армии в Забайкалье. В армии впервые заинтересовался буддизмом, Монголией, биографией барона Унгерна, написал первый исторический роман, до сих пор не опубликованный. С1975 года по настоящее время работает учителем истории. В 1981 году защитил кандидатскую диссертацию.

Литературный дебют состоялся в 1977 году в журнале «Урал»: повесть «Обручение с вольностью». Много печатался во второй половине 1980-х, запомнился как автор документального романа о бароне Унгерне «Самодержец пустыни» (1993). Известность к Юзефовичу пришла только в2001 году после издания цикла исторических детективов о сыщике Иване Путилине. За роман «Журавли и карлики» Леонид Юзефович назван лауреатом первой премии «Большая книга» 2009 года.

Юзефович с молодости писал стихи, однако читатель впервые познакомился с ними в 2003 году, когда в журнале «Знамя» была опубликована подборка под названием «Кяхтинский тракт». В последние годы Юзефович работает для телевидения: он написал оригинальный сценарий сериала «Гибель империи» (2004).

Книги Юзефовича переведены на немецкий, итальянский, французский, польский, испанский языки.

Юзефович, Леонид. Князь ветра : [Приключения начальника сыскной полиции Ивана Дмитриевича Путилина] : роман / Л. Юзефович. — М. : Зебра Е, 2005. — 365 с.

Присуждение самой первой премии «Национальный бестселлер» роману Леонида Юзефовича «Князь ветра» было точным и радующим. Умный, остроумный, сложный, богатый, стилистически яркий, познавательный, воспитательный, захватывающий роман. Не просто «в своем роде» шедевр, а прямо-таки явление в современной русской прозе.

В «Князе ветра» совершилась та «возгонка», «сублимация» низового, массового жанра, которая в истории искусства известна как явление, с одной стороны, редкое, с другой — закономерное.

Действительно, детектив — благодатный жанр. Из него очень просто сделать шпионский чемодан с двойным дном. Для публики попроще — занимательный сюжет с трупом, найденным при загадочных обстоятельствах, множество подозреваемых (или, наоборот, ни одного), и умный сыщик, не спеша разматывающий клубок событий. Это обеспечит книжке раскупаемость. Для интеллектуалов же — множество литературных и исторических аллюзий, ускользающих от невежественного ума. И мудрому автору писать интересно, и любому читателю читать не скучно. И волки сыты, и овцы целы.

На первый взгляд, автор написал детектив — как раз такой, какой решительно не берут издатели. Во-первых, действие происходит не здесь и теперь, а в XIX веке, во-вторых, там полным-полно мистики, в-третьих... Хотя нет, с трупами в «Князе ветра» как раз все в порядке, и появляются они с завидной регулярностью.

Роман выстроен виртуозно. Два плана повествования, разделенные по сюжету десятилетиями, — мемуары начальника петербургской сыскной полиции и записки русского военного инструктора при монгольской повстанческой армии — неуклонно сближаются, чтобы сомкнуться в единство и очередной раз доказать дорогую автору мысль, что «все движется в одном ритме, все связано со всем, если чувствуешь этот ритм, солгать невозможно».

Композиция у Юзефовича достаточно сложна. «Князь ветра» не просто «роман в романе». Это роман в романе плюс еще один роман и плюс еще одна параллельная сюжетная линия. Литератор Сафонов командирован петроградским издателем записывать воспоминания бывшего известного сыщика Ивана Дмитриевича Путилина. Иван Дмитриевич рассказывает Сафонову о загадочном убийстве писателя Николая Каменского, творившего детективы-однодневки под псевдонимом Н.

Добрый и избравшего прототипом главного героя этих однодневок самого Путилина. Параллельно с рассказом Путилина в тексте «Князя ветра» идут главы «Из записок Солодовникова», опосредованно связанные с основной интригой жутковатые описания монгольских реалий. Убийство Каменского произошло при столь загадочных обстоятельствах, что здесь явно не обошлось без нечистой силы — то ли Сатаны, то ли его буддистского аналога Чжамсарана.

Вообще начинкой для второго дна у Леонида Юзефовича служит монгольский фольклорно-исторический материал. Не берусь судить, насколько верно изложена система мифологических представлений монголов, да это, наверное, и не так важно: в «Князе ветра» христианство, буддизм, реально живший Иван Сергеевич Тургенев и вымышленный писатель Николай Каменский, якобы подаривший Тургеневу «красных собак» для «Отцов и детей», тесно спутаны в одном клубке. И не только они: вдруг выясняется, что архангел Михаил, будда Майдари и китайский божок Милэ — тоже одно лицо, «владыка будущего»...

Автор иронизирует над стереотипами, выведенными в бульварных романах Н. Доброго (читай — и в современных бульварных романах). Одного Леонид Юзефович не учел: детектив — жанр не только благодатный, но и простодушный. Ирония в большом количестве, как кислота, разъедает саму ткань повествования.

Произведения, имеющиеся в библиотеке

  1. Юзефович, Леонид. Бабочка, 1989 г. : рассказ / Л. Юзефович // Знамя. — 1994. — № 5. — С. 54-66.
  2. Юзефович, Леонид. Греческий огонь : глава из повести / Л. Юзефович // Литературная газ. — 2007. — № 51. — С. 15.
  3. Юзефович, Леонид. Гроза. 1987 г. / Л. Юзефович // Дружба народов. — 2002. — № 6. — С. 50.
  4. Юзефович, Леонид. Дом свиданий : Приключения сыщика Ивана Дмитриевича Путилина / Л. Юзефович. — СПб. ; М. : Лимбус Пресс, 2007. — 307 с.
  5. Юзефович, Леонид. Журавли и карлики : роман / Л. Юзефович. — М. : АСТ : Астрель ; Владимир : ВКТ, 2010. — 478 с.
  6. Юзефович, Леонид. Журавли и карлики : роман / Л. Юзефович // Дружба народов. — 2008. — № 7-9.
  7. Юзефович, Леонид. «Как в польских обычаях ведется...» / Л. Юзефович. — М. : Международные отношения, 1988. — 214 с.
  8. Юзефович, Леонид. Клуб «Эсперо» / Л. Юзефович. — М. : Легпромбытиздат, 1990. — 492 с.
  9. Юзефович, Леонид. Князь ветра : [Приключения начальника сыскной полиции Ивана Дмитриевича Путилина] : роман / Л. Юзефович. — М. : Зебра Е, 2005. — 365 с.
  10. Юзефович, Леонид. Князь ветра : роман / Л. Юзефович // Дружба народов. — 2000. — № 1, 2.
  11. Юзефович, Леонид. Колокольчик. 1990 г. : рассказ / Л. Юзефович // Знамя. — 1994. — № 11. —С. 142-153.
  12. Юзефович, Леонид. Костюм Арлекина : Приключения сыщика Ивана Дмитриевича Путилина / Л. Юзефович. — СПб. ; М. : Лимбус Пресс, 2007. — 294 с.
  13. Юзефович, Леонид. Обручение с вольностью : повести, роман / Л. Юзефович. — Екатеринбург : Сократ, 2006. — 373 с. : ил. — (Мой исторический роман).
  14. Юзефович, Леонид. Последний звонок : роман, повесть, рассказы / Л. Юзефович. — М. : Астрель, 2012. — 510 с.
  15. Юзефович, Леонид. Поздний звонок. 1995 : рассказ / Л. Юзефович // Знамя. — 2011. — № 8. — С. 118.
  16. Юзефович, Леонид. Путешествие в Эрдене-Дзу : рассказ / Л. Юзефович // Нева. — 2007. — № 8. — С. 69.
  17. Юзефович, Леонид. Самодержец пустыни : феномен судьбы барона Р. Ф. Унгерн-Штернберга / Л. Юзефович. — М. : Эллис Лак, 1993. — 271 с.
  18. Юзефович, Леонид. Триумф Венеры. Знак семи звезд : романы / Л. Юзефович. — Пермь : Урал-Пресс, 1994. — 395 с. : ил. — (Криминальная коллекция).
  19. Юзефович, Леонид. Язык звезд : рассказ / Л. Юзефович // Знамя. — 2007. — № 6. — С. 61.

Рецензии

  1. Кравченко, Т. Водка и огурец в одном флаконе / Т. Кравченко // Лит. газ. — 2000. — № 9. — С. 10.

Публикации о Леониде Юзефовиче и его творчестве

  1. Юзефович, Л. Надо принять в себе обе крайности / Л. Юзефович // Огонек. — № 38. — С. 26-27.
  2. Никто не знает, что будет с Россией // Литературная Россия. — 2012. — № 25. — С. 3.
  3. Человек — шире идейных убеждений // Лит. учеба. — 2012. — № 1. — С. 4-9.
  4. Леонид Юзефович о Монголии, самозванцах и литературе // Читаем вместе. — 2010. — № 12. — С. 8-9.
  5. Знобищева, М. Хроника вечной битвы / М. Знобищева // Вопросы литературы. — 2010. — № 3. — С. 241-254.
  6. В идее всеобщего покаяния присутствует дух бессмертной пошлости // Культура. — 2009. — № 48. — С. 4.
  7. Задача литературы — свидетельствовать о времени // Известия. — 2009. — 30 ноября. — С. 7.
  8. Идущие в поисках по снегу вымерли // Лит. газ. — 2007. — № 51. — С. 15.
  9. Абашеева, М. Тайны Леонида Юзефовича / М. Абашеева // Новый мир. — 2004. — № 5. — С. 166-170.
  10. Иваницкая, Е. Все связано со всем : О прозе Леонида Юзефовича / Е. Иваницкая // Дружба народов. — 2003. — № 7. — С. 194-200.
  11. Литература — не ремесло, но это и не искусство // Литературная Россия. — 2001. — № 43. — С. 3.
  12. Юзефович, Л. Интерес к ретродетективу — признак стабильности в обществе / Л. Юзефович // Книжное обозрение. — 2001. — № 25/26. — С. 3.

Составитель: гл. библиограф Пахорукова В. А.

Верстка: Артемьева М. А.


Система Orphus

Решаем вместе
Хочется, чтобы библиотека стала лучше? Сообщите, какие нужны изменения и получите ответ о решении
Я думаю!