Версия для печати

Историк — значит патриот. (К 200-летию Николая Ивановича Костомарова)

Библиографическое пособие. Курган. 2017

В 2017 году исполняется 200 лет со дня рождения историка и писателя Николая Ивановича Костомарова. Сложный и неоднозначный жизненный путь прошел Николай Иванович. Современник А. И. Герцена, Т. Г. Шевченко, Н. Г. Чернышевского, Н. А. Добролюбова, Костомаров был ученым, писателем, фольклористом, трудами и жизнью определившим свое место в отечественной науке и культуре. Многочисленные его монографии, статьи, очерки содержат идеи, образы, картины времен создания Русского государства, укрепления его экономических и культурных позиций, а также истории Украины периода формирования и становления украинского народа, его борьбы за независимость и национальную самобытность. Вместе с тем Костомаров никогда не был пассивным созерцателем своего времени. Он жил в гуще событий, стремясь своими произведениями и деятельностью содействовать движению общества вперед.

Глубоко вдумываясь, почти вживаясь в изучаемую им старину, он воспроизводил ее в своих работах такими яркими красками, в таких выпуклых образах, что она привлекала читателя и неизгладимыми чертами врезывалась в его ум. В лице Костомарова счастливо соединялись историк-мыслитель и художник — и это обеспечило ему не только одно из первых мест в ряду русских историков, но и наибольшую популярность среди читающей публики.

В. А. Мякотин

Тернистый путь к славе

Костомаров родился 16 мая 1817 г. в селе Юрасовка Ольховатского района Воронежской области. Его мать, Татьяна Петровна Мельникова, была крепостной помещика И. П. Костомарова. Презрев все тогдашние устои, он, спустя три месяца после рождения сына, обвенчался с его матерью, и таким образом она освободилась от крепостной зависимости. Участник взятия Измаила и других сражений под командованием А. В. Суворова, прошедший пол-Европы и проникшийся просветительными идеями, Иван Петрович зачитывался сочинениями Ж. Л. д’Аламбера, Д. Дидро, Вольтера и других энциклопедистов XVIII века. В доме чтили В. А. Жуковского, А. С. Пушкина. Позже Николай Иванович вспоминал: «В политических и социальных понятиях моего покойного родителя господствовала какая-то смесь либерализма и демократизма с прадедовским барством. Он любил толковать всем и каждому, что все люди равны, что отличие по породе есть предрассудок, что все должны жить как братья; но это не мешало ему, при случае, показать над подчиненными и господскую палку или дать затрещину, особенно в минуты вспыльчивости, которую он не умел сдерживать; зато, после каждой такой выходки, он просил извинения у оскорбленного слуги, старался чем-нибудь загладить свою ошибку и раздавал деньги и подарки».

И. П. Костомаров стремился дать сыну образование. После неплохой домашней подготовки он был отдан в частный пансион в Москве. В июле 1828 г. Иван Петрович был убит крепостными. Учение пришлось прервать. Объявились наследники, братья Ровневы, которые не собирались освобождать его сына из крепостной зависимости. После сложных переговоров Татьяна Петровна согласилась, чтобы ей выплатили вдовью часть в размере 50 тыс. рублей. Ровневы, получив 14 тыс. десятин земли и крепостных, дали ее сыну вольную. Татьяна Петровна определила сына в частный пансион в Воронеже. В 1831 г. он был принят в третий класс местной гимназии, а после окончания ее в 1833 г. поступил в Харьковский университет. В Харьковском университете, Костомаров провел четыре года, с 1833 по 1836 год. На сером фоне бездарных профессоров университета выделялись незаурядными талантами профессор всеобщей истории Михаил Михайлович Лукин и знаменитый филолог, будущий академик Петербургской академии наук Измаил Иванович Срезневский. Именно они привили студенту любовь к истории, литературе и этнографии.

Окончив в 1837 г. университет со степенью кандидата, Костомаров определился на службу в Кинбурнский драгунский полк в Острогожске. Но уже скоро он понял, что военная служба ему чужда. Впрочем, пребывание в Острогожске имело и свою положительную сторону: ему удалось познакомиться здесь с богатым архивом уездного суда. В нем сохранились старые дела бывшего казачьего полка. Работа над ними так захватила Костомарова, что он забыл о службе, а вскоре и оставил ее. В Острогожске Костомаров впервые непосредственно соприкоснулся с источниками. Зародившееся тогда волнующее чувство от чтения старых бумаг пронес он через всю жизнь. Здесь им была задумана история Слободской Украины, которая, к сожалению, так и осталась ненаписанной.

Осенью 1837 г. Николай Иванович возвратился в Харьков. Начался новый период его жизни. Слушая лекции в университете, штудируя исторические произведения, он о многом задумывался, и в первую очередь — о роли простого народа в историческом процессе. Уже в то время история сделалась для него «любимым до страсти предметом». Он вспоминал впоследствии: «Читал много всякого рода исторических книг, вдумывался в науку и пришел к такому вопросу: отчего это во всех историях толкуют о выдающихся государственных деятелях, иногда о законах и учреждениях, но как будто пренебрегают жизнью народной массы? Бедный мужик, земледелец-труженик как будто не существует для истории; отчего история ничего не говорит о его быте, о его духовной жизни, о его чувствованиях, способе его радостей и печалей? Скоро я пришел к убеждению, что историю нужно изучать не только по мертвым летописям и запискам, а и в живом народе».

С большим усердием Костомаров взялся изучать все, что говорилось о народе, его месте в истории. Немалую роль в этом сыграло его тесное общение с такими известными литераторами и учеными, как филолог, славист, историк, палеограф И. И. Срезневский; профессор Харьковского университета, первый прозаик новой украинской литературы Г. Ф. Квитка-Основьяненко; поэт, фольклорист, ученый А. Л. Метлинский и др. Костомаров изучал изданные сборники украинских народных песен и дум, с увлечением читал повести Квитки-Основьяненко, Гоголя и под их впечатлением сам взялся за перо. Уже в 1838 г. он написал и издал под псевдонимом Иеремия Галка свое первое драматическое произведение «Савва Чалый», написанное на украинском языке. В следующем году вышел сборник его стихотворений, написанных также на украинском языке, — «Украинские баллады», затем появились сборник малорусских стихотворений «Ветка» и другие издания.

В 1840 году Костомаров успешно сдал экзамены на степень магистра, а через год представил диссертацию о Брестской церковной унии 1596 года. Она-то и доставила ему очередную неприятность. Ее защита не состоялась: содержание труда, его идеи были враждебно встречены харьковским архиепископом Иннокентием Борисовым, не нашли они поддержки и у известного историка охранительного направления Николая Герасимовича Устрялова. Окончательный вердикт вынес министр просвещения Сергей Семенович Уваров, распорядившийся сжечь все отпечатанные экземпляры диссертации.

Новую диссертацию, на этот раз на менее острую тему, — «Об историческом значении русской народной поэзии» — Николай Иванович защитил в 1844 году. В ней Костомаров высказал мысль, которой придерживайся потом на протяжении всего творческого пути, — о необходимости изучать жизнь народа. Внимание молодого ученого привлекло одно из важнейших событий в истории Украины, на столетия определившее ее судьбу — борьба украинского народа под водительством Богдана Хмельницкого за воссоединение с Россией.

Однако от разработки этой темы пришлось отказаться; трудовая жизнь Костомарова началась не с научной, а с преподавательской деятельности — он был назначен учителем истории в Ровенскую гимназию. Тянуть, однако, лямку учителя провинциальной гимназии Николаю Ивановичу довелось всего несколько месяцев. Он быстро завоевал репутацию знающего свой предмет преподавателя и блестящего лектора, и это обеспечило ему новое назначение — в Первую Киевскую гимназию. Но и здесь он задержался ненадолго — его ждала кафедра русской истории в Киевском университете. День избрания на кафедру, вспоминал позже Костомаров, «был один из самых светлых и памятных дней моей жизни. Университетская кафедра давно уже для меня была желанной целью, которой достижения, однако, я не надеялся так скоро».

Действительно, молниеносная карьера Николая Ивановича поражает воображение: за год с небольшим он проделал путь от учителя захолустной гимназии до профессора Киевского университета. Перед молодым человеком, полным энергии, не достигшим еще и тридцати лет, открывалась блестящая перспектива на научном и преподавательском поприщах. Но именно в это время на Николая Ивановича обрушился удар судьбы — по существу, трагедия, которая не только разрушила научные планы Костомарова, но и сломала намечавшуюся семейную жизнь.

А дело было так. В Киеве Костомаров познакомился с коллежским секретарем Николаем Ивановичем Гулаком, с автором «Кобзаря» поэтом Тарасом Григорьевичем Шевченко, студентом Киевского университета Василием Михайловичем Белозерским, титулярным советником Пантелеймоном Александровичем Кулишом и другими. Сойдясь с ними ближе, он обнаружил много общего в их и своих взглядах на будущее славянского мира. Общение вылилось в создание тайной политической организации, названной Кирилло-Мефодиевским Обществом — по имени создателей славянской письменности. Это произошло в конце 1845 — начале 1846 годов.

Программа общества, составленная Костомаровым, предусматривала идею братского единения всех славянских народов на демократической основе. Это предусматривало ликвидацию крепостного права, установление равенства всех сословий, освобождение славянских народов от австрийского и османского ига и, наконец, создание славянской федерации свободных народов под эгидой России. Общество не ставило никаких революционных целей, а намеревалось действовать методом пропаганды идей, заниматься общественно-просветительской деятельностью.

Но не успело общество приступить к реализации своих намерений, как его члены по доносу студента Петрова, подслушивавшего их беседы, были арестованы и заключены в Петропавловскую крепость в Петербурге. Доносчик явно сгущал краски и приписывал членам кружка намерения, о которых они не помышляли, и тем не менее III отделение канцелярии его императорского величества признало Костомарова виновным и с согласия Николая I определило наказание: после годичного заключения в Петропавловской крепости отправить в ссылку в Саратов с запрещением печатать сочинения. Шевченко был отправлен рядовым в отдельный Оренбургский корпус, а Гулак должен был отбыть трехлетнее заключение в крепости. На этом фоне меру наказания, полученную Костомаровым, следует признать мягкой.

Арест и ссылка Костомарова обернулись для него личной трагедией на долгие годы. Он был помолвлен с Алиной Леонтьевной Крачельской. Однако назначенная на 30 марта 1847 года свадьба не состоялась из-за ареста жениха. В том же году Алина Леонтьевна вместе с матерью отправилась в Петербург. Во время свидания с заключенным она дала обет ждать дня, когда он окажется на свободе, чтобы оформить брачные узы. Мать Алины рассудила иначе. Она велела дочери снять с пальца обручальное кольцо и бросила его в Неву, сказав при этом: «Не надейся! Надежда есть удел дураков ». По настоянию матери дочь в 1851 году вышла замуж.

В 1875 году Костомарову суждено было вновь встретиться с Алиной Леонтьевной. К этому времени она овдовела, имела трех дочерей. Жениху (а он так и не женился все эти годы) исполнилось 58. Он выглядел больным, этот полуслепой человек. Однако взаимная привязанность сохранилась, и в мае 1875 года они обвенчались. Последние 10 лет жизни Николай Иванович провел, окруженный трогательной заботой своей супруги. Более того, она сделалась для полуслепого историка незаменимой помощницей — он, почти полностью утративший зрение, диктовал ей свои последние сочинения: «Историю России в жизнеописаниях ее важнейших деятелей» и «Автобиографию». Замечу, Николай Иванович, видимо, унаследовал характер отца, отличался вспыльчивостью, так что его матери и жене часто доводилось испытывать гнев легко возбудимого сына и мужа.

В саратовской ссылке все свободное время, которого у него было немало, Костомаров отдавал занятию историей. Он занялся изучением движения Богдана Хмельницкого, Источники на польском и латинском языках присылал ему для монографии граф Свидзинский, владевший богатейшей библиотекой. В Саратове же он закончил работу над «Очерком торговли Московского государства в XVI-XVII столетиях». Там же он начал трудиться над «Бунтом Стеньки Разина» и «Очерками домашней жизни и нравов великорусского народа в XVI и XVII столетиях».

Смерть Николая I вызвала перемены в судьбе ссыльного. Костомаров обратился к Александру II с прошением, в котором заявлял, что он в течение восьми лет «сносил бремя наказания с терпением и единственным утешением для меня осталось то, что в продолжении этого времени я не имел несчастия навлечь на себя неблаговоления начальства». Прошение заканчивалось словами призыва: «Государь-отец! Удостойте оком сострадания одного из заблуждавшихся, но истинно раскаявшихся детей великого Вашего семейства русского, соизвольте предоставить мне право служить Вам, Государь, и жительствовать невозбранно во всех местах Российской империи Вашего Императорского Величества».

Император Александр II удостоил Николая Ивановича «оком сострадания»: ему было разрешено переселиться в столицу и печатать труды. Саратовская ссылка, видимо, сопровождалась глубокими переживаниями, повлиявшими на здоровье ссыльного, которое никогда не отличалось крепостью. Вернувшийся из ссылки Шевченко не узнал его при первом свидании до тех пор, пока тот не назвал своего имени.

Когда ушел в отставку академик Устрялов, Костомаров получил право занять кафедру истории России в Петербургском университете. 20 ноября 1859 года. Николай Иванович прочел вступительную лекцию, с восторгом встреченную слушателями, а среди них были не только студенты, но и профессора, чиновники министерства. Казалось бы, начинался очередной взлет карьеры ученого. Однако блистательно и неожиданно начатая — после всего пережитого — она столь же неожиданно оборвалась. Но об этом несколько позже.

Лекторский талант Костомарова быстро завоевал ему авторитет и любовь у студентов. Известный член общества «Земля и Воля» Лонгин Федорович Пантелеев вспоминает о своих впечатлениях от лекций Костомарова: «Голос у него, если можно так выразиться, бабий, притом несколько надтреснутый, но замечательное умение располагать материал, подкреплять и окрашивать свою мысль характерными местами летописей или документов, неподражаемое искусство передавать слова современников их тоном, придавало изложению особую живость и интерес. Вы слышали то властную речь барина, то бесхитростное слово человека из народа — все это до такой степени очаровывало слушателей, что на лекциях Николая Ивановича буквально можно было слышать, как муха летит».

Восторженные студенты часто после окончания лекции выносили Николая Ивановича на руках. Популярность Костомарова в студенческой среде, видимо, объяснялась еще и тем, что вокруг его имени витал ореол человека, преследуемого правительством.

Триумф профессорской популярности Костомарова прервали те же студенты, отвернувшиеся от него в 1862 году. В начале этого года университет из-за студенческих волнений прекратил занятия. Студенты организовали курсы публичных лекций, идентичных университетским. Это был так называемый «свободный университет», в котором читал лекции и Костомаров.

5 марта 1862 года с лекцией «Тысячелетие России» выступил профессор П. В. Павлов. Лекция к тому времени была опубликована, следовательно, уже подверглась цензуре, не обнаружившей в ней ничего предосудительного. Однако во время ее чтения студенты многократно прерывали ее аплодисментами. Возбужденное воображение аудитории «дорисовывало» в ней мысли совсем иные, чем были изложены в тексте. На следующий день Павлова арестовали и предписали ссылку в Кострому. Студенты в знак протеста предложили профессорам прекратить чтение лекций. Костомаров вместе с другими профессорами ходатайствовал перед министром народного просвещения об освобождении Павлова от сурового наказания, но не пожелал отказаться от чтения лекций. Студенты осудили его поступок.

Этот инцидент со студентами описал в своей «Автобиографии» и сам Костомаров. В ответ на протестующие крики студентов он заявил им с кафедры: «Эти крики и свистки меня не огорчают; я служу науке и высоко ценю всякую свободу мнений, но подчиняюсь законным действиям; но я не могу сочувствовать этому псевдолиберализму, который пытается насиловать совесть и убеждения других».

Происшествие вынудило Костомарова подать в отставку. На этом завершилась недолгая университетская деятельность Николая Ивановича. Остававшиеся десятилетия жизни он полностью посвятил науке.

Думается, что при объяснении причин ухода Костомарова из университета надобно учитывать не только его протест против любой формы насилия (кстати, арест Павлова и студентов тоже был проявлением деспотизма), но и нежеланием портить наладившиеся отношения с правительством. Не подлежит сомнению, что следствие по делу Кирилло-Мефодиевского общества, заточение в Алексеевский равелин, восемь лет жизни в Саратове ссыльным, запрещение печатать свои труды надломили дух Николая Ивановича. Он, конечно же, не хотел вновь оказаться на положении ссыльного, лишиться права пользоваться архивами старой и новой столиц, печатать свои труды. Об этом говорят и строки письма Костомарова от 1863 года: «Теперь не то время, чтобы играться ссылкой, нужно втихомолку сидеть дома и работать... с правительством нужно, как только можно, в мире жить...»

Да, Николай Иванович не обладал бойцовскими качествами, присущими таким идеологам революционно-демократического направления, как Чернышевский и Белинский. Напротив, он осуждал фанатизм и непримиримость Чернышевского. Признавая незаурядный талант Чернышевского, его способность располагать к себе собеседника, его скромность, простоту, искренность, Костомаров в то же время видел его увлеченность ошибочными идеями: «Это был человек крайностей, всегда стремившийся довести свое направление до последних пределов... Прудоново положение, что собственность есть зло, Чернышевский развивал до крайних пределов, хотя сознавался, что идеал нового общественного строя на коммунистических началах еще не созрел в умах, а достичь его можно только кровавыми разрушительными переворотами».

Уход Костомарова из университета лишил студентов возможности слушать его блестящие лекции, но в конечном счете обернулся благом для исторической науки. Теперь ученый мог сосредоточить всю энергию на работе над монографиями, которых он немало опубликовал за свою творческую жизнь.

Особенно «урожайными» у Костомарова были первые годы после снятия запрета печатать свои труды. Это свидетельство того, что в ссылке он интенсивно работал над монографиями, которые после переезда ученого в Петербург стали выходить одна за другой. В 1857 году — «Богдан Хмельницкий», в следующем году — «Бунт Стеньки Разина», в 1862 году — «Очерк торговли Московского государства в XVI и XVII столетиях» и другие. Показателем высокой работоспособности автора и его не менее высокой плодовитости служит факт выхода в свет в 1867 году первого издания «Исторических монографий и исследований».

Нет смысла останавливаться на каждой из опубликованных работ, а тем более пересказывать их содержание или отмечать достоинства и промахи. Целесообразнее выявить принципы, которыми руководствовался историк при исследовании сюжетов. А они существенно отличались от принципов, которых придерживались историки, трудившиеся в одно с ним время.

Строго говоря, у Костомарова отсутствовала стройная система взглядов на исторический процесс. Исторические воззрения Николая Ивановича отличались фрагментарностью, разрозненностью, отсутствием осмысления исторического процесса, взятого в целом. В его трудах мы не обнаружим комплексного взаимодействия всех элементов, оказывавших влияние на ход истории. В отличие от стройной концепции С. М. Соловьева в исторических воззрениях Костомарова можно обнаружить противоречия, пробелы. И если Н. И. Костомаров оставил заметный след в русской исторической науке, то благодаря талантливым исследованиям конкретных событий отечественной истории, а отнюдь не своим теоретическим трудам.

Удельный вес теоретических работ в творчестве Н. И. Костомарова не велик — к ним по сути относятся две небольшие по объему статьи: «Об отношении русской истории к географии и этнографии» и «Мысли о федеративном начале Древней Руси».

Итак, предметом истории, по Костомарову, должны стать не исторические события, их взаимная связь и влияние, а побудительные мотивы человеческих деяний, раскрытие «души человеческой» или «народного духа». В представлении Костомарова, «душа человеческая» и «народный дух» — категории не исторические, а изначально данные каждому народу, остающиеся неизменными на всем протяжении его истории. Отсюда следует генеральный вывод о первостепенной важности для историка данных этнографии. Поскольку историк не располагает источниками для изучения человеческой души в отдаленном прошлом, то ему предоставлена возможность опрокидывать в это прошлое современные наблюдения этнографов. Иными словами, историк обязан изучать современную жизнь, чтобы, оттолкнувшись от известного, двигаться к неизвестному.

Если С. М. Соловьев, как мы помним, особенность исторического развития народов выводил из особенностей географической среды, а «природу племени» ставил на второе место, то п. И. Костомаров, напротив, придавал решающее значение психическому складу или, пользуясь современной терминологией, — менталитету.

Руководствуясь тезисом о доминирующем влиянии психологического склада людей на историю, Костомаров рисует коллективные портреты трех славянских народов: русского, украинского и польского. Существующие в настоящее время между ними отличия сложились в глубокой древности, в доисторические времена, но дают о себе знать и в новое время.

Русский народ, по Костомарову, наделен такими привлекательными качествами, как дисциплинированность, организованность, тяготение к государственному началу, завершившееся созданием сильного монархического государства. Вместе с тем в психическом складе русского народа есть и такие негативные черты, как рабская покорность, любовь к барину, общинная собственность, «где невинный отвечал за виновного, трудолюбивый работал за ленивого». Не украшали русских и отсутствие твердой веры в Бога, приверженность «к крайнему безверию, материализму».

Украинскому народу, полагал Костомаров, напротив, присущи душевность, любовь к свободе, тяга к природе, «развитое чувство всеприсутствия Божия». В результате русский народ создал свою государственность, в то время как украинский этого сделать не смог и должен был довольствоваться вхождением в состав других государств — сначала Польши, a затем России.

Психическими свойствами поляков Костомаров объяснял судьбу Речи Посполитой, ее исчезновение с географической карты.

Следующий предмет изучения истории — исследование федеративного строя русских земель. «Русское государство, — писал Костомаров в „Автобиографии“, — складывалось из частей, которые прежде жили собственной независимой жизнью и долго после того жизнь частей высказывалась отличными стремлениями в общем государственном строе. Найти и уловить эти особенности народной жизни Русского государства составляло для меня задачу моих занятий историей».

Костомаров насчитал шесть народностей, существовавших на Руси в удельно-вечевой период: южнорусская, северская, великорусская, белорусская, псковская и новгородская. Различия между ними вызывали центробежные силы, стремление обособиться, но центробежным силам противостояли силы центростремительные, поддерживавшие единство Русской земли. Таких сил было три: «1) происхождение, быт и язык; 2) единый княжеский род; 3) христианская вера и единая церковь». В итоге взаимодействия этих сил на Руси сложился федеративный строй, оплотом которого стали южнорусские земли. Однако федеративное начало оказалось бессильным противостоять формировавшейся под эгидой монголо-татар государственности великороссов и в конечном счете пало.

О федеративном начале Костомаров вспомнил в «Бунте Стеньки Разина». Это движение Костомаров рассматривал как запоздалое выступление сил, выражавших федеративное начало: свободу личности, волю живого народа против единообразия, при котором наблюдался «перевес повинности над личной свободой». «В борьбе этих двух укладов русского быта — удельно-вечевого и единодержавного — вся подноготная нашего ст­рого дееписания». Федеративное начало в XVI-XVII столетиях обрело новый облик, оно нашло выражение в казачестве, судорожно сопротивлявшемся новому порядку. В нем воскресали «старые полуугасшие стихии вечевой вольницы», боровшейся против единодержавия. Но у этой вольницы отсутствовали созидательные начала, она бесчинствовала, наводила ужас и в конечном счете была бесплодной.

Исторические взгляды Н. И. Костомарова формировались в годы, когда в отечественной историографии набирала силу так называемая государственная школа. Популярность Н. И. Костомарову создали не его экскурсы в теорию исторической науки, а его конкретные исследования. После смерти Карамзина и до зенита славы В. О. Ключевского Николай Иванович был в России вторым историком, покорившим своими сочинениями сердца читателей. Его сочинения переиздавались множество раз. Ему с удовольствием предоставляли свои страницы журналы, печатавшие сочинения с продолжением в нескольких номерах. Монографии Николая Ивановича выходили отдельными изданиями и переиздавались. Наконец, тремя изданиями было опубликовано собрание сочинений Н. И. Костомарова под общим названием «Исторические монографиии и исследования».

В чем секрет успеха Николая Ивановича? Что привлекало читателя к его трудам? Прежде всего его стремление раскрыть побудительные мотивы человеческих деяний, исследовать не процессы, а живые черты человеческой натуры. Обладая даром художника слова, он создавал не иконописные образы, а живых людей с их достоинствами и недостатками. Живо воспроизводя изучаемую эпоху, историк сопереживал описываемым событиям, пытался наглядно представлять, как они развивались. А чтобы самому проникнуться этим историческим духом, Николай Иванович не ограничивался кабинетными занятиями, анализом и интерпретацией источников в четырех стенах, он отправлялся в путь, стремясь на месте достичь осязаемого восприятия событий, «привязать» их к местности, где он тщательно изучал все — вплоть до рельефа и растительности.

Работая над монографией «Смутное время Московского государства в начале XVII столетия», Костомаров отправился в Кострому и Ярославль, где происходили важнейшие события тех времен. Работа над «Бунтом Стеньки Разина» позвала его в дорогу по Саратовской губернии, чтобы повторить путь разинских ватаг. Он навещал Новгород и Псков, тщательно изучал их топографию перед тем, как сесть за стол и описывать последние дни независимого существования этих феодальных республик.

На страницах трудов Н. И. Костомарова немало заимствованных из источников диалогов и монологов, к месту приводимых цитат из источников, красочных описаний событий. Все это оживляет текст и повышает интерес к нему читателей.

Немаловажное значение в работе Костомарова имел выбор тем. Объектом своего изучения Николай Иванович, как правило, избирал не повседневную жизнь общества, нередко серую и однообразную, а переломные эпохи, насыщенные драматизмом.

Критики Костомарова заметили, что он не всегда точен в воспроизведении фактов, излишне доверчив к фольклору, способен молву выдать за достоверный факт. В этих упреках есть немалая доля истины. Перед автором исторического сочинения, использующим беллетризацию описываемых событий, всегда вставал и встает вопрос: как преодолеть противоречие между художественностью формы и точным изложением фактов и событий? Н. М. Карамзин, как мы помним, преодолевал это противоречие, публикуя в каждом томе приложение источников. Н. И. Костомаров отказался от печатания приложений, но не отказался от своего права на домысел. Своим критикам он отвечал: «Если бы какой-нибудь факт никогда не совершался, да существовала бы вера да убежденность в том, что он происходил, — он для меня был также важным историческим фактом».

Коротко об одном эпизоде в творчестве Н. И. Костомарова, который не прибавил славы к его имени, но, напротив, вызвал протесты самых видных историков того времени. Речь идет об опубликованной в 1862 году статье «Личности смутного времени». В ней автор предпринял попытку развенчать героев борьбы против польской интервенции: Ивана Сусанина, Михаила Васильевича Скопина-Шуйского, Дмитрия Михайловича Пожарского, Козьмы Минина. Сусанина он объявил мифической личностью, Скопина-Шуйского и Пожарского — тусклыми людьми, ничем себя не проявившими, лишенными военных талантов, а Минина заподозрил в корыстолюбии и недобросовестности.

Анализ аргументации Костомарова потребовал бы значительного места и был бы утомительным для читателя-непрофессионала. Сам Николай Иванович вспоминал в «Автобиографии», что его публикация повлекла за собой «целый поток печатных замечаний со всевозможными шпильками». Отметим, что на статьи Костомарова откликнулись все его коллеги-современники: С. М. Соловьев, М. П. Погодин, И. С. Забелин и другие. Резко отрицательный отзыв об этом сочинении высказал Ф. М. Достоевский. Успешно опроверг нигилистическую оценку Костомаровым князя Пожарского С. Ф. Платонов, опубликовавший в 1899 году свои знаменитые «Очерки по истории Смуты в Московском государстве XVI-XVII вв.»

Остается загадкой, что подвигнуло Костомарова на дегероизацию не только названных деятелей Смуты, но и Дмитрия Донского, которого он безосновательно обвинил в трусости. Не стремление ли реабилитировать себя в глазах студентов, освиставших его в начале 1862 года? Напомним, Россия в том году отмечала тысячелетие своего существования, и фигуры подвергшихся нападкам лиц были запечатлены в бронзе на памятнике «Тысячелетие России» в Новгороде. Быть может, статья Николая Ивановича — плод его раздражительности. Оберегая честь мундира, автор позже доказывал, что для него нет ничего дороже истины, что восхваление героев есть, как он позже писал в «Автобиографии», показатель «господства детских взглядов и раболепства перед рутинными убеждениями, основанными на ложном патриотизме». С Костомаровым можно согласиться в одном — некоторые историки, писавшие, например, о Сусанине, в патриотическом рвении действительно измышляли детали его поведения, не зарегистрированные историей. Но какое отношение к этому имели источники, подтверждавшие сам поступок Сусанина?

Заслуживает внимания судьба трудов Н. И. Костомарова в годы советской власти. Труды самого читаемого в стране историка оказались под запретом, а имя их автора предано забвению. Суровая судьба сочинений знаменитого историка была связана с тем, что он был объявлен основоположником украинского буржуазного национализма. Справедливо ли это обвинение? Чтобы опровергнуть его, доказать полную его несостоятельность, достаточно обратиться к двум главнейшим сочинениям Н. И. Костомарова по истории Украины — его «Богдану Хмельницкому» и «Мазепе».

Вклад Н. И. Костомарова в историческую науку не ограничился его 21-томными «Историческими исследованиями и монографиями». Он утвердил свое имя и в археографии, подготовив к печати 11 томов «Актов Юго-Западной России». Этот комплекс документов справедливо считается основным источником по истории Украины с 1266 по 1679 год. Не утратили своего значения и труды историка по этнографии. Если к этому прибавить беллетристические сочинения Николая Ивановича, то разносторонность его дарований станет бесспорной.

В наши дни литературное наследие Костомарова как бы переживает второе рождение — лучшие его сочинения («Русская история в жизнеописании ее главнейших деятелей», «Мазепа», «Очерк домашней жизни и нравов великорусского народа в XVI и XVII столетиях») уже вышли из печати. Дойдет очередь и до других. Свежесть использованных архивных источников и глубина их исследования впечатляют и сегодня.

Произведения Николая Ивановича Костомарова

1. Костомаров, Николай Иванович. Очерк домашней жизни и нравов великорусского народа в XVI и XVII столетиях / Н. И. Костомаров ; авт. очерка о жизни и творчестве Н. И. Костомарова и коммент. Б. Г. Литвак. — М. : Республика, 1992. — 303, [1] с. : портр. — (Летописцы Отечества).

Литература о Николае Ивановиче Костомарове

Книги:

2. Смирнов, Анатолий Филиппович. Великие историки России. Мыслители и правители / А. Ф. Смирнов. — М. : Вече, 2010. — 495, [1] с. : ил.
3. Портреты историков. Время и судьбы. Т. 1 : Отечественная история / Академия исследований культуры ; отв. ред. Г. Н. Севостьянов и Л. Т. Мильская. — М. : Университетская книга ; Иерусалим : Gesharim, 2000. — 431, [1] с. : ил. — (Summa culturologiae : серия основана в 1999 г.).
4. Ключевский, Василий Осипович. Сочинения : в 9 т. Т. 7 : Специальные курсы / Василий Осипович Ключевский ; [послесл. Р. А. Киреевой, коммент. сост. Р. А. Киреева, В. А. Александров, В. Г. Зимина]. — М. : Мысль, 1989. — 509, [3] с.

Статьи из периодических изданий:

5. Холмогоров, Е. Профессиональный украинец / Е. Холмогоров // Свой. — 2017. — Май. — С. 16-19.
6. Бурдакова, Т. Историк — значит патриот / Т. Бурдакова // Техника — молодежи. — 2004. — № 9. — С. 36-39.
7. Ельянов, Е. Создатель «народной истории» : критики исторических трудов Н. И. Костомарова / Е. Ельянов // История. — 2004. — № 13. — С. 14.
8. Ширинянц, А. Николай Иванович Костомаров / А. Ширинянц // Вестник Московского университета. Сер. Политические науки. — 2004. — № 4. — С. 94-95.
9. Павленко, Н. Тернистый путь к славе / Н. Павленко // Наука и жизнь. — 1994. — № 4. — С. 86-93.
10. Зимлинский, В. А. Жизнь и творчество Н. И. Костомарова / В. А. Зимлинский // Вопросы истории. — 1991. — " 1. — С. 234-241.
11. Борисов, Н. Влюбленный в свободу / Н. Борисов // Родина. — 1989. — № 10. — С. 59-62.

Составитель главный библиограф Пахорукова В. А.